— Ладно, — сказал отец. — Фрэнк, Джейк, идемте.
Мы все ушли. Мать осталась сидеть, глядя на кухонный шкаф. Над головой у нее вился сигаретный дымок, как будто она горела.
Шериф сидел, положив руки на стол. Энгдаль развалился в кресле напротив него, всей своей позой выказывая неуважение. Вид у него был нарочито скучающий.
— Правда, что ты угрожал этим мальчикам? — спросил шериф.
— Я сказал, что пересчитаю им зубы, да.
— Я так понимаю, прошлым вечером ты напал на Фрэнка?
— Напал? Черт возьми, я просто схватил этот мелкого говнюка за руку.
— И сделал бы больше, если бы не Уоррен Редстоун?
— Редстоун? Я даже не знаю, кто это такой.
— Рослый индеец.
— А, этот. Он что-то мне сказал, и я ушел.
— И куда пошел?
— Не помню. Бродил вокруг.
— Один?
— Встретил Джуди Кляйншмидт. Потом всю ночь гуляли.
— Ходили в Сибли-парк на посиделки с ребятами?
— Да.
— Ариэль Драм видел?
— Да, видел.
— Говорил с ней?
— Может, и говорил что-то. Я много с кем тогда говорил.
— Я слышал, ты подрался с Гансом Хойлом.
— Врезали друг другу пару раз, ничего серьезного.
Он сказал, что моя машина — кусок говна.
— Подбирай выражения, Моррис. Во сколько ты уехал с посиделок?
— Не помню.
— Один уехал?
— Нет, с Джуди.
Шериф кивнул своему помощнику, и тот вышел.
— Сразу поехали домой?
— Нет.
— А куда?
— Я бы предпочел не говорить.
— Я бы предпочел, чтобы ты сказал.
Энгдаль помолчал, потом равнодушно пожал плечами.
— Поехали к старому Мюллеру на Дорн-роуд, — ответил он.
— Зачем?
— Людей там нет, в сарае навалена большая куча сена, а в машине у меня нашлось одеяло. Понятно?
Шерифу понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что к чему.
— Ты был с этой девушкой, с Кляйншмидт?
— Да, с Джуди.
— И долго вы там пробыли?
— Довольно долго. — Энгдаль ухмыльнулся и обнажил зубы.
— А потом?
— Я отвез ее домой. Потом поехал к себе.
— Это было во сколько?
— Не знаю. Солнце уже всходило.
— Кто-нибудь видел, как ты приехал?
Энгдаль мотнул головой.
— Мой старик вечером дерябнул и валялся на диване, как бревно. Взорвись бомба — и то бы не услыхал.
Шериф откинулся назад, скрестил руки на груди и целую минуту сидел молча, оценивающе разглядывая Морриса Энгдаля. За эту минуту Энгдаль несколько переменился — выпрямился, начал нервно подергивать плечами, и наконец заговорил:
— Слушайте, я все вам рассказал. Об Ариэли Драм я ничего не знаю. Я видел ее на посиделках у реки, вот и все. Да я с ней, наверное, даже словом не перемолвился. Она сидела с другой стороны костра и просто таращилась на огонь, как будто разговаривать с нами — ниже ее достоинства. Вот она какая. Даром, что с заячьей губой.
Он внезапно осекся и почти виновато взглянул на моего отца.
Шериф немного подождал, но поскольку Моррис Энгдаль не имел больше, что сказать, он заговорил сам.
— Ладно, Моррис. Я бы хотел, чтобы ты посидел здесь, пока мы не найдем Джуди и не поговорим с ней.
— Посидел здесь? К четырем я должен быть на консервном заводе, у меня смена начинается.
— Мы постараемся, чтобы ты пришел туда вовремя.
— Да уж, постарайтесь.
— Вот что, Лу, — обратился шериф к своему помощнику, который был с нами на реке, — отведи Морриса в камеру, чтобы ему было, где прилечь. А то у него вид какой-то не выспавшийся.
— Вы меня запираете? Я же ничего не сделал! Вы не можете меня арестовать!
— Я тебя не арестовываю, Моррис. Просто предлагаю тебе наше гостеприимство на некоторое время. Пока мы не поговорим с Джуди Кляйншмидт.
— Вот говно, — сказал Энгдаль.
— Подбирай выражения, — рявкнул шериф. — Тут впечатлительные дети.
Энгдаль зыркнул на меня. Если бы взгляды могли убивать, я бы умер раз десять.
Подъезжая к дому, мы увидели патрульную машину нью-бременской полиции. Отец припарковался на газоне, и мы вошли внутрь. За кухонным столом рядом с матерью сидел Дойл.
— Натан, — сказала она, глядя на отца испуганно и растерянно.
Дойл встал, повернулся к моему отцу и протянул левую руку.
— Мистер Драм, я хочу вам кое-что показать. Это принадлежало вашей дочери?
На широкой ладони Дойла лежало что-то, завернутое в чистый платок. Правой рукой он отогнул края платка и показал золотую цепочку с медальоном в виде сердца.
— Да, — ответил отец. — Она надевала его вчера вечером. Где вы его нашли?
Лицо Дойла сделалось холодным, будто бетон зимой.
— Среди вещей Уоррена Редстоуна, — сказал он.
20
Гас вместе с отцом и Дойлом поехал в отделение к шерифу, чтобы рассказать про медальон. Мы с Джейком остались с матерью. Это было тягостно. Ее молчание и беспорядочные движения нагнетали страх. Она сидела на кухне и курила, через минуту встала и прошла в гостиную, подняла телефонную трубку, как будто собиралась звонить, но тут же положила обратно, скрестила руки на груди и уставилась в окно, сигарета тлела у нее в руке. Из кухни я видел, как огонек подбирается к ее пальцам, а она стоит в оцепенении, погруженная в страшные мысли и догадки.
— Мама, — сказал я, не в силах больше на это смотреть, чувствуя, что она обожжется.
Она продолжала глядеть в окно.
— Мама! — воскликнул я. — Твоя сигарета!
Она не шевельнулась и не обратила на мои слова никакого внимания. Я кинулся в гостиную и дотронулся до ее руки, она опустила взгляд, внезапно поняла, что вот-вот случится, уронила сигарету и раздавила окурок ногой, оставив на светло-желтой половице черное пятно.
Я взглянул назад. Джейк с испуганным видом наблюдал за нами. Было ясно, что мамино состояние наполняет дом безысходностью и тревогой, но я не знал, что делать и чем помочь.
Послышался хруст гравия на подъездной аллее. Я вышел на кухню и выглянул в окно. Приехал Карл на своем маленьком "триумфе", на пассажирском кресле сидел Эмиль. Над ними нависало мрачное небо. Карл помог дяде выйти из машины и подвел его к кухонной двери.
— Мистер Брандт приехал! — воскликнул я.
— О, Эмиль! — Мать ринулась на кухню и заключила мистера Брандта в объятия. — О, Эмиль. Я так рада, что ты приехал.
— Невыносимо ждать в одиночестве, Рут. Я должен быть здесь.
— Знаю. Знаю. Проходи и садись рядом.
Она отвела его в гостиную, и оба сели на диван.
Карл остался со мной и Джейком.
— Есть новости? — спросил он.
— Нашли медальон, — ответил я.
— Кто нашел?
— Офицер Дойл. Среди вещей Уоррена Редстоуна.
— Кто такой Уоррен Редстоун?
— Двоюродный дедушка Дэнни О’Кифа, — ответил Джейк.
— Где он его взял?
— Не знаю, — ответил я. — Папа, Гас и офицер Дойл увезли медальон к шерифу.
— Давно?
— Примерно полчаса назад.
Карл подошел к дверям гостиной.
— Я отлучусь ненадолго, дядя Эмиль, — сказал он. — Потом вернусь за тобой.
Карл торопливо вышел, запрыгнул в машину, стремительно вырулил с подъездной аллеи и умчался по Тайлер-стрит в сторону города. Мать и Брандт сидели в гостиной, отец и все остальные уехали к шерифу, а мы с Джейком остались наедине с нашими тревогами.
— Есть хочешь? — спросил я.
— Нет, — ответил Джейк.
— Я тоже. — Я сел за стол и провел рукой по гладкому пластику. — Где же он его взял?
— Что взял?
— Медальон Ариэли.
— Не знаю. — Джейк тоже сел за стол. — Может быть, она ему дала.
— Зачем?
— Не знаю.
— Может быть, нашел.
— Где?
— Не знаю, — сказал я.
Я вспомнил об Уоррене Редстоуне, о том, как мы впервые встретили его под эстакадой рядом с мертвецом, и как испугался я тогда за Джейка. Вспомнил, как мы наткнулись на него в шалаше у реки, когда с нами был Дэнни, и как Дэнни убежал. Вспомнил, как холодно он распрощался со мной в подвале дома Дэнни перед самой поездкой на карьер. И еще вспомнил, как мы встретили его вчера вечером, и что-то в нем напугало даже Морриса Энгдаля.
Я поднялся с места и сказал:
— Я ухожу.
Джейк тоже вскочил.
— Куда ты?
— На реку.
— Я с тобой.
Подойдя к двери, мы увидели, что наша мать и Брандт взволнованно беседуют.
— Мы с Джейком немного пройдемся, — сказал я.
Мать взглянула в мою сторону и сразу возвратилась к разговору с Брандтом. Мы с Джейком вышли из дома через кухонную дверь.
Погода изменилась. Серое небо приобрело глубокий угольный оттенок, а тучи начали сгущаться. Поднялся шквалистый ветер, донося с запада отдаленные раскаты грома. Мы пересекли задний дворик и лужайку, на которой колыхались на ветру бурьян и ромашки, словно бы живущие своей, неведомой жизнью. Мы обогнули дом Суини, где на веревке сохло выстиранное белье, и я услышал, как хлещутся на ветру простыни и одеяла. Пересекли Четвертую стрит, пробрались между двух домов без изгородей и вышли на Пятую. Сразу по другую сторону начинался спуск к реке. Склон покрывала ежевика, но сквозь колючие заросли давным-давно протоптали тропинку, и мы спустились по ней к сухому илистому берегу, за которым сразу начиналась коричневатая вода. Потом повернули на северо-запад, там, в двух сотнях ярдах от нас пролегала песчаная отмель, на которой Уоррен Редстоун соорудил себе шалаш.
— Что мы делаем? — спросил Джейк.
— Ищем, — ответил я.
— Что ищем?
— Не знаю.
— А если он там?
— Значит, он там. Ты боишься? Тогда идем, — сказал я и ускорил шаг, потому что начинался дождь.
Мы не стали скрывать наше приближение и двинулись напролом через тростник, высотой превосходивший человеческий рост. Выбрались на прогалину, но на ней никого не оказалось. Я направился прямиком к шалашу, заглянул вовнутрь и сразу увидел, что жестяную банку выкопали. Осталась только кучка песка возле пустой ямы.
— Она пропала, — сказал я, попятился назад, выпрямился, развернулся и увидел, что Джейка, онемевшего от испуга, схватил Уоррен Редстоун.