— Вы совершенно правы, пан прокурор, — сказал поручник, — поэтому это дело нам так трудно дается, что преступник — любитель, который, впрочем, хорошо заметает следы и которого никто не подозревает в участии в преступлении.
— Что его никто не подозревает, с этим я согласен, — заявил прокурор, — но не думаю, чтобы он был таким уж любителем, как вы думаете. Напротив, благодаря открытию пани Ханки, я бы связал его со всеми этими таинственными кражами. Они несколько лет происходят в этом районе и до сих пор не раскрыты. Я считаю, что нам нужно к ним вернуться. Может быть, теперь мы найдем какую–то путеводную нить, которая тогда ускользнула из нашего поля зрения. Впрочем, чем больше преступлений такого рода, тем большим материалом располагает следствие. Нужно все это забрать из архива и заново изучить.
— Пан прокурор, вы предполагаете, что те преступники и этот убийца один и тот же человек? — удивился поручник.
— Каждый преступник обычно использует одну и ту же схему совершения преступления. И использует ее до тех пор, пока не попадется.
Поручник усмехнулся.
— Об этом мы, в милиции, хорошо знаем. Поэтому я и не могу связать убийство на улице Бучка с кражами, совершенными в этом районе.
— Почему? Ведь мы теперь уже знаем, что преступник попал в квартиру с помощью поддельных ключей. Это соответствует тому, что было и во всех семи случаях ограблений. Что до этого он никого не убил, это только стечение обстоятельств. Никто не мешал ему в работе. На улицу Бучка наш преступник также пришел без намерения совершить убийство. Он решился на это, видя, что оказался пойманным на месте преступления.
— Я согласен со всем этим, пан прокурор, — сказал поручник, — есть, однако, существенная разница в технике совершения преступления. Во время тех семи ограблений преступник старался не оставлять никаких следов преступления. Каждый предмет и каждый комплект белья лежали на своем месте. Жильцы этих квартир в течение иногда длительного времени не подозревали о том, что их обокрали. Это было сделано очень хитро. А на улице Бучка все было совершенно иначе. Преступник не только не пытался скрыть следы своей деятельности, но также с удивительным вандализмом уничтожал вещи хозяев. Стол открыл топором, совершенно не считаясь с тем, что приводит его в негодность, хотя того же самого результата мог бы достичь, отжав замок острием топора, без таких ужасных повреждений. Разбил зеркало. Вырывал из переплета книги. Поломал позолоченные рамы, в которых находилась дорогая картина Масловского. Разумеется, конверт с деньгами мог быть спрятан и там. Этот тайник довольно часто используют, но зачем уничтожать картину и ломать рамы? И это существенная разница.
— Наверное, он нервничал, что не может найти деньги. Искал их все более раздраженно. Возможно, этим можно объяснить его поведение, — вмешалась Ханка.
— А что ему было нервничать? О приезде Росиньской он не знал. Напротив, зная распорядок жизни живущих в этой квартире, а он должен был его знать, он мог быть совершенно уверен, что аж до двух часов он может спокойно хозяйничать в пустой квартире. Впрочем, уничтожение книг, картин, выбрасывание белья из шкафов занимает гораздо больше времени, чем спокойные поиски.
— Да, это правда, — признал прокурор.
— Кроме того, есть еще одно отличие. Тоже весьма значительное. Тот преступник или те преступники не брезговали никакими дорогими вещами. В двух квартирах забрали даже меха. В четырех прихватили серебро, не говоря уж о драгоценностях. Преступник с улицы Бучка охотился исключительно за наличными. Он оставил в квартире ценных вещей на много тысяч злотых.
— Однако я все–таки хотел бы познакомиться с документами, касающимися тех краж. Пришлите мне их, пожалуйста. Я их изучу.
— Завтра они будут у вас. Конечно, я тоже их просмотрю. Может быть, я действительно ошибаюсь? В этом деле я боюсь делать какие–то предположения. Особенно в присутствии панны Врублевской. Она готова разбить меня в пух и прах, чтобы доказать, что мы, мужчины, не годимся для ведения следствия.
— Хорошо, что вы это наконец признали! — рассмеялась Ханка, — Как детектив–любитель, как пан поручник меня постоянно называет, я хотела бы обратиться с одной просьбой. Не знаю только к пану прокурору или пану поручнику?
— Пожалуйста, о чем идет речь?
— Я хотела бы иметь список этих таинственных краж.
— Может быть, вы хотите прочитать протоколы следствия? — спросил прокурор. — Правда, это нарушение правил, но, во–первых, эти дела уже закрыты, а, во–вторых, вы оказали следствию такие большие услуги, что для вас мы можем сделать исключение.
— Благодарю вас, пан прокурор. Но в этом нет необходимости. Мне будет достаточно имен ограбленных, их адресов и дат ограблений.
— Вижу, что наш Шерлок Холмс женского рода снова что–то задумал, — рассмеялся прокурор. — Остерегайтесь, поручник.
— Может быть, все не будет так уж плохо и милиции что–нибудь удастся. А что касается списка, о котором идет речь, то завтра, когда мы увидимся, я вам его вручу.
Глава 10. Человек в маске
Однако назавтра Ханка Врублевская не пришив в обычное время в кабинет, где ее напрасно ждал поручник Видерский. Девушка, как обычно, возвращалась домой во втором часу, прямо с занятий она спокойно поднималась наверх. На втором этаже перед квартирой Дублей кто–то стоял. Видимо, он только что нажал на кнопку звонка и ждал, пока откроют дверь. Мужчина не обратил ни малейшего внимания на проходящую мимо девушку и вообще стоял к ней спиной.
Ханка также не приглядывалась к нему, но, когда начала подниматься по ступенькам на третий этаж, услышала за собой тихие, легкие шаги. Тогда она резко повернулась, и это спасло ей жизнь.
Она увидела поднятую для удара руку с зажатым в ней предметом из светлого металла. Под шапкой не было лица, только что–то черное. Девушка страшно закричала и инстинктивно подняла руку, стараясь таким способом заслонить голову. В эту же самую секунду на нее обрушился удар. Она почувствовала ужасную боль и без сознания упала на ступени лестницы.
Первая услышала шум Дануся, дочка Дублей. У нее был как раз свободный день после дежурства. Она находилась в комнате недалеко от входной двери. Но когда она ее открыла, на лестничной площадке уже не было нападавшего. Не слышала она также, чтобы кто–то сбегал вниз либо поднимался на верхние этажи. Только у подножья лестницы, сразу у двери, ведущей в квартиру Дублей, лежала без сознания Ханка Врублевская.
Ее ужасный крик услышали и другие. С третьего этажа также прибежали жильцы этой части дома. Бесчувственную девушку внесли в квартиру Дублей и положили на диван. Женщина старалась привести ее в чувство. Один из мужчин позвонил и вызвал «скорую помощь». Машина приехала через несколько минут.
После беглого осмотра врач установил, что потеря сознания наступила вследствие сильного удара по голове. Девушку немедленно поместили в машину и отвезли в больницу, так как существовала опасность перелома черепной кости и сотрясения мозга. К счастью, рентген не подтвердил этих опасений. Поднятая рука и теплая шапка в значительной мере ослабили силу удара. Врач «скорой помощи», согласно предписаниям, сообщил об этом случае в милицию.
В коменде милиции имя Анны Врублевской благодаря ее сотрудничеству с поручником Видерским было хорошо известно, поэтому об этом случае ему сразу сообщили. Роман Видерский поехал в больницу и получил там информацию, что жизни девушки ничего не угрожает и что в течение полутора–двух часов она придет в себя. Из больницы поручник поехал на улицу Бучка, чтобы начать следствие по другому, к счастью, не удавшемуся преступлению.
К сожалению, и теперь нельзя было найти каких–либо следов, которые помогли бы милиции в обнаружении преступника. Пани Дублева, которая первой отреагировала на крик в коридоре и сразу поспешила туда, показала, что в момент, когда она открыла дверь своей квартиры, на лестнице царила полная тишина. Нанеся удар, он, по–видимому, молниеносно улетучился и, прежде чем девушка отперла замок двери, успел уже сбежать со второго этажа вниз.
Один из следователей отыскал несколько детей, которые в это время играли на тротуаре недалеко от дома. Маленькие свидетели категорически утверждали, что никто чужой не выбегал и не выходил из подъезда. Но преступник мог и не пытаться уйти этим путем. Стоило ему выйти во двор, пройти через него и выйти через ворота на улицу Мазурскую, чтобы затерять все следы.
Жители верхних этажей, которые появились почти одновременно с Данусей, никого подозрительного также не заметили.
С улицы Бучка поручник вернулся в больницу. Ханка уже пришла в себя. У нее немного болела голова, но больше ей досаждала разбитая рука. К счастью, и здесь кость была не повреждена. Девушка просилась домой, но врачи даже не хотели об этом слышать. Обещали, что через три–четыре дня после проведения тщательного расследования и при отсутствии осложнений согласятся выписать ее из больницы.
— Повезло мне, — храбрилась Ханка, — у детектива–любителя оказалась быстрая реакция, но рука чертовски болит.
— Как это произошло, панна Ханя? — допытывался поручник.
— Ха! Если бы я знала! Оказывается, гораздо легче быть наблюдательной в делах, которые тебя не касаются, чем в собственных, поэтому я ничего не знаю.
— Начнем с самого начала. Что вы делали утром?
— Вышла около девяти и пошла в академию.
— Вы не заметили, что кто–то крутится поблизости?
— Нет. Никого не было.
— Вы спустились по лестнице одна или с кем–нибудь?
— Одна. Передо мной сошел сосед с четвертого этажа, но я с ним не разговаривала. Я мало его знаю. Он живет здесь только около четырех лет, а мы с самого начала.
— Что было дальше?
— Лекции закончились без четверти час. Из академии я пошла прямо домой.
— И снова никого не заметили?
— Никого. Поскольку день был хороший, на улице играли дети. Некоторые из нашего дома, другие из соседнего. Их было человек десять.