Стивен быстро отрезвел:
– Я не хотел никого обижать. Я лишь подумал, что после – уже четырех месяцев здесь? – ты соскучилась по нашим остроумным шуточкам. – Взяв меня за руку, он потянул меня за собой, чтобы Сара и Кэти не могли нас увидеть. – Я скучал по тебе, – прошептал он. – По правде говоря, я хочу, чтобы ты была только моей.
Я увидела, что Стивен подходит ближе, чтобы поцеловать меня, и оцепенела – олень в свете автомобильных фар, неспособный остановить надвигающуюся катастрофу. Я почувствовала на своих губах его теплые губы, его руки сомкнулись на моей спине, но голова лихорадочно работала. Каким образом, проведя восемь лет со Стивеном, я чувствовала себя в его объятиях менее комфортно, чем в объятиях Купа?
Выдавив из себя улыбку, я уперлась ладонями в грудь Стивена.
– Не сейчас, – прошептала я. – Почему бы тебе не прогуляться по ферме, пока я помогаю с ужином?
Час спустя, когда семья собралась за столом, все мои сомнения в отношении Стивена развеялись. Он важно наклонял голову в молчаливой молитве, покорял Сару своим обаянием – да так, что, передавая ему блюдо с едой, женщина всякий раз густо краснела. Он говорил о силосовании как о предмете, интересующем его даже больше юриспруденции. Я должна была догадаться, что все будет хорошо, – Стивен был превосходным актером. К тому времени как Сара подала главное блюдо – тушеное мясо, пирог с курицей и бефстроганов из индейки, – я наконец успокоилась и смогла съесть первый кусок.
Кэти рассказывала веселую историю о том, как однажды коровы выбрались из коровника в разгар снежного бурана, и тут послышался стук в дверь. Элам пошел открывать, но не успел он дойти до двери, как гость вошел сам.
– Всем привет, – сказал Куп, стаскивая с себя куртку. – Я не опоздал к десерту?
Как и я, он был принят в семье Фишер. По прошествии первого месяца даже Аарон перестал отвечать строптивым молчанием на любезное предложение Сары поужинать в те дни, когда Куп встречался с Кэти или приезжал ко мне. При взгляде на меня его глаза зажглись и потеплели – только такой контакт мы позволяли друг другу в присутствии остальных. Потом он увидел сидящего рядом со мной Стивена.
Стивен уже поднимался на ноги, одну руку положив мне на плечо, а другую протягивая для приветствия.
– Стивен Чатем, – с недоуменной улыбкой произнес он. – Мы встречались?
– Джон Купер. Да, думаю, встречались, – без запинки произнес Куп, и мне захотелось немедленно поцеловать его. – В опере.
– На симфоническом концерте, – пробормотала я.
Оба мужчины взглянули на меня.
– Куп взял Кэти в качестве пациентки, – объяснила я.
– Куп… – медленно повторил Стивен, и я поняла, что он разгадывает синаптические связи: прозвище, снимки, засунутые за обложку моего выпускного альбома, разговоры о бывших возлюбленных, которые мы со Стивеном вели в темноте под одеялом, пока наши отношения были еще крепкими. – Верно. Вы знали Элли еще по Пенсильванскому университету.
Куп с неохотой взглянул на меня, словно опасаясь, что не справится с эмоциями, которые могли отразиться на его лице:
– Угу. Это было давно.
Никогда я не была так благодарна вере амишей в то, что близкие отношения касаются только двоих. Кэти старательно нареза́ла мясо у себя на тарелке, у Сары нашлись какие-то дела на кухне, другие мужчины принялись обсуждать вопрос о заполнении силосных башен.
Глубоко вздохнув, я спросила высоким четким голосом:
– Ну, кто еще голоден?
Мы вышли из дому. В деревьях со свистом проносился легкий ветерок, играя на них, как на дудках. Мы со Стивеном шли под перевернутой чашей неба и, хотя не прикасались друг к другу, ощущали теплоту наших тел.
– Все дело держится на судебном психиатре, – сказала я ему. – Если присяжные не поверят ей, Кэти пропала.
– Тогда будем надеяться, что присяжные ей поверят, – галантно произнес Стивен, хотя я знала, он считает, что у нас нет ни единого шанса.
– Может, до этого не дойдет. Может, это будет судебный процесс, в котором присяжные не вынесут единогласного решения.
Стивен поднял отвороты пиджака:
– Каким образом?
– Я ходатайствовала об этом на том основании, чтобы Кэти не судили присяжные из ее среды.
– Это значит, что из двенадцати присяжных не будет ни одного амиша? – хитро улыбнулся он.
– Угу.
– Я думал, их религия запрещает участие в правовых процессах.
– Вполне возможно. Как я говорила, ее не будет судить коллегия присяжных из амишей.
– Господи, Эл! – расхохотался Стивен. – Ты ни за что не выиграешь, но это дело все равно подлежит обжалованию. – Он плавным движением встал передо мной, и я оказалась в его объятиях. – Ты все-таки нечто! – пробормотал он мне в ухо.
Может быть, то, как я ожила в его объятиях или на долю секунды расслабилась, заставило Стивена отодвинуться. Дотронувшись ладонью до моей щеки, он провел по ней большим пальцем.
– Значит, – тихо произнес он, – это так?
На миг я помедлила, мысленно плетя сеть, в которую я могла бы поймать его, когда он упадет, – точно так же, как я солгала Купу, порывая с ним много лет назад. Я всегда считала, что толика лжи скорей полезна, чем вредна, и отсюда эти оправдания: «Я недостаточно хороша для тебя», «Я слишком занята и не могу сейчас сосредоточиться на наших отношениях», «Мне нужно время для себя самой».
Но потом я подумала о Кэти, стоящей на коленях перед членами общины и говорящей им то, что они хотели услышать.
Я накрыла его руку своей ладонью:
– Угу. Это так.
Покачиваясь, как маятник, он высвободил свою руку из моей. Стивен, всегда такой уверенный в себе, вдруг показался мне пустым и хрупким, как шелуха от семян клена, медленно слетающая с деревьев.
Он поднял мою руку, и мои пальцы раскрылись, как роза.
– Он тебя любит?
– Любит, – сглотнув, ответила я и засунула руку в карман.
– А ты его?
Я не ответила, но повернула голову, чтобы увидеть желтый прямоугольник света – кухонное окно – и силуэты Сары и Купа, склонившихся над двойной раковиной. Куп вызвался помочь ей убрать со стола, чтобы мы со Стивеном могли поговорить. Мне стало интересно: думает ли он обо мне и сомневается ли по поводу моих слов.
Когда я вновь посмотрела на Стивена, он чуть улыбался. Потом притронулся пальцем к моим губам.
– Вопрос задан, ответ получен, – сказал он, затем нежно поцеловал меня в щеку и пошел к своей машине.
Какое-то время я брела одна вдоль ручья в сторону пруда, а там уселась на маленькую скамью. Уезжая из Филадельфии, я ждала этого разрыва со Стивеном, но в тот момент восприняла это как запрещенный прием. Подтянув колени к животу, я смотрела, как дрожит на водной глади отражение луны, прислушивалась к шорохам и трелям, стихающим к ночи.
Когда он пришел, то просто протянул ко мне руки. Не говоря ни слова, я встала, обняла Купа и крепко прижалась к нему.
Сара оперлась о ручку лопаты и подняла лицо к небу.
– Каждый раз, когда мы заполняем силосные башни, – задумчиво сказала она, – вот когда я узнаю́, что погода изменится.
Я вытерла пот со лба, наверное, в сотый раз за день.
– Может, если сосредоточиться, она переменится в следующие пять минут.
Кэти рассмеялась:
– В прошлом году, когда мы заполняли силосные башни, было восемьдесят градусов![15] Бабье лето.
Сара прикрыла глаза рукой и, прищурившись, посмотрела в поле:
– Ой, едут!
При виде этого у меня перехватило дух. Аарон с Сэмюэлом ехали на упряжке волов, тащивших за собой бензиновую сноповязалку для кукурузы. Это хитрое приспособление было высотой больше шести футов с ножами спереди для срезания стеблей кукурузы и механизмом для связывания их в снопы. Рядом, на другой упряжке, тащившей повозку, ехал Леви. На задке повозки стоял Куп, который бросал на грузовую платформу длинные снопы кукурузы, выходившие из сноповязалки.
Увидев меня, Куп улыбнулся и помахал мне. На нем были джинсы, рубашка поло и одна из широкополых шляп Аарона для защиты от солнца. Он был так горд собой, как будто сам срезал каждый стебель.
– Посмотрите на нее, – подталкивая меня локтем, сказала Кэти. – Вся так и сияет.
Я улыбнулась Купу в ответ и подождала, пока он не спрыгнет с повозки. Леви, важничая, как все подростки, подошел вихляющей походкой к конвейерной ленте под силосной башней и подключил ее, чтобы бензиновый двигатель мог привести в действие конвейер, шинковальную машину и большой вентилятор, поднимавший кукурузу вверх по желобу в башню.
Сара взобралась на платформу повозки, чтобы сбросить первую вязанку кукурузы, я последовала за ней. К щекам и шее сзади прилипали кусочки стеблей и шелуха. Нарезанные стебли кукурузы были влажными и сладкими, от них шел резкий запах алкоголя. Опять же силос, которым кормили стадо зимой, мало отличался от ферментированного кукурузного затора. Может быть, поэтому коровы всегда выглядели безмятежными – они проводили зиму в легком подпитии.
Пока Аарон занимался лошадьми, а Куп с Леви перебрасывали вязанки кукурузы через край повозки, Сэмюэл спрыгнул вниз. Я с большим любопытством смотрела, как он подходит к Кэти. Наверное, теперь, когда их отношения настолько ухудшились, ей было тяжело изо дня в день видеть его на ферме, но в последнее время Кэти огорчалась еще больше. Стоило Сэмюэлу приблизиться к ней на десять футов, как она старалась убежать. Я приписывала это ее нервозности по поводу приближающегося суда, но как-то Сара вскользь заметила, что ноябрь – месяц свадеб и в скором времени в церкви будут оглашены имена будущих новобрачных.
Обернись все по-другому, и Кэти с Сэмюэлом стали бы одной из этих пар.
– Постой, – сказал Сэмюэл. – Дай мне.
Положив руку на плечо Кэти, он взял у нее из рук огромную вязанку кукурузы. Уверенными сильными движениями он положил тяжелую вязанку на конвейерную ленту, а Кэти стояла в стороне и смотрела.
– Сэмюэл!
От окрика Аарона Сэмюэл смущенно улыбнулся и освободил свое место для Кэти.