алось. В дырявой, с облупившейся побелкой чаше фонтана шелестели-бились на ветру блестящие целлофановые полоски, а в прорытой для ручья канавке слепо поблескивала и шуршала спутанная елочная мишура…
— Театр, — горько прошептал Викентий, вспомнив, чего ему стоили все эти постановки гениального режиссера Надежды Абрикосовой.
Особняк издалека казался прежним, даже стекла эркеров выглядели настоящими, а не полиэтиленовыми. Но Элпфис вскинула свой «хеклер-кох» и негромко приказала:
— Не рассредоточиваться. Держаться за мной. Кир, отвечаешь за Вика. Эльф, прикрываешь с тыла. А теперь вперед, но аккуратно.
— Это как?!
— Как в балете, блин, на пуантах! — тихо огрызнулась Элпфис. Все-таки милитаризированность характера здорово ее портила.
Таким манером они подошли к роскошному фасаду. Впрочем, вблизи его роскошь тоже оказалась сплошной бутафорией: аляповатая роспись по фанере, грубые мазки, долженствующие изображать лепной декор, и даже переводные картинки — вместо напольных ваз с цветами.
Двери и окна, естественно, тоже были нарисованы.
— Он плоский, — подал голос эльф. — Не забывайте, я же сказал: это всего-навсего декорация.
— И что нам это дает? — задала риторический вопрос Элпфис, передернула затвор и повела свою группу в тыл особняка, действительно плоского, будто игральная карта.
С тыла это был просто кусок некрашеной фанеры, подпертый с двух сторон хлипкими на вид березовыми стволами. — И больше ничего. Ничего, кроме густого слоя серой плотной какой-то пыли.
— Актриса, твою мать! — неожиданно взбесилась Элпфис. — Театралка!
И ногой перешибла стволик-подпорку. Фанерная конструкция опасно закачалась…
— Отходи! — не своим голосом взвыл Кирилл…
Потому что разгневанная Элпфис перешибла хребет, если можно, конечно, так выразиться, и второй подпорке.
Вся команда успела отскочить вовремя. Фанерный дом рухнул с треском, поднявши в воздух целые облака серой пыли.
— Какая муха тебя укусила?! — возмущенно проорал Кирилл девушке, едва все смогли кое-как прочихаться и глаза протереть. — Тебе больше заняться нечем, кроме того, что этот чертов дом ломать?! А конспирация?!
В ответ ставшая до крайности невежливой Элпфис членораздельно и подробно объяснила Кириллу, кем он является, что делает в свободное от работы время и может ли после всего вышесказанного считаться сторонником традиционного секса. Викентий, впервые столкнувшийся с образцом такого виртуозного, интеллектуального и сугубо дамского мата, порадовался за то, что вовремя смолчал в отличие от поручика Шапкуненко, не ко времени влезшего со своими замечаниями. Даме нельзя перечить. На то она и дама. Хочет лететь к звездам- пусть летит. Хочет ломать дом — пусть ломает. А возразишь — окажешься тем самым отъявленным извращенцем, который себя же своим же и в свою же… Вот.
А еще Викентий понял, что Элпфис ничего просто так, зря и от балды не делает. Потому что рухнувшая фанерная громадина вдруг, с нехорошей скоростью, принялась… дефрагментироваться. На куски, кусочки, кусочечки. А потом и вовсе — на тусклые буроватые песчинки-пылинки.
— Сдуть. Смести! — отрывисто приказала Элпфис и сама, скинув свой плащ, принялась им сметать песок в сторону фанерных деревьев. — Я знаю — там ее тайник.
— Почему ты в этом уверена? — только и спросил Викентий, сгоняя пыль.
— Потому что я поступила бы так. Заперла врага там. А мы с Надеждой очень похожи…
— Но не во всем же, деточка!
Голос Надежды Абрикосовой разнесся по всему парку, словно усиленный громкоговорителями. А сама она парила на чем-то вроде облака метрах в десяти над командой спасателей Царицы Аганри.
Хороша была Надежда, краше не было в Москве… Одеяние на ней (даже с расстояния в десять метров углядеть можно) византийской императрице впору: самоцветные поручи, колты, оплечья, ожерелья до пупа. А ткань… Завидуй, Оружейная палата!
— Прибираетесь? — паря на воздусях, поинтересовалась Надежда. — К празднику какому или так… из любви к чистоте?
— Из любви, — отбросила плащ Элпфис и поудобней перехватила пистолет-пулемет. — Из-за нее родимой.
— Убери свой пугач, — рассмеялась Надежда. — Убивать меня поздновато. И не получится.
— А жаль, — вздохнул оборотень Кирилл.
— Вы зачем в мой экспериментальный садово-парковый комплекс явились? — тоном посуровее спросила Надежда и спланировала пониже. — Небось хотите змеиную богиню из заточения вызволить. Хрена лысого у вас получится.
— Это почему? — возмутился эльф.
— Народ вы темный. В смысле, непросвещенный. Двоечники. Не знаете такой простой легенды, что Царицу Аганри освободить из заточения сможет лишь кровь того, кого напоила она вином, изводящим из тьмы. Господин Вересаев! Вы с вашим окаянным приятелем этого вина так и не успели попробовать. Досада-то какая… Так что, sorry, boys and girls, я остаюсь Призывающей и сейчас призываю по ваши души моих милых ползучих помощников. Не бойтесь, это не самая страшная смерть!
И вокруг группки из людей, оборотня и эльфа начала повсюду вспучиваться земля, выплевывая из своих зловонных недр сотни, тысячи блистательных гибких убийц.
— У полковника Базальта имелся план нашего отступления в случае атаки змей? — поинтересовалась Элпфис у Кирилла.
— Нет, — растерялся тот. — Он не предусмотрел такого варианта.
— Хреново. Значит, будем помирать бесславной смертью.
— Погоди, — тихо сказал Викентий Элпфис. — А если то вино пролилось мне на кожу, может это сработать?
Элпфис быстро вглянула на него:
— Можно попробовать!
И мгновенно полоснула Викентия узким ножом по ладони. Тот и удивиться не успел. А потом подумал: «Ну что это за девушка! У бедра «хеклер-кох», в рукаве — вострый ножичек, а в бюстгальтере наверняка пара ручных гранат припрятана. Разве такую девушку заставишь, к примеру, рубашки гладить? Или запекать рулетики из телятины в остром соусе? Она скорее из тебя самого рулетик сделает. Мясной. И с соусом — острее не бывает».
А ведь счастье было так близко…
Пьеса есть даже такая старинная с сентиментальным названием «Семейное счастье».
Как мило…
Но пока предавался Викентий столь новым для него матримониальным мечтам, кровь с его ладони алыми бусинами сыпалась в пушистую пыль и растворялась там безвозвратно.
И бесполезно?…
Тогда почему Надежда соскочила со своего облака на грешную землю и прихватила за шеи двух здоровых удавов — словно брандспойты, пожар тушить?
Почему змеи на них, на людей, эльфа и оборотня, не набрасывались?
И откуда в этом замусоренном месте появилась бронзоволикая, золотокожая красавица в серебряной короне из лучей, увенчанных змеиными головами?
И красавица слизывала со своих пухлых губ алые капли крови…
— Смертный, — томно улыбнулась она Викентию. — Меня освободила твоя кровь. Я отблагодарю тебя. Позже. Но сначала…
Царица Аганри воздела руки и зашипела. И змеи, нет, не то чтобы они устремились к ней все разом. Они вновь отдали ей в рабство свои змеиные души. Они отреклись от той, что ранее призывала их. Они возвратились к своей истинной богине.
И это понимал даже Викентий, ровным счетом ничего не знающий о змеях.
А у Элпфис за пазухой вовсе и не ручные гранаты. Там находился индивидуальный пакет. Элпфис достала бинт и перетянула Викентию кровоточащую ладонь:
— Хватит с нее крови. Обопьется…
— У нас что, все получилось? — растерянно посмотрел на соратников эльф. — Это и есть Царица Аганри?
— Да, — кивнула Элпфис.
— Тогда это кто такие, интересно?…
Надежда, не отрывающая горящего ненавистью и страхом взгляда от бронзоволикой Аганри, не заметила, что сзади к ней бесшумно подплыли (или подлетели?) темные вихри, словно состоящие из черного пепла.
— Черное Небо прислало тебе свой приговор! — сказала Царица Аганри Надежде, и только тогда та догадалась обернуться. Чтобы в ужасе завопить:
— Кошонгри-и!
И вихрь окутал ее фигуру черным полупрозрачным покрывалом, срывая богатое облачение, кожу и плоть, оставляя корчащийся голый скелет, все еще пытающийся выкрикнуть:
— Не-эт!
Элпфис, глядя на это, начала медленно сползать к ногам Викентия.
— Эля?! Эля! — закричал Вересаев, подхватывая девушку.
— Их необходимо остановить, — кашляя, зашептала она, и изо рта ее облачком вырвался черный пепел.
— Эльф! Кир! Надо ее спасать! — вопил Викентий, но они его словно не слышали, прикованные сладкой, истомной цепью к созерцанию прекрасной бронзоволикой небожительницы с горящими алым огнем глазами и длинными клыками цвета бирюзы.
— Я отомстила, — произнесла Царица Аганри. — Я права.
— Ооуэку! — зазвучал новый голос, и новый персонаж появился на этой импровизированной сцене. — Аку налуалионго эу оаукало!
Великий Колдун Огня Алуихиоло Мнгангуи Сото Охав ало Второй стоял перед Царицей Аганри, равнодушный к ее экзотической прелести, и, произнеся вышеприведенную фразу, принялся рассматривать живописные заплатки на своих истертых джинсах.
— Нгуни! — сразу вскинулась Царица. — Околии мнгу амии эука туа указака? Ото утиу огогогоу?
— Нху, — покачал головой Алуихиоло. — Ау ноу огогогоу.
Царица уперла руки в боки:
— Ик аку утие нуао? Ау огогогоу э агагау!
Колдун кивнул, но потом поднял указательный палец:
— Туу оэчоо агагау, иэ. Ото ноу хау! Ото эгэгэу!
Слова колдуна явно смутили Царицу. Она в сердцах хлопнула себя по бедрам и воскликнула уже на чистейшем русском:
— Твою мать! Только сделаешь все по своей воле, как появляется какой-нибудь… нгуни и все портит!
— Долг, великая, — ласково улыбаясь, произнес Сото, — платежом красен. Эгэгэу. Вот узнают в Среде Великих Цариц, что ты мне проиграла…
— Да подавись! — огрызнулась Царица Аганри. — Говори короче, чего надо?
— Ее. — Сото указал на еще шевелящийся в вихре убийц-кошонгри скелет Надежды Абрикосовой.
— Тчхи! — махнула рукой Царица. — Параскудэу! Так и быть. Забирай.