— Наверное, сразу после ужина.
— Примерно в какое время?
— Я еще не отнесла все тарелки в лифт. Не позднее восьми.
— А может быть, кто–то разговаривал по телефону?
— Если бы был телефонный звонок, я бы услышала и подошла.
— Но, может быть, кто–то из гостей ходил звонить?
— Может быть, но я не видела и не слышала этого.
— А что делал директор? Откуда он пришел к вам в столовую?
— Он пришел снизу, из кухни. В то время, когда выдается пища, директор всегда находится в кухне и лично наблюдает, чтобы все было в порядке. Сразу после окончания ужина он отдает распоряжения повару и его помощникам. У нас повар и две помощницы, — объяснила пани Рузя.
— А после разговора с вами директор поднялся наверх?
— Нет. Он вернулся вниз. Я видела это, потому что в момент разговора стояла в дверях столовой. Потом, находясь у лифта, я тоже слышала с кухни его голос. Он обсуждал с поваром, что будет завтра на обед и ужин. А потом отдавал поручения Ясю.
— Ясь — это портье?
— Да.
— Он тоже был в кухне?
— Да. Мы вместе ужинали, только я спешила, потому что должна была идти поверх подавать ужин гостям, а он остался внизу. Когда все собирались смотреть «Кобру», я видела, что Ясь пришел снизу. Наверное, он все это время был на кухне. Повар и его помощницы могут это подтвердить.
Подпоручник дал знак сержанту, который прислушивался к показаниям горничной, и тот тихо вышел из комнаты.
— Больше ничего вы не заметили?
— Нет.
— Значит, последний раз пана Доброзлоцкого вы видели где–то около 7.40, когда после ужина он вышел из столовой?
— Нет, — возразила горничная, — позже пан Доброзлоцкий еще раз появлялся в столовой и напоминал мне, что я должна принести ему наверх чай.
Услышав эти слова, подпоручник аж подпрыгнул на стуле.
— Женщина! Я все время вас спрашиваю, кто приходил в столовую, а вы самого важного не сказали. Почему вы не сказали этого сразу?
— Но вы же меня не спрашивали о пане Доброзлоцком, поэтому я и не говорила, — спокойно ответила Рузя. — Вы все время спрашивали, кто входил в столовую, кто ходил по лестнице из гостей и из посторонних. Нужно было спросить именно о пане Доброзлоцком.
Подпоручник со злости даже покраснел.
— Все в порядке, — полковник понял, что нужно вмешаться. — Теперь мы выяснили этот вопрос. Как это было? Может быть, вы запомнили время, когда ювелир просил вас о чае?
— У меня уже вся столовая была убрана. Пан Доброзлоцкий не входил в комнату, он только остановился у двери и сказал: «Пани Рузя, вы помните о моем чае?» Он упоминал также, что спустился вниз, чтобы позвонить. Я ответила ему, что сейчас принесу, только накрою на столике чистые скатерти.
— А во сколько это могло быть?
— Не хватало двух минут до 8.45.
— Это точно?
— Точно. Я вспомнила, что посмотрела тогда на висящие в столовой часы.
— Прекрасно, — обрадовался полковник, — а может быть, вы также вспомните, пошел ли пан Доброзлоцкий к себе наверх?
— Да. Я видела, как он повернул из коридора на лестницу.
— После того как ювелир ушел, никто больше не входил в столовую?
— По–моему, из гостей никто. Не помню, может быть, директор заглядывал во второй раз. Знаю, что был, но не помню, когда. Никак не могу этого вспомнить.
Подпоручник, видя, что дальнейший допрос горничной не принесет уже ничего нового, зачитал ей протокол. Она подписала показания и спросила:
— Я уже могу идти к себе?
— А где вы живете?
— В соседней вилле, в «Соколике».
— Идите. В случае необходимости мы вас вызовем.
Горничная вышла. Сержант проинформировал обоих офицеров, что работники кухни подтвердили показания пани Рузи. Директор и портье были в кухне до того момента, когда нужно было уже идти смотреть «Кобру». Директор, правда, выходил один или два раза, но портье не покидал помещения кухни.
— Показания горничной для нас очень важны, — сказал полковник, — они сужают время, когда могло быть совершено преступление. Сначала мы предполагали, что преступник располагал промежутком времени между 7.40 и 8.55. А теперь мы знаем, что примерно без четверти девять Доброзлоцкий живой и здоровый стоял в дверях столовой. Значит, нападение на него было совершено между 8.45 и 8.55. Преступник располагал только десятью минутами. Установить, чем каждый из гостей пансионата занимался в течение этих десяти минут гораздо легче, чем выяснять их действия в течение целого часа.
— Нужно будет найти этого Яцека Пацыну, — заметил подпоручник.
— Думаю, что мы еще успеем это сделать. Это имя должно всплыть во время дальнейших допросов. Хорошо, что мы знаем об этом факте, и не будем преждевременно этого обнаруживать. Это будет своего рода проверкой правдивости некоторых показаний. Особенно той пани, которую молодой человек навещал. Как ее там?..
— Пани Зофья Захвытович.
— Именно ее. Если это она совершила нападение либо была сообщницей спортсмена, она будет скрывать его присутствие в вилле перед нападением.
— Как раз Яцек Пацына и мог подняться по приставной лестнице, а вниз сойти по обычной, — подпоручник все еще пытался как–то объяснить тот факт, что лестница стояла перед домом.
— А молоток?
— Его принесла наверх пани Захвытович и вручила своему сообщнику.
— Могло быть и так, — согласился полковник, — но я в этом сомневаюсь. Чтобы разбить голову ювелиру, не нужно было обязательно искать молоток на территории «Карлтона». Этот парень скорее всего принес бы орудие с собой. Разумеется, мы должны очень тщательно проверить и вашу гипотезу.
— Теперь вызовем портье, — решил подпоручник.
Пан Ясь, симпатичный блондин в возрасте около тридцати лет, показал, что работает в качестве портье в «Карлтоне» уже около шести лет. Живет в одной из подвальных комнат, около кухни. К его обязанностям относится делать утром закупки продовольствия, а потом держать в поле зрения входящих и выходящих из виллы, а также отпирать ночью дверь.
— Кто–нибудь входил или выходил из «Карлтона» после ужина? — спросил подпоручник.
— Я слышал стук входной двери, — объяснил пан Ясь, — выглянул в окно кухни и увидел, что вышла пани Медзяновская.
— Когда это было?
— Сразу после ужина.
— А кроме нее?
— Больше ничего не слышал.
— Вы были внизу, в кухне?
— Да. Все время.
— Значит, если потихоньку открыть входную дверь, можно было войти в «Карлтон» так, чтобы вы ничего не заметили?
— Ну, если кто–то специально постарался бы, то я мог и не заметить. Я, правда, сидел в кухне у окна, но мог и не заметить, — согласился портье.
Кроме того, пан Ясь подтвердил показания горничной, что из кухни он прошел прямо в салон, а на крик Рузи бросился наверх. Потом директор велел ему позвонить по телефону в милицию и «скорую помощь». Он звонил из «Соколика», потому что по телефону из «Карлтона» никак не мог с ними соединиться. Здесь телефон работает очень плохо. Они не раз жаловались на телефонную станцию, но пока безрезультатно. А в «Соколике» аппарат работает гораздо лучше. Потом по распоряжению директора он отворил въездные ворота и до того, как его вызвали, уже не выходил из салона.
— Когда вы бежали в «Соколик», дождь уже шел? — спросил полковник.
— Начинал накрапывать. А когда открывал ворота, шел уже довольно сильно.
— Вы видели когда–нибудь этот молоток? — в свою очередь спросил подпоручник.
— Это наш молоток. Он лежит обычно в чулане около кухни.
— А сегодня вы его видели?
— Нет, сегодня не видел.
— Откуда взялась лестница, прислоненная к балкону «Карлтона»?
— Я не видел никакой лестницы. Пан директор говорил, что преступник поднялся по лестнице, но я ее не видел.
— Припомните. Когда вы бежали в «Соколик», то не заметили лестницы, ведущей на балкон?
— Не заметил.
— Вы нервничали и торопились, чтобы как можно быстрее вызвать «скорую помощь». Но когда вы уже позвонили туда, куда собирались, то возвращались уже спокойнее, правда? И не заметили лестницу?
— Не видел, — уперся портье, — тогда я тоже спешил, чтобы сказать, что «скорая помощь» уже в пути. Ни молотка, ни лестницы я не видел.
И этого свидетеля подпоручник Климчак отпустил домой. Следующие показания давал директор. Он был в кухне. Потом на минутку поднимался в столовую, чтобы сказать несколько слов горничной. Уже около девяти часов поднялся по лестнице на второй этаж в свою квартиру, чтобы посмотреть, чем занимаются его сыновья. Когда услышал, что телевизор работает, спустился вниз, вместе с сыновьями.
— Когда вы вышли из своей комнаты, вы должны были пройти мимо комнаты, занимаемой ювелиром. Вы ничего не заметили?
— Нет. Иначе я не пошел бы в салон.
— А вы не обратили внимания, что кто–то спускался по лестнице перед вами или после? А может быть, вы что–то слышали?
Директор задумался.
— Это трудно вспомнить. Я вообще не обращаю внимания на такие мелочи. По–моему, кто–то что–то кричал или хлопал в ладоши на третьем этаже. По–моему… По–моему, передо мной вниз пошла пани Роговичова.
— Вы видели лестницу? Откуда она взялась?
— Это наша лестница. Она всегда стоит у торцовой стены «Соколика». Там я ее видел сегодня утром.
— А этот молоток?
— Это тоже наша собственность. Мои мальчики играли с ним днем.
— А в холле вы его не видели?
— Нет. Я заметил его только тогда, когда пан подпоручник показал мне на него.
— Вы видели эти украшения?
— Да. Пан Доброзлоцкий как–то пригласил меня в свою комнату и показал их, он работал над их завершением.
— Как вы думаете, сколько они могли стоить?
— Пан Доброзлоцкий оценивал их в сумму около 10 000 долларов.
— Еще одно. Вы недавно купили автомобиль «Москвич»?
— В этом нет никакой тайны. Я постоянно на нем езжу. Купил его в рассрочку.
— И сколько вы вносите ежемесячно?
— Три тысячи злотых.
— По–моему, это больше, чем ваша зарплата?
Директор покраснел.