– Точно, – ответила она.
Сара пошла к курятнику.
– Тебе необязательно это делать, – в третий раз сказала она.
Но я чувствовала себя виноватой из-за того, что проспала утро.
– Мне это совсем нетрудно, – сказала я.
Фишеры держали двадцать четыре курицы для носки яиц. По утрам мы с Кэти ухаживали за курами: кормили птиц и собирали яйца. Поначалу куры клевали меня до крови, но в конечном итоге я научилась подсовывать руку под теплый задок курицы, не получая травму. По сути дела, мне не терпелось показать Саре, что я в чем-то знаю толк.
Со своей стороны, Саре не терпелось забросать меня вопросами по поводу суда над Кэти. Пока Аарон был далеко, она расспрашивала меня о прокуроре, свидетелях, судье. Она спросила, придется ли Кэти говорить в суде? И выиграем ли мы?
Последний вопрос был задан у двери в курятник.
– Не знаю, – призналась я. – Я делаю все возможное.
Губы Сары растянулись в улыбке.
– Да, – тихо произнесла она. – Ты стараешься.
Она толкнула деревянную дверь, птицы с громким кудахтаньем разбежались в стороны, взметнув в воздух перья. Курятник чем-то напоминал мне парикмахерскую, в которой собрались щебечущие дамы, и я улыбнулась при виде квохчущей курицы, хлопающей крыльями. Подойдя к насесту, я принялась искать снесенные яйца.
– Нет, – наставляла меня Сара, когда я перевернула вверх тормашками красно-коричневую курицу. – Она еще хорошая. – Я смотрела, как Сара засовывает линяющую курицу себе под мышку, словно футбольный мяч, и надавливает пальцами на место между двумя косточками, выступающими сзади. – А вот эта перестала нестись, – держа курицу за ноги и протягивая мне, сказала она. – Дай мне взять другую.
Курица в попытке вырваться извивалась в моих руках, как Гудини. Совершенно сбитая с толку, я изо всех сил сжимала кулак вокруг ее узловатых лап, пока Сара подыскивала другую птицу. Потом, разгоняя птиц, она направилась к двери курятника.
– А как насчет яиц? – спросила я.
Сара оглянулась через плечо:
– Они перестали нестись. Вот почему они пойдут на ужин.
Я остановилась как вкопанная, взглянув на курицу и едва не выпустив ее.
– Пойдем, – выходя из курятника, сказала Сара.
Я увидела колоду для рубки, топор и ведро с горячей водой. Сара грациозным движением бросила курицу на колоду и отрубила ей голову. Потом она отпустила куриные лапы, и обезглавленная птица, перекувырнувшись, сплясала джиттербаг в луже собственной крови. Я с ужасом смотрела, как Сара тянется к курице в моих руках. Едва она освободила птицу из моей хватки, как я упала на колени и меня вырвало.
В следующее мгновение Сара гладила меня по волосам.
– Ах, Элли, – проговорила она, – я думала, ты знаешь, что это такое.
Я покачала головой, отчего меня снова замутило.
– Не надо было мне приходить.
– Кэти тоже этого не выносит, – призналась Сара. – Я попросила тебя пойти со мной, поскольку это намного проще, чем возвращаться в курятник после первой курицы.
Она похлопала меня по руке – на запястье у нее было пятно крови. Я закрыла глаза.
Я слышала, как Сара двигается у меня за спиной, погружая в горячую воду обмякшие тушки куриц.
– Куриные клецки, – неуверенно произнесла я. – Куриная лапша…
– Конечно, – откликнулась Сара. – Откуда, по-твоему, берется куриное мясо?
– Фрэнк Пердью.
– Он делает это точно так же, уж поверь мне.
Я обхватила голову руками, отгоняя от себя мысли обо всех кусках грудинки и мяса для гамбургеров, съеденных нами, и о маленьких бычках, родившихся на ферме за время моего пребывания здесь. Люди видят лишь то, что хотят видеть. Взять хотя бы Сару, закрывавшую глаза на беременность Кэти, или коллегию присяжных, готовых дать оправдательный приговор на основе свидетельских показаний определенного симпатичного свидетеля, или мое нежелание признать, что связь между Купом и мной – нечто большее, чем физический факт создания ребенка.
Я взглянула на Сару, ощипывающую перья с одной из птиц. Ее губы были плотно сжаты. Передник и юбка засыпаны белым пухом, в утрамбованную землю перед ней впиталась красная кровь. Я сглотнула желчь, подступающую к горлу.
– Как ты это делаешь?
– Я делаю то, что должна делать, – обыденным тоном произнесла она. – Уж ты-то должна понимать.
Я скрывалась в помещении для дойки, когда меня нашел Куп.
– Эл, просто не верится… – Во все глаза глядя на меня, он бросился ко мне и стал гладить меня по рукам. – Как это случилось?
Он знает, господи! Ему стоило только взглянуть на меня, и он догадался о ребенке. Я сглотнула и встретилась с ним взглядом:
– Вполне обычным способом, полагаю.
Рука Купа скользнула с моего плеча к талии. Я ждала, что она опустится ниже. Но вместо этого, дернув меня за футболку, он стал тереть ярко-красное пятно на ней.
– Когда ты в последний раз делала прививку от столбняка?
Он говорит не о ребенке. Он говорит не о ребенке.
– Ну конечно о нем, – сказал Куп, и я поняла, что говорила вслух. – Но, ради бога, дурацкий суд может подождать. Сначала заштопаем тебя.
– Я в порядке. – Я оттолкнула руку Купа. – Это не моя кровь.
Куп поднял бровь:
– Ты опять замешана в преступлении?
– Очень смешно. Я помогала убивать куриц.
– Я бы приберег эти языческие ритуалы до момента представления твоей защиты, но тогда…
– Расскажи мне о нем, Куп, – твердо сказала я.
– Ему нужны ответы. В конце концов, человек прыгнул в самолет, как только узнал, что он отец, но он хочет видеть Кэти и ребенка.
У меня отвисла челюсть.
– Ты не сказал ему…
– Нет, не сказал. Я психиатр, Элли. Я не вправе причинять кому-то непомерную душевную боль, пока не встречусь с ним здесь лицом к лицу, чтобы помочь справиться с ней.
Когда Куп отвернулся, я положила руку ему на плечо:
– Я сделала бы то же самое. Только мной двигала бы не доброта, а эгоизм. Мне нужны от него свидетельские показания, и если это заставит его приехать сюда, то так тому и быть.
– Ему будет нелегко, – пробормотал Куп.
– Для Кэти это тоже было удовольствие ниже среднего. – Я выпрямилась. – Он уже встретился с Джейкобом?
– Он только что сошел с самолета. Я встретил его в Филадельфии.
– Так где же он сейчас?
– Ожидает в машине.
– В машине? – пролепетала я. – Здесь? Ты с ума сошел?!
– Пожалуй, могу авторитетно заявить, что нет, – ухмыльнулся Куп.
У меня не было настроения шутить, и я зашагала к двери коровника:
– Надо поскорей отправить его отсюда.
Куп пошел за мной следом.
– Ты наверняка захочешь сначала переодеться, – сказал он. – Всего лишь совет: сейчас у тебя такой вид, будто ты вышла из фильма Кевина Уильямсона, а ты ведь знаешь, как важно первое впечатление.
Я пропустила мимо ушей его слова, размышляя над тем, сколько раз за этот день мне придется говорить мужчине то, что он меньше всего ожидает услышать.
– Почему она в беде? – спросил Адам Синклер, наклоняясь над столом в закусочной. – Это потому, что она не была замужем, когда у нее родился ребенок? Господи, если бы она просто написала мне, этого не случилось бы.
– Она не могла вам написать, – мягко произнесла я. – Джейкоб не отправлял ваши письма.
– Не отправлял? Этот подонок…
– …делал то, что, по его мнению, отвечало интересам сестры, – сказала я. – Он считал, она не вынесет позора отречения от своей веры, а именно это повлек бы за собой брак с вами.
Адам отодвинул свою тарелку:
– Послушайте. Благодарю, что вы связались со мной и сообщили мне, что у Кэти неприятности. Благодарю за то, что привезли меня из аэропорта в Ист-Парадайс. Благодарю даже за бесплатный обед. Но я уверен, что Кэти сейчас дома с ребенком, и мне очень нужно поговорить с ней.
Я смотрела на его руки, двигающиеся над столом, воображая себе, как они прикасались к Кэти, обнимали Кэти. И я вдруг возненавидела этого человека, которого едва знала и который невольно довел Кэти до такого состояния. Кто он такой, чтобы решить, что его чувства к Кэти главенствуют надо всем, во что ее научили верить? Кто он такой, чтобы обольщать восемнадцатилетнюю девушку, хорошо зная, к чему это может привести?
Должно быть, на моем лице что-то отразилось, потому что Куп под столом положил мне руку на бедро, желая предостеречь. Я заморгала, потом мой взгляд сфокусировался, и я увидела яркие глаза Адама, заметила, как он, постукивая ногой, бросает косые взгляды всякий раз при звяканье колокольчика над дверью, словно в любую минуту ожидая появления Кэти и своего сына.
– Адам, – произнесла я, – ребенок не выжил.
Он замер. Потом положил руки на стол, так сильно сжав пальцы, что побелели кончики.
– Что… – тихо произнес он, и его голос сорвался на полуслове. – Что случилось?
– Мы не знаем. Он родился раньше срока и умер вскоре после рождения.
Голова Адама поникла.
– Последние три дня, с тех пор как вы позвонили, я только и думал об этом ребенке. Ее ли у него глаза или мой подбородок? Узнаю ли я его сразу? Господи, будь я здесь, может быть, смог что-то сделать!
Я взглянула на Купа:
– Мы подумали, что неправильно сказать вам об этом по телефону.
– Да, да, конечно… – Адам поднял взгляд, быстро вытирая глаза. – Наверное, Кэти очень расстроена.
– Так и есть, – сказал Куп.
– Вы это имели в виду, говоря, что она в беде? Вы хотели, чтобы я приехал, потому что у нее депрессия?
– Нам надо, чтобы вы выступили в ее защиту на суде, – тихо сказала я. – Кэти обвиняют в убийстве ребенка.
Он отшатнулся:
– Она этого не делала.
– Нет, конечно. Я тоже так думаю.
Поднявшись на ноги, Адам отбросил салфетку:
– Мне нужно ее увидеть. Сейчас же!
– Я предпочла бы, чтобы вы не спешили.
Я встала перед ним, загораживая дорогу. Адам навис надо мной:
– А мне на это начхать!
– Кэти даже не знает, что вы здесь.
– Значит, теперь самое время узнать.