— Я тоже охотно бы подержал его подольше, — согласился поручник. — Боюсь, однако, что мы будем вынуждены отпустить его через несколько часов. Росиньская, согласно утверждению медицины, была убита между 11.30 и 13.00. Если Банашкевич сказал правду и в это время действительно разговаривал в институте с профессором, то к такому алиби трудно придраться.
— А жаль, — вздохнула машинистка. — Этому негодяю пошло бы на пользу. Хотя бы на будущее послужило предостережением.
— Жаль, — согласился поручник.
Глава 7. Что с маслом?
Как и ежедневно, в четверг Ханка Врублевская точно в три часа вошла в кабинет поручника Романа Видерского.
— Приветствую моего самого лучшего сотрудника. Какие у вас сегодня открытия? — офицер сразу заметил, что девушка чем–то взволнована. — Прошу вас, садитесь.
— Несколько минут назад я виделась с Метеком.
— С каким Метеком?
— Простите. С Мечиславом Остаховским. С тем, к кому вы утром присылали милиционера.
— Ах так? — поручник сделал вид, что его не интересует это имя.
— Метек рассказал мне, что милиция спрашивала его об Анджее Банашкевиче, о его алиби в субботу.
— У этого Метека, прошу ему передать, слишком длинный язык. Ему когда–нибудь придется об этом пожалеть.
— Я понимаю. Вы подозреваете Анджея. А может быть, и меня. Как его…
— Бывшую знакомую, — закончил поручник.
— Я узнала от Метека, что Анджей был в субботу в Щецине. Наверное, хотел увидеться со мной. Возможно даже, что он был на улице Бучка, но не застал меня дома. Поэтому, видимо, встал вопрос о его алиби.
— У вас действительно большие способности, — усмехнулся поручник.
— Теперь я понимаю, почему вы согласились на мое сотрудничество с вами. А на самом деле я, по–видимому, была и есть главным подозреваемым. Вы меня арестуете?
— Еще нет, — поручник рассмеялся.
— Почему?
— Кроме прочего, еще и потому, что, как мы установили, в то время, когда было совершено преступление, вы были в Академии и сдавали коллоквиум. И получили тройку, что для такой хорошей студентки немного странно.
Ханка лишилась дара речи.
— Но он меня спросил… Я как раз только этого не знала.
— Вот видите, — Видерский был в гораздо лучшем настроении, — у милиции тоже имеются свои собственные способы получения информации. И речь не шла только о вас. Мы проверяли алиби всех жителей дома. И не только их. Этим же способом мы установили, что пан Банашкевич в этот день был в Щецине. Нужно было проверить и этот случай.
— Анджей арестован?
— Я бы этого не сказал. Просто он находится в нашем распоряжении. Разумеется, до того времени, как будут выяснены все сомнительные вопросы.
— Я догадываюсь, зачем Анджей хотел со мной встретиться. Вероятно, ему были нужны эти письма, — девушка вынула из сумочки большой серый конверт. — Вот они. Я давно бы их ему отослала, если бы знала его адрес. Может быть, вы ему их отдадите?
— Хорошо, я отдам их пану Банашкевичу.
— Наверное, это все. — Девушка встала.
— На сегодня. Надеюсь, что завтра получу от вас новые сообщения. А я, в свою очередь, смогу проинформировать вас о тех двух девчушках, о которых мы узнали благодаря вам. Мы работаем над этим. Вы понимаете, что мы должны действовать очень осторожно.
— Но наше сотрудничество, видимо, уже закончилось?
— Наоборот. Я считаю, что оно только начинается.
— Но вы меня подозревали?
— Может быть. Сначала подозреваются все. Освобождение людей от подозрений — именно в этом заключается наша работа. Поэтому я бы хотел, чтобы наше сотрудничество продолжалось.
Девушка улыбнулась.
— Я согласна. А Анджею, пожалуйста, скажите, что он давно мог забрать свои письма. Мне они не нужны.
Поручник сделал вид, что не заметил, как при этих словах чуть–чуть изменился ее голос.
— Итак, до завтра, до трех часов.
— Еще одно, панна Ханечка. Вы когда–то потеряли ключик. Мы нашли его и возвращаем вам. — Говоря это, поручник подал ей ключ, который забрал у Анджея Банашкевича.
Девушка взяла ключ, покраснела и молча вышла из комнаты.
— Промах, пан прокурор, — поручник подал прокурору Витольду Щербинскому протокол допроса Банашкевича.
Тот быстро прочитал документ.
— Мы все проверили. Этот тип располагает неопровержимым алиби. Мы должны его отпустить.
— Не слишком симпатичный тип. Эта ваша Ханка слишком легкомысленно доверила ему свои чувства. Вы проверили, у нее имеются эти письма?
— Она принесла их в милицию и попросила передать Банашкевичу.
— Вы их прочли?
— Я не мог читать чужую корреспонденцию без санкции прокурора.
— Ее вы не получите. Даже если будете просить об этом.
— Не буду.
Оба мужчины рассмеялись.
— Я отдам ему эти письма перед освобождением. Сегодня вечером, чтобы он успел на поезд до Катовиц.
— Бог с ним. А как наши дела?
— Сейчас у нас остался только один след — эти две девочки. Они находятся под наблюдением. Возможно, завтра дело дойдет до их допроса.
— Как они себя ведут?
— Сегодня вместо школы пошли в кино. Вчера Ирка не выучила математику и получила двойку. Кроме этого — ничего. Болтаются по улицам до позднего вечера. Никаких контактов со взрослыми не наблюдалось. Надеюсь, что завтра узнаем все подробности. У нас есть капитан Хелена Осиньская, специалист по разговорам с несовершеннолетними. Она их возьмет в оборот.
— А вы изучали преступления, совершенные в этом районе Щецина? — Прокурор помнил обо всем.
— Да. У нас уже есть результаты. Я как раз хотел вам об этом доложить. Это довольно спокойный район. Много лет здесь не было никаких преступлений. Встречались только кражи, большинство из которых раскрыто. Есть только одно интересное наблюдение. Время от времени случались довольно интересные кражи. Владельцы квартир замечали, что из их квартир таинственным образом исчезали драгоценности и деньги, и ничего больше. Причем потерпевшие даже не могли точно установить, когда их обокрали. Преступник проникал в квартиру, забирал наличные или золото, не оставляя никаких следов. Кража обнаруживалась только тогда, когда для чего–то требовались деньги или когда хозяйка, открыв шкатулку с драгоценностями, обнаруживала там пустоту.
— Интересно.
— Преступники найдены не были, хотя ущерб часто бывал довольно серьезным. Они не оставляли после себя никаких следов, отпечатков пальцев, также не было замечено, что кто–то подозрительный крутился поблизости. Весьма загадочные истории.
— А замки?
— Наши специалисты их исследовали: никаких царапин, повреждений, следов отмычек.
— Да. Квартирных воров трудно обнаружить.
— Мы тоже так думали. Но две кражи исключили эту гипотезу. Один раз кража произошла в квартире бездетных супругов. В другой раз кража произошла тогда, когда все семейство выехало в Закопане и дома оставался только один мужчина. Ни один из пострадавших не имел ни постоянной, ни приходящей прислуги. В течение пяти лет совершено семь таких краж. Последняя была в июне.
— Загадочная история, — согласился прокурор, — но вряд ли здесь есть какая–то связь с нашей. На улице Бучка преступник попал в квартиру, потому что жертва сама отворила ему дверь.
— Подобного преступления в этом районе не было.
На следующий день Ханка не пришла. Это было даже хорошо, потому что поручник был в плохом настроении. Согласно плану, на одной из улиц Щецина были задержаны две девочки и немедленно доставлены в коменду. Маленькие хулиганки сразу утратили весь свой апломб, хотя на улице при задержании вели себя не самым лучшим образом. Во время беседы с капитаном Осиньской они с плачем признались во всем. Поскольку девочки учились плохо, родители ограничивали их в карманных деньгах. И чтобы раздобыть немного денег на кино или на сласти, девочки ходили по квартирам и говорили, что собирают макулатуру, бутылки, корки от апельсинов. Корки покупал один кондитер, а бутылки они сдавали в магазин.
— А для чего выбрасывали макулатуру? — спросила пани капитан.
— Потому что она тяжелая, а нести ее надо далеко. И платят только злотый за килограмм. Это невыгодно. За каждую бутылку дают злотый в любом магазине. А за корки пан кондитер платит аж по тридцать злотых за килограмм. И еще может угостить пирожным. Но люди дают мало корок. Легче всего достать макулатуру. Когда не было бутылок, мы иногда брали и бумагу, но редко.
— Но зачем вы спрашивали макулатуру?
— Потому что если не скажешь, что мы собираем для школы макулатуру, то ни бутылок, ни корок люди давать не хотят. Поэтому начинать всегда лучше с макулатуры, — объяснила маленький психолог.
После долгой беседы специалист по несовершеннолетним пришла к выводу, что девочки сказали правду и больше ничего у них узнать не удастся.
Таким образом, после шести дней следствие вернулось к отправной точке. Никаких следов. Никаких подозрений. Напрасно поручник высылал на разведку «дитя Щецина» — Адама Малиняка и других. Все они вернулись ни с чем.
Прокуратура нервничала, а дело не трогалось с места. Убийца Люции Росиньской все еще ходил на свободе, а украденные восемьдесят шесть тысяч злотых канули, как камень в воду.
В субботу появилась Ханка Врублевская. Она была уже в хорошем настроении. Настроение же поручника Видерского было все еще подавленным. Он проклинал тот день, когда ему поручили вести это дело. У девушки тоже не было никаких новых сообщений. Однако она не считала себя побежденной. Теперь она сама начала задавать вопросы офицеру милиции:
— Вы приехали на Бучка сразу после известия о преступлении?
— Первым туда приехал патруль на радиомашине. Я приехал на десять минут позже вместе с оперативной группой.
— В квартире что–нибудь трогали?
— Пани Легатова сказала, что она вообще не входила в квартиру. А после прибытия милиции уже никто в нее не входил. Кроме того, никто ни к чему не должен был прикасаться до приезда оперативной группы.
— Вы видели на столе в кухне продукты?