В сельских церквях моего отца очень любили. Его проповеди, исполненные, скорее, спокойных увещеваний о безграничном милосердии Божьем, нежели евангелической пылкости, хорошо принимались паствой, состоявшей главным образом из здравомыслящих фермерских семейств, в большинстве проявлений своей общественной жизни столь же эмоциональных и энергичных, как стог сена. Не менее вдохновляющее воздействие удавалось ему оказывать и на церковные комитеты, составлявшие часть любой методистской общины. На неделе он почти каждый вечер посещал комитетские собрания в Кэдбери, Нью-Бремене или Фосбурге, третьем подопечном ему приходе. Отец неутомимо исполнял то, что считал своим долгом, и если это шло в ущерб его родительским обязанностям, значит, считал он, такова была плата за его высокое предназначение.
Кэдбери располагался в долине Сиу-Крик, притока реки Миннесоты. Едва вы въезжали на шоссе, ведущее в город, как взгляду представлялись три церковных шпиля, вздымавшиеся над зелеными и густыми купами деревьев. Ближайшим был шпиль методистской церкви Кэдбери. С порога церкви открывался вид на главную улицу — два квартала коммерческих зданий, построенных во время послевоенного экономического бума. Церковь осеняли несколько высоких вязов, и летним утром, когда мы туда прибывали, внутри было прохладно и тихо. Отец отпирал дверь и проходил в кабинет, Ариэль направлялась к органу, а мать шла в хоровой класс. Нам с Джейком поручалось раскладывать блюда для сбора пожертвований, а если в церкви было душно, мы открывали окна. Потом мы усаживались в заднем ряду, дожидаясь, пока подтянутся прихожане и соберется хор.
В то утро, незадолго до начала богослужения мать вышла из хорового класса, встала возле алтаря и обеспокоенно оглядела церковь. Потом подошла ко мне и спросила:
— Ты не видел миссис Клемент?
Я помотал головой.
— Выйди на улицу и высматривай ее. Если увидишь, что она подходит, сразу дай мне знать.
— Хорошо, мама.
Я вышел на улицу, Джейк следом за мной. Мы встали на пороге и принялись оглядывать обе стороны улицы. Миссис Клемент, обладательница того самого альта, была ровесницей моей матери и имела сына по имени Питер. Поскольку его мать пела в хоре, на время богослужения Питер оставался сиротой и обычно садился рядом со мной и Джейком. Его отец никогда не ходил в церковь, и из подслушанных мной разговоров я заключил, что он не питал склонности к религии, хотя был человеком крайностей, и ему отнюдь не повредила бы строгая методистская дисциплина. Пока мы высматривали миссис Клемент, мимо прошло несколько прихожан, которые дружески нас поприветствовали. Человек по имени Таддеус Портер, городской банкир и вдовец, шествовавший царственной поступью, приблизился к нам и остановился, сложив руки за спиной, словно генерал во время военного смотра.
— Я слышал, ребята, будто вы обнаружили мертвое тело, — изрек он.
— Да, сэр, — ответил я.
— Замечательное открытие.
— Да, сэр.
— Кажется, вы вполне оправились.
— По правде, сэр, меня это не слишком разволновало.
— Ага, — сказал он и одобрительно кивнул, как будто в том, чтобы не слишком волноваться, было что-то достойное похвалы. — Стальные нервы, да? Увидимся в церкви, ребята.
Он развернулся и мерной поступью взошел по ступеням.
Ни миссис Клемент, ни Питер в то воскресное утро так и не появились. По словам матери, хорал и оф-ферториальный гимн значительно пострадали из-за ее отсутствия. После службы мы ненадолго задержались в церковном зале, и многие расспрашивали меня о мертвеце, которого мы с Джейком обнаружили. С каждым повторением я все более приукрашивал свой рассказ, и в конце концов ощутил на себе неодобрительный взгляд Джейка, который в последней версии удостоился лишь беглого упоминания.
Когда последнее, третье богослужение, начавшееся в полдень в церкви Фосберга, милях в десяти к северу от Нью-Бремена, подошло к концу, мы все поехали домой. У меня, как всегда, было ощущение, будто я долгое время находился в аду и наконец удостоился Божьей милости. Я взбежал в спальню, переоделся и приготовился остаток дня провести с удовольствием. Спустившись на кухню, я увидел, что мать достает еду из холодильника. Она выставила на стол вчерашнюю запеканку из тунца и желейный салат, и я решил, что это наш сегодняшний обед. Отец зашел на кухню следом за мной и, очевидно, подумал так же.
— Будем обедать? — спросил он.
— Нет, — ответила мать. — Это для Амелии Клемент. Женщины из хора сказали, что она очень больна и поэтому не пришла сегодня в церковь.
Она отстранила отца и подошла к буфету, держа в руке кастрюлю с запеканкой.
— Жизнь Амелии — сущая тюрьма, а надсмотрщиком в ней — Тревис Клемент, — сказала она. — Он, если и не худший муж на свете, то явно стремится к этому званию. Она не раз говорила мне, что хоровая спевка по средам и богослужение по воскресеньям — два события, которых она с нетерпением ожидает всю неделю. Если сегодня она не смогла прийти в церковь, значит, она сильно больна, а я хочу убедиться, что ей не придется беспокоиться о том, чем накормить семью. Я разогрею эту запеканку и отвезу ей, ты поедешь со мной.
— А что насчет обеда? — Этот вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успел подумать, насколько он будет уместным.
Мать бросила на меня испепеляющий взгляд.
— С голоду не умрете. Я что-нибудь приготовлю.
Честно говоря, я ничего не имел против. Запеканка из тунца мне совсем не нравилась. К тому же, если они с отцом поедут домой к Питеру Клементу, я смогу к ним присоединиться и рассказать Питеру про мертвеца. Мне очень нравилось впечатление, которое этот рассказ производил на слушателей.
На кухню вошла Ариэль, одетая для работы в сельском клубе.
— Хочешь сэндвич перед уходом? — спросила мать.
— Нет, я там чем-нибудь подкреплюсь. — Ариэль помешкала, прислонилась к буфету и сказала: — А если я не поеду в Джуллиард осенью?
Отец взял с холодильника гроздь бананов, оторвал себе один и ответил:
— Тогда мы пошлем тебя на соляные прииски.
— Я имела в виду, — продолжала Ариэль, — что дешевле будет, если я поеду в Манкейто.
— У тебя же стипендия, — напомнил отец и затолкал себе в рот добрую треть банана.
— Знаю, но вам с мамой все равно придется много платить.
— Об этом нечего беспокоиться, — сказал отец.
— Я могу продолжить занятия у Эмиля Брандта. Он не хуже любого преподавателя в Джуллиарде.
Эмиль Брандт был учителем Ариэли с тех самых пор, когда мы переехали в Нью-Бремен пять лет назад. В сущности, он и был причиной нашего переезда. Мать хотела, чтобы Ариэль училась у лучшего композитора и пианиста Миннесоты, это и был Брандт, друг детства матери.
Постепенно, в течение всей своей жизни, я восстановил историю взаимоотношений матери и Брандта. Что-то я узнал в 1961 году, что-то открылось мне значительно позже. Тогда я понял, что еще совсем девочкой моя мать обручилась с Брандтом, который был несколькими годами старше. По меркам степенных немецких обывателей, населявших Нью-Бремен, Эмиль Брандт считался разгульным малым, но при этом чрезвычайно талантливым музыкантом и видным представителем славного семейства Брандтов, уверенным в своем высоком предназначении. Сделав предложение моей матери, Брандт вскоре без всякого предупреждения уехал от нее и отправился попытать счастья в Нью-Йорк. Но к лету 1961-го все это стало древней историей, и мать считала Эмиля Брандта одним из своих лучших друзей. Произошло это отчасти благодаря целебному влиянию времени, но еще и потому, думается мне, что в Нью-Бремен Брандт вернулся совершенно разбитым, и моя мать искреннее ему сочувствовала.
Мать прервала возню с запеканкой и строго взглянула на дочь.
— Это из-за Карла? Не хочешь покидать своего дружка?
— Совсем не поэтому, мама.
— Тогда почему? Ведь дело не в деньгах. Этот вопрос мы давно уладили. Дедушка обещал, что всем тебя обеспечит.
Отец прожевал кусок банана и сказал:
— Ей от него ничего не нужно.
Мать оставила эту реплику без внимания и посмотрела на Ариэль.
— Не знаю, хочу ли я уезжать так далеко от своей семьи, — снова начала та.
— Слабое оправдание, Ариэль Луиза, и ты это понимаешь. Что с тобой?
— Я просто… Ничего, — сказала она, резко повернулась к двери и выскочила из дома.
Отец поглядел ей вслед.
— По-твоему, из-за чего все это?
— Из-за Карла, — ответила мать. — Мне никогда не нравилось, что они встречаются. Всегда знала, что хорошего ждать нечего.
— Сейчас все встречаются, Рут.
— У них все слишком серьезно, Натан. Они все свободное время проводят вместе.
— Вчера вечером она проводила время с подружками, — сказал отец.
Я вспомнил, как Ариэль ушмыгнула из дому после возвращения с кинопоказа, и подумал: не с Карлом ли она ходила встречаться?
Мать взяла с полочки над раковиной пачку сигарет, раздраженно вытряхнула одну, чиркнула спичкой и твердо сказала сквозь облако дыма:
— Если Ариэль думает, что может выйти замуж вместо того, чтобы учиться в колледже, я ее живо поставлю на место.
— Рут, — сказал отец, — мы ничего про это не знаем. Но разумно было бы просто сесть рядом с ней и выяснить, что происходит. Обсудить все спокойно.
— Я лучше спокойно всыплю ей по первое число, — сказала мать.
Отец улыбнулся.
— Ты же никогда не била детей, Рут.
— Она уже не ребенок.
— Тем более надо поговорить с ней, как со взрослой. Можно прямо сегодня, когда она вернется с работы.
Когда они собрались ехать к Клементам, я спросил, можно ли мне отправиться с ними повидать Питера. Это означало, что придется взять с собой и Джейка. Отец не видел причины оставлять нас одних, особенно учитывая наложенный им самим запрет на выход со двора без его разрешения. Джейк против поездки не возражал. Он прихватил с собой свежие выпуски «Аквамена» и «Зеленого фонаря», чтобы почитать в дороге. Мы вчетвером забились в «паккард» и направились в Кэдбери.
Мистер Клемент заведовал небольшой ремонтной мастерской, переделанной из сарая рядом с его дом