больше всего мне не хватает моей семьи. – Он с удрученным видом взглянул на Элли. – Когда утонула Ханна, я винил в этом себя. Я должен был тогда следить за ними обеими, но я прятался в коровнике, читая книгу. Я сказал Кэти, что во второй раз в жизни смотрел, как тонет моя сестра, только на этот раз сестрой была она сама, и на этот раз я скрывал происходящее, когда она приезжала ко мне.
– Значит, ты знал, что она забеременела, когда…
– Я не знал. Я стал подозревать об этом после разговора с вами и следователем обвинения. – Он покачал головой. – Я не хотел, чтобы Кэти поняла меня буквально. Я лишь хотел, чтобы она взглянула на это с моей точки зрения.
– Что ж, тебе это удалось, – решительно произнесла Элли. – Теперь она копирует поведение своего честного брата. Она хочет исповедаться со свидетельской трибуны, как будто присяжные – члены ее общины.
– Но я говорил ей, что защита по линии невменяемости – самое подходящее!
– Очевидно, эта часть вашего разговора не произвела на нее столь же сильного впечатления. – Элли сложила руки лодочкой. – Мне необходимо знать, где можно найти Адама Синклера.
– У меня нет с ним связи. Даже мои чеки с оплатой аренды я отправляю в агентство недвижимости. Синклер в октябре уехал из страны, – ответил Джейкоб. – И он не знал о беременности Кэти, поскольку не поддерживал с ней связь.
– Если ты с ним не связывался, то откуда тебе известно, что он еще не приехал? Или что Кэти все это время ему не писала?
Не говоря ни слова, Джейкоб встал со стула и пошел наверх. Минуту спустя он вернулся с пачкой писем, перетянутой резинкой.
– Они приходят ко мне каждые две недели, как часы, – сказал он. – Для передачи Кэти. Обратный адрес не изменился, почтовый штемпель Шотландии. И я знаю, Кэти не писала ему, потому что я не отдал ей ни одного письма.
Разрываясь между профессиональным любопытством и обидой за Кэти, Элли разозлилась:
– Знаешь, это нарушение федерального закона!
– Прекрасно! Можете защищать меня, когда закончите с Кэти. – Джейкоб запустил пальцы в волосы и снова сел. – Ведь это не был поступок подонка. По сути дела, я пытался стать героем. Просто я не хотел, чтобы Кэти пришлось столкнуться с тем, с чем столкнулся я, когда решил стать англичанином, – повернуться спиной к нашим людям в поисках своего пути в большом и незнакомом мире. Я не знал, что Кэти беременна, но даже я замечал, как она привязана к Адаму – увивалась вокруг него, как щенок, – и я понимал: если чувство поддерживать, то Кэти в конце концов придется сделать выбор между двумя мирами. Я думал, что, если после его отъезда наступит полный разрыв, она забудет о нем и все изменится к лучшему.
– Сестра знает, что у тебя есть эти письма?
Джейкоб покачал головой:
– Вчера вечером я собирался ей сказать. Но она и без этого была так удручена надвигающимся судом, что не хотелось еще больше ее расстраивать. – Скривившись, он взялся руками за край стола. – Пожалуй, отдам ей письма сегодня.
Элли уставилась на аккуратный рубленый почерк, каким были написаны имя и фамилия Кэти. На тонкую голубоватую бумагу для авиапочты, сложенную конвертом, проштемпелеванную и запечатанную.
– В этом нет необходимости, – сказала она.
В принципе, Элли могла бы потащить Кэти с собой в Филадельфию, но к этому моменту она успела так здорово напортачить в правовом процессе, что некоторое нарушение условий залога для Кэти не повлекло бы за собой больших неприятностей. Она сама, в сущности, не совсем понимала, зачем едет в Филадельфию, пока не въехала на парковку перед медицинским центром, где размещался офис Купа.
Адрес был знакомым, но Элли не бывала здесь прежде. Она поймала себя на том, что стоит перед указателем, дотрагиваясь пальцем до латунной таблички с фамилией Купа. В офисе, когда молодая хорошенькая секретарша предложила свою помощь, Элли почувствовала укол ревности.
– Он сейчас с пациентом, – пояснила женщина. – Не желаете подождать?
– Да, спасибо.
Усевшись, Элли принялась листать журнал полугодовой давности, не в состоянии разглядеть ни единой строчки.
Через несколько минут прозвучал сигнал интеркома, послышался приглушенный разговор, и из рабочего кабинета вышел Куп.
– Привет, – сказал он, стреляя глазами. – Говорят, у тебя что-то срочное.
– Да, – ответила Элли, чувствуя себя лучше, если сравнивать с тем временем, когда Кэти перевернула мир вверх тормашками. Она вошла за Купом в кабинет, и он закрыл дверь. – Мне нужна срочная медицинская помощь.
Он заключил ее в объятия:
– Ну, знаешь, я психиатр. Я лечу психику.
– Не прибедняйся, – сказала Элли. – Меня ты лечишь всю целиком.
Когда Куп поцеловал ее, она прижалась к нему и потерлась щекой о его хрустящую рубашку. Он опустился в мягкое кресло, усадив ее к себе на колени.
– Ну, что бы сказал об этом доктор Фрейд? – пробормотала она.
Куп заерзал, и она почувствовала под собой его сильную эрекцию.
– Что сигара не всегда сигара. – Застонав, он встал, подтолкнув ее в кресло. – У меня всего десять минут до прихода следующего пациента, и не хотелось бы искушать судьбу. – Он засунул руки в карманы. – Чем я заслужил этот визит?
– Я рассчитывала на халяву, – призналась Элли.
– Что ж, буду рад заняться этим позже…
– Я имела в виду клиническую консультацию, Куп. У меня голова идет кругом. – Она закрыла лицо ладонями. – Я отказалась защищать Кэти, исходя из невменяемости.
– Как это, почему?
– Потому что это идет вразрез с ее моральным кодексом, – с сарказмом произнесла Элли. – Я так счастлива защищать первого в истории предполагаемого убийцу с непоколебимым чувством этики. – Она встала и подошла к окну. – Кэти сказала мне, кто был отцом ребенка: преподаватель, друг Джейкоба, который даже не знал о беременности. А теперь, перевернув эту новую страницу честности, она не разрешает мне пойти в суд и сказать, что убила ребенка в состоянии диссоциации, поскольку клянется, что это неправда.
Куп присвистнул:
– И ты не смогла уговорить ее…
– Я ничего не смогла сделать. Моя клиентка совсем не разбирается в работе суда. Кэти искренне верит, что если все честно расскажет, то ее простят. И почему бы ей в это не верить? Так происходит в ее Церкви.
– Предположим, что это правда и что она не убивала ребенка, – начал Куп.
– Ну, есть еще некоторые неотъемлемые факты. Вроде того что ребенок родился живым, а потом был найден мертвым в укромном месте.
– Ладно. Что это тебе дает?
Элли вздохнула:
– Его убил кто-то другой, а это, как мы уже обсуждали, фактически невозможно использовать в качестве защиты.
– Или же ребенок умер сам по себе.
– И пришел в кладовку для упряжи, чтобы спрятаться под стопкой попон?
Куп слабо улыбнулся:
– Если Кэти хотела этого ребенка и, проснувшись, нашла его мертвым, может быть, в тот момент она потеряла связь с реальностью. Возможно, она избавилась от трупа, находясь в состоянии диссоциации, а сейчас не может об этом вспомнить.
– Сокрытие смерти – это все же преступление, Куп.
– Но не совсем в тех пропорциях, – заметил он. – Существует стремление избежать сознательного признания смерти любимого существа, но оно не проявляется, если человек был причиной этой смерти. – Он пожал плечами. – Я не юрист, Эл, но мне кажется, тебе остается принять вот что: ребенок умер своей смертью, и именно это пытался скрыть рассудок Кэти. Тебе надо найти эксперта, который изменит отчет о вскрытии, верно? Я имею в виду, она родила раньше срока. Какой недоношенный ребенок выживет без инкубатора, ламп и всех процедур неонатального отделения интенсивной терапии?
Элли попыталась осмыслить этот подход, но ее мысли все время цеплялись за что-то острое и неприятное вроде занозы. Из отчета о вскрытии ребенка следовало, что Кэти носила его тридцать две недели. И никто, включая Элли, не попытался в этом усомниться.
– Почему так? – спросила она теперь.
– Что почему?
– Почему Кэти, здоровая восемнадцатилетняя девушка, превосходящая по своей физической форме большинство девушек ее возраста, родила раньше срока?
Доктор Оуэн Зиглер поднял глаза, когда Элли в десятый раз отвлекла его чудовищно громким хрустом шкварок.
– Если бы вы знали, как это действует на ваш организм, не стали бы есть, – сказал он.
– Если бы вы знали, когда я в последний раз их ела, не стали бы меня ругать. – Элли смотрела, как он вновь склонился над отчетом о вскрытии. – Итак?
– Итак. Сами по себе преждевременные роды не такая уж проблема. Они происходят довольно часто, их сложно предотвратить, и гинекологи по большей части не знают причин. Однако в случае с вашей клиенткой преждевременные роды были, вероятнее всего, вызваны хориоамнионитом. – (Элли непонимающе уставилась на него.) – Это патологический диагноз, не бактериологический. Это означает, что отмечалось острое воспаление амниотических мембран и ворсинок.
– Так что же вызвало заболевание? Что говорит судмедэксперт?
– Ничего. Он считает, что ткани плода и плацента были инфицированы, но причина не определена.
– Из-за чего это произошло?
– Физическая близость, – ответил Оуэн. – Большинство возбудителей инфекции – бактерии, всегда обитающие в вагине. Сложите два и два… – Он пожал плечами.
– А если физическая близость была маловероятна?
– Тогда возбудитель инфекции мог попасть другим путем – через кровоток матери или мочевыводящие пути. Но разве есть свидетельства этого? – Оуэн постучал по странице отчета. – Вот что привлекает мое внимание, – признался он. – Были пропущены заключения по печени. Там был некроз – гибель клеток, – но никакого свидетельства воспаления.
– Переведите для тех, кто не понимает языка патологии.
– Судмедэксперт полагал, что некроз печени вызван асфиксией – нехваткой кислорода, что и стало причиной смерти. Но это не так. Эти поражения указывают на нечто другое, а не на асфиксию. Иногда мы видим геморрагический некроз вследствие гипоксии, но некроз в чистом виде необычен.