Мгновение спустя она спросила:
— Хорошо пели в церкви?
— Да, — ответил я. — Но не так хорошо, как при тебе.
Она кивнула без тени улыбки, но я почувствовал, что ей приятно.
— Все обойдется? Я про мистера Брандта.
Она затушила сигарету о квадратную стеклянную пепельницу, стоявшую рядом на подоконнике, поглядела на черное пятно и медленно ответила:
— Эмиль в тяжелом состоянии. Но я уверена, он выкарабкается.
— Зачем он это сделал? — спросил я тихо, чтобы остальные не услышали. — Ведь он известный человек, и все такое. Это из-за его лица?
— Он прекрасный человек, Фрэнки, — ответила она. — Неважно, какое у него лицо.
«А для него, может быть, важно», — подумал я.
Джулия Брандт встала и подошла к нам. На ней было розовое платье с черным кантом, каблуки тоже были черно-розовыми. На шее блестело жемчужное ожерелье, в ушах — жемчужные серьги. Волосы у нее были черные, словно безлунная ночь, а глаза темные, словно остывшая зола. Я не любил Джулию Брандт и знал, что моя мать тоже ее не любит.
— Рут, — со страдальческим видом сказала миссис Брандт, — все это так ужасно.
— Да, — ответила моя мать.
Миссис Брандт залезла в сумочку, достала золоченую сигаретницу, со щелчком открыла ее и протянула моей матери, но та мотнула головой и сказала:
— Нет, спасибо.
Миссис Брандт вытащила сигарету, постучала ею по золоченой крышке, убрала сигаретницу и достала золоченую зажигалку с маленьким сапфиром посередине. Всунула сигарету между ярко-красными губами, откинула крышку зажигалки, чиркнула колесиком, прикоснулась пламенем к кончику сигареты, задрала голову, точно дикий зверь, готовящийся завыть, и выпустила завитушку дыма.
— Какая трагедия, — сказал она, взглянув в угол, где сидели Карл и Ариэль. Под темным пеплом ее глаз словно бы заиграли огоньки. — Но в некотором смысле и удача.
— Удача? — напряглась моя мать.
— Для Ариэли и Карла. Удача в том, что это произошло сейчас, когда они еще могут обратиться друг к другу за поддержкой. Через несколько недель они окажутся в разных мирах, очень далеко друг от друга.
— Джулия, — сказала моя мать, — удача тут только в том, что Эмиль этого уже не застанет.
Миссис Брандт затянулась сигаретой, улыбнулась, и дым медленно заструился сквозь ее губы.
— Вы с Эмилем всегда были близки, — сказала она. — Помню, когда-то мы все думали, что вы поженитесь. Мы могли бы стать сестрами. — Она внимательно оглядела воскресное платье моей матери и покачала головой. — Не могу представить, каково это — быть замужем за священником. Ведь всегда приходится одеваться так… — Она снова затянулась, выпустила облачко дыма и закончила: —…так благоразумно. Но у тебя, наверное, прекрасная жизнь, очень высокодуховная.
— А у тебя, наверное, совсем другая жизнь, Джулия.
— Быть Брандтом, Рут, — это испытание, ответственность.
— Страшное бремя, — согласилась моя мать.
— Ты и представить не можешь, — вздохнула миссис Брандт.
— Могу, Джулия. Это видно по твоим морщинам. Извини меня, — сказала она, соскакивая с подоконника. — Мне нужно подышать.
Мать вышла из вестибюля, а миссис Брандт еще раз затянулась и сказала:
— Какая же ты сука.
Потом взглянула на меня, улыбнулась и отошла в сторону.
11
Джейк все-таки уговорил Лизу уйти из палаты. Он, отец и Аксель отвезли ее домой на «кадиллаке» мистера Брандта. Мать уехала на «паккарде» вместе со мной и Ариэлью. Карл на своей спортивной машине доставил свою мать в их большое поместье. Эмиль остался один — вкушать покой, который, по общему мнению, был ему необходим.
Поскольку Ариэль и Джейк были в доме Эмиля Брандта частыми гостями, было решено, что они останутся с Лизой, пока ее брат не вернется из больницы. Мать сказала, что соберет для них сумки. Когда все разошлись, я на некоторое время задержался, чтобы подольше побыть вместе с Джейком и Ариэлью.
На окнах в доме Эмиля Брандта висели шторы, но внутри стены были совершенно голыми. Слепой, вероятно, не заботился о внешнем облике своего жилища, а Лиза Брандт оставалась для меня загадкой — я не знал, что о ней и подумать. Мебели было мало и та разрозненная. По словам Ариэли, из-за слепоты мистера Брандта перестановок тут не делали никогда. Не было ни книжных полок, ни книг. Зато какое изобилие цветов! — в каждой комнате стояли горшки с прекрасными растениями. Центральное место в доме было отведено роялю, который занимал почти целую комнату — вероятно, бывшую столовую. Ариэль сказала мне, что именно за ним Эмиль занимался и сочинял музыку. Рядом с роялем стоял дорогой на вид катушечный магнитофон, которым, по словам Ариэли, Брандт тоже пользовался при сочинении музыки, поскольку записывать ноты на бумаге он не мог. В гостиной стояла превосходная акустическая система с огромными динамиками, и целую стену занимали полки с пластинками. Я оглядел скромную обстановку дома и представил, как приятны на ощупь мягкие кресла, как разливается по комнатам цветочное благоухание, как рояль и стереосистема наполняют дом музыкой — и понял, что Эмиль Брандт создал для себя мир целиком из тех ощущений, которые еще оставались ему подвластны.
Кухня отличалась от всего дома. Это была территория Лизы. Все здесь выглядело солидно, опрятно и красочно. Широкая раздвижная дверь в задней стене вела на террасу, с которой открывался вид на сад и на реку.
Был почти вечер, когда мы наконец освоились в доме, и Лиза Брандт принялась готовить ужин. Ариэль предложила ей свою помощь, глядя прямо в лицо и отчетливо артикулируя, чтобы Лиза могла прочесть у нее по губам. Но та помотала головой, знаками велела Ариэли уходить и кивком подозвала Джейка. Ели мы за кухонным столом, и еда оказалась гораздо вкуснее, чем у нашей матери. Жареная курица, картофельное пюре с подливой, морковь в масле, запеченная тыква — все было просто восхитительным. Я подумал, что, несмотря на слепоту, Эмиль Брандт был счастливым человеком. После ужина Ариэль хотела помыть посуду, но Лиза снова отказалась и приняла помощь только от Джейка.
Солнце уже садилось, когда Лиза надела джинсы и знаками сообщила Джейку, что нужно еще поработать в саду. Джейк согласился — но, по-моему, без особого рвения. Он спросил, можно ли взять меня, и после минутного раздумья Лиза кивнула. Ариэль осталась в доме, и из окон донеслись звуки рояля. Я был почти уверен, что она играет одно из сочинений Эмиля Брандта — в минорной тональности, грустное и прекрасное. Лиза вынесла из большого сарая кирку, лопату и лом и распределила орудия между нами троими. Мне досталась кирка, Джейку — лопата, себе оставила лом. Женщина привела нас к недавно вскопанному куску земли вдоль задней изгороди. Очевидно, она расширяла свой огород, но столкнулась с препятствием — почти посередине нового участка обнаружился валун размером с призовую тыкву. Камень глубоко сидел в глиняном пласте — похоже, еще с тех времен, когда ледниковая река Уоррен принесла его сюда из Дакоты. С минуту мы простояли, разглядывая его со всех сторон.
Я поднял руку, чтобы привлечь внимание Лизы.
— Может быть, просто сажать вокруг него? — предложил я, тщательно выговаривая слова, чтобы она могла читать у меня по губам.
Она гневно мотнула головой, указала мне на кирку и велела долбить.
— Тогда ладно, — сказал я. — Встаньте подальше.
Я поднял кирку и принялся крошить глину вокруг валуна. Лиза и Джейк отошли назад и предоставили мне работать одному. Я обкопал камень со всех сторон, тогда ко мне подключился Джейк с лопатой и убрал большие комья глины. Так мы проработали полтора часа, Лиза стояла поблизости и наблюдала. Я начинал негодовать — ведь она ничего не делала, лишь покачивала головой, как будто наши труды не вызывали у нее одобрения. Только я собирался громко возмутиться, как она похлопала Джейка по плечу и знаками велела нам отойти. Из груды камней с восточной стороны сарая она достала один, размером и формой напоминавший хлебную буханку и положила его в шести дюймах от валуна. Подсунув лом плоским концом под большой камень, а маленький используя в качестве опоры для рычага, она поднатужилась и рванула валун вверх. Лицо ее пересекли решительные морщины. Я взглянул на ее обнаженные руки и подивился, какие они мускулистые, какие длинные и толстые вены ветвятся у нее под кожей. Мы с Джейком побросали инструменты, встали на колени по бокам от камня, схватили его и изо всех сил потянули вверх. Наконец камень, освобожденный от цепких объятий глины, поддался. Он оказался очень тяжелым, и мы с Джейком медленно перекатили эту огромную каменную тыкву через двор к сараю, присовокупив к другим камням и валунам, которые Лиза Брандт извлекла у себя на огороде. Когда камень водворился на новое место, Джейк подпрыгнул и издал победный клич. Лиза взяла лом в одну руку, другую торжественно вскинула к небу и испустила протяжный, сдавленный, какой-то нечеловеческий стон. Услышь я такое ночью, один, — обмер бы с перепугу. Но, спохватившись, я тоже присоединился к ликованию.
И тут я допустил ошибку.
В порыве воодушевления я сначала приятельски хлопнул по плечу Джейка, а потом — Лизу. В мгновение ока она развернулась, потрясая ломом, и если бы я не успел проворно отскочить подальше, эта штуковина раскроила бы мне череп. Заходящее солнце метнуло сквозь ветви вяза длинный багровый луч, озаривший лицо Лизы демоническим светом. Ее глаза приобрели дикое выражение, она разинула рот и оглушительно завизжала.
Я в отчаянии взглянул на Джейка и заорал, перекрывая визг:
— Что нам делать?!
— Тут ничего не поделаешь, — прокричал он в ответ. Джейк выглядел таким огорченным, как будто несчастье Лизы Брандт касалось его напрямую. — Просто оставь ее в покое, и она перестанет.
Я принялся отчаянно умолять:
— Прости меня, Лиза. Я ничего плохого не хотел.
Но она меня не слушала. Я зажал уши руками и отошел.
Ариэль выбежала из дома и закричала:
— Что случилось?!
— Ничего, — ответил Джейк. — Фрэнк до нее дотронулся, вот и все. Просто случайность. Она скоро успокоится. Все будет хорошо.