и в лоб жизненно важные вопросы! Вы обязательно станете Президентом, mon prince. Если выживете.
— Хватит болтать! — оборвала пеньюарную красавицу Элпфис. — Я тоже хочу знать, когда ты прекратишь издеваться над миром и отправишься на постоянное место жительства в психиатрическую клинику!
— Какие нетерпеливые! — Надежда приподнялась на софе, взяла с пристроившегося рядом маленького золоченого столика скромного вида шкатулку. Открыла, достала ложечку, зачерпнула ложечкой из шкатулки белого порошка и втянула порошок с ложечки в левую ноздрю.
— Наркоманка! — тут же презрительно бросила Элпфис. И лицо ее при этом покрылось крупными каплями пота.
Надежда усмехнулась, ненормально блестя глазами:
— Кокаин — это благородно. Это красиво. Это даже интеллектуально в некоторой степени. А вот то, что ты ширяешься всякой дрянью и скоро тебя начнет ломать без дозы — это дурной вкус. И признак того, что ай-кью у тебя ниже плинтуса.
— Ты приучила меня к наркотикам, ты, дрянь лицемерная! Это твои люди тогда поймали меня в баре и накачали героином!
— Конечно. Что бывает со мной — то случится и с тобой. В какой-то степени. Мы же все-таки… не чужие. Но мы отвлеклись от главного вопроса. Итак, вы хотите знать, как долго продлится этот, по выражению господина Вересаева, театр… Буду с вами откровенной: не знаю. Я, видите ли, сделала все, чтобы добиться своей Цели. И Цель была близка — просто протягивай руку и бери! Но… Что-то пошло наперекосяк. И Цель опять отдалилась. Ушла. Затаилась, хотя я чувствую где-то ее присутствие, как охотник чувствует добычу. Но то, что добыча рядом, а захватить ее не удается, повергает меня в состояние глубокой депрессии. С элементами ажитации. Кстати, господин медик, вы не знаете, что лучше всего помогает от депрессии?
— Гильотина.
— Неверный ответ! — Надежда захихикала и снова нюхнула кокаина. — Лучшее лекарство от депрессии — исполнение заветного желания. Достижение Цели. Вы плохой психиатр, господин Вересаев. Я лишаю вас лицензии и медицинского диплома.
— Я прямо зарыдаю сейчас, — хмуро проговорил плохой психиатр. — Горючими слезами.
Он говорил, а сам посматривал на Элпфис. С нею и впрямь творилось неладное. Лицо превратилось в мертвенно-бледную маску, все тело сотрясалось дрожью, а глаза заволакивало пеленой боли и подступающего безумия, которое принимается ломать и корежить плоть, лишенную привычного, желанного наркотика. Но Элпфис пока не сдавалась. Едва ее глаза начинали закрываться, она ударяла затылком о высокую спинку кресла. Упрямо пыталась высвободить руки из коконов скотча, а заодно периодически виртуозно материлась. Видимо, таким образом она пыталась не потерять сознания или не забиться в приступе ломки.
«Интересно, давно она колется? — подумал Викентий. — Ведь можно вылечить, признаков делириозной стадии нет… Господи, какие у нее зрачки. Только что были во всю радужку, а теперь размером с булавочную головку! Как же ей худо…»
— Не смотрите вы на нее, господин Вересаев, — протянула Надежда. — Она уже проиграла. В моем спектакле ее роль окончена. Она жива только потому, что таков мой каприз. Великий человек может позволить себе капризы.
— А вы — великий человек? — усмехнулся Викентий.
— А разве нет? Или среди ваших знакомых есть кто-то еще, кому подвластно сознание всех, подчеркиваю, всех змей мира?
— Да вы просто змеиный Наполеон…
— И это еще не все. Мне ведь подвластно и человеческое сознание. Это ли не величие? Я способна управлять и реальной жизнью человека, и его снами. Могу изменять реальность и сны. Или перемешивать их, как напитки в коктейле. И человек уже перестанет отличать, где начинается его сон, а где — реальная жизнь… Круто?
— Не круто. ЛСД, эфедрин и опий издавна делали то же самое — раз. Есть гипнотизеры и психотерапевты, проводившие аналогичные эксперименты с психикой — два. И все, что вы мне наговорили, касается одной человеческой личности — три. Работать в масштабе всего человечества вам не по зубам. Ведь так?
Надежда, слушая Викентия, теребила пышную кружевную манжету пеньюара. На словах «Ведь так?» манжета с треском оторвалась и полетела в лицо плохому психиатру.
— Не нервничайте, Надя, — просто сказал он. — Да, вы влезли в мою жизнь. Да, тут я признаю ваше искусство, влезли и в мою реальность, и в мои сны, перемешали все, взболтали и превратили существование личности Викентия Вересаева в ад. Но это не значит, что вы всевластны и всемогущи. Вы кокаинистка, и если не завяжете, сроку жизни у вас не больше семи лет. — Тут, что называется, «Остапа понесло»: Викентий ощутил себя доктором, припомнил все, что знал и читал о наркомании, и эти познания перли из него, как убежавшая каша из кастрюли. — Не обольщайтесь, Надежда. При потреблении ежедневной дозы кокаина в шесть-восемь граммов вы за несколько коротких лет превратитесь в опустившуюся, тупую и вечно больную бабу с тромбами в венах, опухолью мозга и трофическими язвами по всему телу. И никакие змеи вас не спасут. И Цель ваша будет все так же недостижима, хотя бы просто потому, что уже перестанет быть Целью…
— Заткнись, скотина! — Надежда в мгновение ока перестала быть томной и высокомерной. — Не читай мне лекций про здоровый образ жизни! Я тебе не студентка из медколледжа!
И тут же был извлечен откуда-то знакомый наган, и грянул-таки из него выстрел, и просвистела шальная пуля где-то в районе вересаевского виска. Но пуля, к счастью, оказалась дурой, даже идиоткой, поэтому и ушла в «молоко», то бишь в нагромождение каких-то подушек. Полетели разноцветные перья, придавая происходящему этакий карнавальный оттенок. Викентий даже усмехнулся. Слегка.
Вот только Элпфис не смеялась. Выстрел, казалось, помог забыть ей о собственной боли. Она с ненавистью уставилась на Надежду.
— Если ты убьешь его, я тут же мгновенно убью тебя. Я знаю как. И твой пепел никто не соберет в погребальную урну. Поняла? А что будет со мной, наплевать.
Слушая Элпфис, Надежда побледнела и отложила револьвер — неподалеку, рядом с кокаиновой шкатулочкой. Но все-таки отложила.
— Ты знаешь… — почти прошипела она своей светлой ипостаси.
— Да. Твоя Цель, о которой ты так распинаешься, — Царь Непопираемой земли племени вибути. Но о том, что ты чуть не сгубила Алулу Оа Вамбонта, знают не только твои прихлебалы-убийцы. Племя знает. Жрецы племени знают. От них не укрылись твои беззаконные посещения племени, которые ты пыталась выдать жрецам за их же собственные сны. И не надейся, что кошонгри не пойдут по твоему следу!
— Уж не ты ли их вызовешь, дурочка, не имеющая даже собственного настоящего имени?
— Я? — Губы Элпфис покрылись белесоватыми корочками, но она сумела красиво и гордо улыбнуться. — Я-то, конечно, дурочка. Только ты, умница и без пяти минут магистр африканистики, весьма надоела некоторым духам, которых то пыталась вызвать, то, наоборот, прогнать и лишить силы. Царица Аганри не простила тебе жестокого обращения с ее питомцами. Ведь это ее божественная прерогатива — повелевать змеями и держать их в узде. А тут ты со своими амбициями, Гласом Призывающего… Ты призвала змей. А Царица Аганри призвала твоих будущих убийц, что спустятся с Черного Неба.
— Чушь.
— Почему? Это ведь все верования племени вибути, ты сама об этом писала… Курсовую работу.
— Заткнись!
— Сама заткнись!
— Заткнитесь обе вы!
Эта реплика вовсе не принадлежала Вересаеву. Викентий сам завертел головой в поисках источника упомянутой реплики.
Все оказалось просто. Из-за полусдвинутой шелковой ширмы (позолота, шелк, лебяжий пух и еще какая-то дорогая дрянь) вышла, солидно покачивая мощными бедрами, Вупи Голдберг. Викентий вспомнил, как ее на самом деле зовут — Озулия. И, честно сказать, была она внешностью куда пострашней знаменитой голливудской актрису, но зато облачением (не одеждой, а именно так — облачением!) могла влегкую перещеголять всех кинозвезд вместе взятых. Балахон из золотой парчи, длинный, до самых пяток, весь был расшит изумрудами и рубинами. Сверху на балахон, видимо, чтобы приглушить его ненормальное сверкание, чернокожая дама набросила манто из редкостного голубого соболя. А на голове, полностью скрывая волосы, у означенной дамы красовалось сооружение, одновременно напоминающее защитный шлем летчика-истребителя, бушприт клипера «Ариэль» и корзину с ананасами. Причем все это великолепие было выполнено из чистейшего золота, и Викентий созерцал его с сугубо научным интересом: как шейные позвонки дамы с именем Озулия выдерживают нагрузку примерно килограммов в двадцать пять? Может, она их себе заменила на протезы из легированной стали? И не мучает ее ни остеохондроз, ни проблема переноса больших грузов на дальние расстояния.
Видимо, у этой дамы не только позвонки были стальные. Но и характер.
— Так, девочки, прекращайте этот ненужный и бестолковый базар, — сказала представительница затерянного африканского племени на чистейшем русском языке. — Иначе я создам вам массу пожизненных и даже посмертных проблем.
— Она первая начала! — плаксивым голосом пожаловалась Надежда и указала пальцем на свою светлую ипостась.
Элпфис только устало усмехнулась. Викентий с ужасом понял, что силы у его спасительницы (или все-таки погубительницы, раз они попали прямо в эту ловушку, обставленную креслами в стиле ампир?) совсем на исходе и не вырваться ей из плена.
И ему не вырваться.
В очередной раз.
— Ты! — качнула своей короной Озулия в сторону Элпфис- Разве тебе не известно, что силы твоей не хватит, чтобы остановить нас. Тем более что мы уже почти все сделали…
— Лупомбомба Озулия Уа Макумба Хоста, — медленно проговорила Элпфис, и Викентий поначалу подумал, что она не в себе. — Таково твое полное имя, нелицензированная колдунья? Да, нелицензированная, ведь племя выперло тебя вон и запретило творить колдовство вибути. Я раньше не знала, что означает твое имя, но пришлось выучить язык вслед за… Надеждой. Весело тебя назвали бывшие соплеменники: «Темная женщина с продажной плотью и грудями, полными гноя»…