Мейсон, Джим Ливингстон
— Попалась, дрянь малолетняя, — прошипел женский голос. — Руки вверх, лицом ко мне, без резких движений.
Ченнинг вышла из-за стеллажа и направилась ко мне, нацелив «глок» прямо мне в голову.
— Не стреляйте. Пожалуйста.
Она вся раскраснелась. Губы подергивались. Она нажала на спусковой крючок.
Такого еще ни разу не было.
Гигантская спичка подожгла фитилек моего мозга. Я рухнула навзничь, непроизвольно раскинув руки, и случайно задела стеллаж, который опрокинулся назад.
— Твою же!.. — от неожиданности завизжала Ченнинг.
Пока вокруг меня рушились стеллажи, я смотрела, часто мигая, на люминесцентные лампы, которые помаргивали зеленоватым огнем, точно пытались что-то донести до меня с помощью таинственной азбуки Морзе. Боль была настолько сильной, что захлестнула меня с головой. А потом она отхлынула.
Смерть оказалась вовсе не таким и кошмаром, как я себе представляла. Пусть я находилась в Никогда, тело и разум по-прежнему вели себя так, как будто все происходило по-настоящему.
Не было ни белого света, ни туннеля.
Вместо этого меня, посреди рушащихся стеллажей, охватил теплый, благоговейный восторг, будто в этот миг, когда рвалась нить моей земной жизни, такая же хрупкая, как место, где листок крепится к ветке, все постоянное, незыблемое, материальное — все, что я считала непреложной истиной, — превратилось в полную противоположность тому, чем всегда было для меня.
Последним чувством, которое я испытала, стало не сожаление и не боль. А радость.
И это было самым пугающим.
«Скоро я увижу Джима». Единственное, о чем я могла думать, пока из меня медленно вытекала жизнь. «Если я умру, я увижу Джима».
— Что-то мне сегодня неохота получать пулю в лоб, — весело пропел Киплинг, пока мы в начале следующего пробуждения гуськом шли в дом. — Может, прибегнем для разнообразия к житейской мудрости Мамы Грир?
— Что за мудрость? — спросил Кэннон.
— Не можешь превратить заклятого врага в котлету? — пожал плечами Киплинг. — Закати ему вечеринку.
Итак, мы заявились в полицейское управление Уорика без всегдашних пистолетов, в одинаковых клоунских костюмах, взятых напрокат в салоне «Абракадабра».
— Чем могу помочь? — спросила из-за своей стойки Фредерика.
— Мы из нью-йоркского филиала фирмы «Праздник с доставкой», — ослепительно улыбнулась я. — Где будем проводить заказанную вечеринку-сюрприз?
— Какую еще вечеринку-сюрприз?
— Празднование семидесятилетия детектива Арта Кэлхуна.
Фредерика была ошарашена, так же как Полк, Макандресс, Каннингем, Лич, Ивс, Мейплтон, да и сам Арт Кэлхун, который с недоверчивым видом показался из своего кабинета. Но мы действовали молниеносно. Из беспроводной колонки уже звучал «Маргаритавилль». Уитли торжественно распаковала три дюжины капкейков, несколько корзин с мармеладными червяками и сувенирные пакетики с елочными украшениями в виде пистолетиков. Кэннон с Кипом, проворно забравшись на складные стулья, принялись приклеивать к потолку гирлянду из усыпанных блестками флажков с буквами, которые складывались во фразу «С днем рождения!». Марта сноровисто набила холодильник бутылками индийского светлого эля.
— Так, стоп. Погодите-ка мину…
Кэлхун умолк, глядя на пиво.
— Что здесь происходит? — осведомился Полк.
Я принялась старательно разглядывать бланк заказа, который на самом деле был чеком из прокатного салона.
— Нас наняла Элизабет Кэлхун, — сообщила я, наморщив лоб.
— Это сделала Лиззи? — шепотом ахнул Кэлхун.
Лиз Кэлхун была его блудной дочерью, которая жила в Сан-Франциско.
Они с отцом не разговаривали уже три года, а значит, можно было почти не опасаться того, что она возьмет трубку, когда Кэлхун кинулся звонить ей, чтобы поблагодарить за неожиданную вечеринку, — хотя до его дня рождения оставалось больше трех недель.
А это значило, что у меня будет время на поиски дела Джима.
— Мм, что может быть лучше капкейков! — ухмыльнулась Ченнинг, набрасываясь на угощение.
— А теперь, друзья, начинаем праздновать! — завопил Киплинг и отвесил такой низкий поклон, что его красный клоунский нос отвалился и улетел под стол. — Так, все встаем в круг и беремся за руки. Не стесняемся.
Пришел мой черед.
Я выскочила на темную лестницу, сбежала в подвал, распахнула деревянные двери и бросилась к темным рядам коробок. Промчавшись вдоль дальней стены, я оставила позади картотечные шкафы и ксерокс и завернула в раздел «Г», «З» и «Л», осторожно лавируя между стеллажами, чтобы не задеть их. Громадные клоунские башмаки громко шлепали по полу, шаровары раздувались, как паруса.
Восьмой ряд. Влево и до конца. Самая верхняя полка. Мейсон, Джим Ливингстон.
Коробка была на месте. Мое сердце бешено заколотилось. Пришлось трижды подпрыгнуть, чтобы сдвинуть ее с места, не обрушив на себя стеллаж.
Я осторожно поставила коробку на пол.
— Нашла?
Вздрогнув от неожиданности, я обернулась и увидела, что ко мне спешит Марта.
Прежде она никогда не появлялась в подвале. Ее многозначительный, даже обеспокоенный вид наводил на мысль о том, что она пришла потому, что не доверяла мне, не хотела оставлять меня один на один с коробкой. А может, все это время она втайне надеялась, что я никогда не найду дело?
Я отодрала скотч и открыла крышку.
И целую минуту таращилась внутрь, не в силах произнести ни слова.
«Нет. Нет. Нет. Быть не может».
— Это что, шутка? — прошептала явно потрясенная Марта, заглянув мне через плечо. После всего этого? После того, как нас миллион раз приканчивали?
Покачав головой, она уперлась ладонью в бедро и сняла с полки соседнюю коробку.
— Может, досье Джима засунули куда-нибудь еще, — пробормотала она.
Я не могла отвести глаз от коробки. Меня точно ударили под дых.
Коробка была пуста.
В ней не осталось ни единой бумажки, кроме скидочного купона. «Пять долларов скидки от Алонсо на ведерко жареных цыплят. Приготовлены с медом и с любовью! Для тебя и твоей половинки!» Сверху донеслось пение и хлопки в ладоши. «…Такого отличного парня вовеки нигде не сыскать…»
Марта лихорадочно стаскивала на пол одну коробку за другой и вскрывала крышки. Все как одна были доверху набиты бумагами, полиэтиленовыми пакетами с уликами, и везде — черные чернила.
Я снова увидела эти чернила, сочащиеся из углов.
— Как здесь можно хоть что-нибудь найти? Ну и беспорядок. Еще и протекло что-то.
Наморщив нос, Марта потерла друг о друга перепачканные чернилами пальцы, но, взглянув на нее, я похолодела от ее многозначительного взгляда.
Следующие десять минут мы рылись в коробках. Марта постоянно твердила себе под нос:
— Оно где-то здесь.
Единственная пустая коробка, которая нам попалась, была из-под дела Джима.
Марта что-то знала. Это было ясно как божий день. Но я понятия не имела, что именно.
Глава 15
— За всем этим стоят Эдгар Мейсон и «Торчлайт», — заявил Кэннон, когда мы вернулись обратно в Уинкрофт и завалились на диваны в библиотеке. — Кому еще под силу сделать так, чтобы бесследно исчезло целое уголовное дело?
— Они все уничтожили, — согласился с ним Киплинг. — Поэтому Кэлхун и остальные полицейские каждый раз так взвивались, когда мы спрашивали их о деле. Им заплатили.
— Но зачем это ему? — спросила я.
— Неужели ты не понимаешь? — отозвался Кэннон. — Там был какой-то компромат на Джима.
— Вот именно, — кивнула Уитли. — И они не хотели, чтобы другие узнали о нем. Подослали в участок кого-то из своих мордоворотов, и тот выкрал дело.
— Получается, что Мейсоны знают правду, — заключил Киплинг.
— И если они, — продолжил Кэннон, — не выдвинули обвинений против кого-нибудь и предпочли хранить молчание, значит эти сведения могли повредить семье.
Все умолкли, обдумывая услышанное, а я перехватила взгляд Марты.
Похоже, она отнеслась ко всему этому скептически или думала о чем-то другом. Я все время вспоминала о ее внезапном появлении в подвале и о выражении ее лица, когда она заметила чернила. Не подозревала ли она меня в чем-нибудь? Не узнала ли о том, что я получила сообщения от Джима с просьбой встретиться на карьере в ту ночь?
— Из нас пятерых, Би, — произнесла она внезапно, — ты больше всех общалась с Мейсонами. Они никогда не говорили тебе, что думают об этом несчастье?
Я покачала головой и пожала плечами:
— Мы совсем не общаемся.
Я уже сбилась со счета, сколько раз за прошедший год я задавалась вопросом, как Мейсоны пережили смерть Джима. Ответа на него я так и не получила. Я не нашла в себе сил даже на то, чтобы пойти на похороны. Родители, беспокоившиеся за мое психическое здоровье, умоляли меня не ходить туда. И хотя многим учащимся Дарроу — в том числе Уитли, Кэннону и Кипу — разрешили отправиться на поезде в Нью-Йорк, чтобы побывать на прощальной церемонии, я решила остаться в школе. Я была уверена, что мое отсутствие воспримут с облегчением. Свою коллекцию современного искусства Мейсоны любили неизмеримо больше меня. Мама Джима, Глория, — вся такая тонкая и звонкая, точно высокий бокал для шампанского, с безупречным ледяным блондом, длинными руками и ногами и негромким голосом, — всегда смотрела на меня так, будто я была окном с видом на помойку. А что до отца, то Джим представлял меня трижды, прежде чем тот запомнил, кто я такая. И даже после этого он упорно называл меня Барбарой.
— Предлагаю нанести Мейсонам неожиданный визит, — высказалась Уитли.
— Боюсь, придется устроить им пытку водой, чтобы они заговорили, малышка, — сказал Киплинг. — Но я в деле.
— Есть одна загвоздка, — подала голос я.
— Какая?
— Пробуждение.
— А что с ним не так?
— Оно длится всего одиннадцать целых и две десятых часа. Мы не успеем.
— Как это? — нахмурился Кип. — До Ист-Хэмптона лететь всего ничего. Мы будем в Уотер-Милле, поместье Мейсонов, меньше чем через два часа.