Кэти подняла на нее глаза.
– Это принадлежало только мне, – тихо сказала она. – Воспоминание об этом было единственным, что у меня осталось. А ты меня выдала.
– Я сделала это ради твоего спасения.
– Кто сказал, что я хотела, чтобы меня спасали?
Не говоря больше ни слова, Элли снова подошла к двери.
– Я кое-кого тебе привела, – сказала она и повернула ручку двери.
Там со смущенным видом стоял Адам, сжимая и разжимая руки, висевшие вдоль туловища. Кивнув ему, Элли вышла и закрыла за собой дверь.
Смахивая слезы, Кэти поднялась. Ему стоило лишь раскрыть объятия, и она бросилась бы в них. Ему стоило лишь раскрыть объятия, и все вернулось бы на круги своя.
Он сделал шаг вперед, и Кэти бросилась к нему. Объятия, поцелуи, нежные слова. Кэти прижалась к нему ближе, почувствовав, как ей в живот упирается что-то твердое, как неопровержимое доказательство существования ребенка.
Адам тоже почувствовал. Она поняла это по тому, как он отодвинулся от нее, оставшись на расстоянии вытянутой руки.
– Я писал тебе, но твой брат не передавал тебе мои письма.
– Я бы тебе сказала, – откликнулась она. – Просто не знала, где ты был.
– Мы бы его любили, – горячо произнес Адам, то ли утверждая, то ли спрашивая.
– Конечно любили бы.
Он погладил ее по голове, задев за край каппа.
– Что произошло? – прошептал он.
Кэти замерла:
– Не знаю. Я уснула, а когда проснулась, ребенка не было.
– Понимаю, что так ты сказала своему адвокату. И полиции. Но здесь сейчас я, Кэти. Это наш сын.
– Я говорю тебе правду. Я не помню.
– Ты там была! Надо вспомнить!
– Но я не помню! – вскрикнула Кэти.
– Надо вспомнить, – хрипло произнес Адам, – потому что меня там не было. А я должен знать.
Кэти сжала губы и упрямо качнула головой. Потом опустилась на стул и наклонилась вперед, скрестив руки на животе.
Адам взял ее руку и поцеловал костяшки пальцев.
– Мы разберемся с этим, – сказал он. – После суда все как-то разъяснится.
Его голос омывал ее, духовно очищая, как на причастии в церкви. Как же ей хотелось верить ему! Подняв к Адаму лицо, она закивала.
В глазах Адама что-то промелькнуло – неуловимая тень сомнения. Но ведь он сказал, что любит ее. Сказал это присяжным. Он мог бы не признать этого в суде, но здесь, наедине, мог задаться вопросом: не в том ли причина того, что Кэти не может вспомнить о случившемся с ее ребенком, что она совершила нечто ужасное?
Адам нежно ее поцеловал, и Кэти удивилась, что можно быть невероятно близкой к человеку и все же иногда чувствовать, как под ногами у тебя разверзается пропасть.
– У нас родятся другие дети, – сказал он те единственные слова, которые Кэти было нестерпимо слышать.
Она дотронулась до его щек, скул и мягкого изгиба уха.
– Прости, – сказала она, сама не понимая, за что извиняется.
– Ты не виновата, – пробормотал он.
– Адам…
Прикасаясь пальцем к ее губам, он покачал головой:
– Не говори ничего. Не сейчас.
У нее заныло в груди, и стало трудно дышать.
– Я хотела сказать тебе, что он был похож на тебя, – прошептала она. – Хотела сказать, что он был красивый.
Адам вышел из кабинки туалета и стал мыть руки. Его голова была заполнена мыслями о Кэти, о суде, об их ребенке. Краем глаза он заметил другого мужчину, подошедшего к раковине рядом с ним.
Их глаза встретились в зеркале. Адам увидел широкополую черную шляпу, простые брюки, подтяжки, бледно-зеленую рубашку. Адам не встречал этого мужчину раньше, но догадался, кто это, по тому, как белокурый гигант не мог оторвать глаз от Адама.
«Это тот, с кем она была до меня», – подумал Адам.
Его не было в зале суда – Адам запомнил бы его. Возможно, он не присутствовал там по религиозным соображениям. Возможно, он ждал своей очереди, чтобы выйти на свидетельскую трибуну.
Возможно, как предположил прокурор, после отъезда Адама он взял на себя заботу о Кэти.
– Извините, – с сильным акцентом произнес блондин, потянувшись к дозатору жидкого мыла.
Адам вытер руки бумажным полотенцем, спокойно кивнул мужчине и бросил смятую бумагу в мусорное ведро.
Распахнув дверь из туалета в шумный коридор, он оглянулся назад. Амиш, потянувшись за бумажным полотенцем, стоял на том же месте, где секунду назад был Адам.
Повернув ручку двери, Сэмюэл вошел в крошечный кабинет, где, как сказала Элли, он найдет Кэти. Да, она сидела там, склонив голову, как поникший одуванчик, над уродливым пластмассовым столом. Он сел напротив нее, поставив локти на стол.
– Ты в порядке?
– Да. – Кэти вздохнула и потерла глаза. – В порядке.
– Как и мы все.
Кэти слабо улыбнулась:
– Скоро выступаешь свидетелем?
– Элли так сказала. – Он помолчал. – Элли говорит, она знает, что делает. – Сэмюэл поднялся, чувствуя себя неловко в таком тесном помещении. – Элли сказала, что я должен привести тебя обратно.
– Что ж, не станем ее разочаровывать, – язвительно произнесла Кэти.
Сэмюэл нахмурил брови.
– Кэти… – только и произнес он, и она вдруг почувствовала себя мелкой и злой.
– Я зря это сказала, – призналась она. – Последнее время я сама себя не узнаю.
– Ну а я узнаю, – сказал Сэмюэл так серьезно, что она улыбнулась.
– Слава Богу!
Кэти не нравилось быть в суде, вдали от родительского дома, однако от сознания того, что Сэмюэл тоже чувствует себя не в своей тарелке, ей становилось немного легче.
Он с улыбкой протянул ей руку:
– Пойдем.
Кэти взяла его за руку. Сэмюэл помог ей подняться со стула и вывел из комнаты. Они рука в руке прошли по коридору и, войдя через двойные двери в зал суда, подошли к столу адвоката, и ни один не подумал отпустить руку.
Глава 16Элли
В ночь перед слушанием свидетельских показаний по защите Кэти мне приснился сон, в котором Куп выступал свидетелем. Я стояла перед ним в зале суда, и там не было никого, кроме нас двоих. За моей спиной, как темная пустыня, простиралась отполированная галерея. Я открыла рот, чтобы задать ему вопрос по поводу лечения Кэти, но вместо этого изо рта у меня, будто птичка, вылетел другой вопрос: «Будем ли мы счастливы через десять лет?» Оцепенев, я сжала губы и стала ждать ответа свидетеля, но Куп просто пялился в пол. «Мне нужен ответ, доктор Купер», – нажимала я. Подойдя к свидетельской трибуне, я увидела лежащего у него на коленях мертвого ребенка Кэти.
Допрос Купа в качестве свидетеля оценивался высоко по моей шкале дискомфорта, скажем как депиляция воском в зоне бикини. Было нечто странное в том, что человека сажают передо мной и запирают в клетке, отдавая его мне на милость и заставляя отвечать на любые мои вопросы и тем не менее понимать, что заданные вопросы – вовсе не те, ответы на которые мне действительно нужны. К тому же между нами возник новый подтекст – все то недосказанное, что всплыло в кильватере знания о моей беременности. Оно обволакивало нас наподобие бледного неспокойного моря, поэтому, увидев Купа и слушая его, я не могла доверять точности своих ощущений.
Куп подошел ко мне за несколько минут до своего выхода на свидетельскую трибуну. Засунув руки в карманы, он с уверенным видом поднял подбородок:
– Я хочу, чтобы на время дачи моих показаний Кэти не было в зале суда.
Рядом со мной в тот момент Кэти не было, я только что послала за ней Сэмюэла.
– Почему?
– Потому что я отвечаю за Кэти прежде всего как за пациентку, и после твоего последнего трюка с Адамом, полагаю, ей будет очень тяжело слушать мой рассказ о произошедшем.
Я сложила в стопку лежащие передо мной бумаги:
– Это очень плохо, потому что мне нужно, чтобы присяжные видели, как она расстроена.
Его шок был почти осязаемым. Что ж, отлично! Может быть, таким образом я покажу ему, что я не та женщина, какой он меня считал. Обратив на него холодный взгляд, я добавила:
– Весь смысл в том, чтобы вызвать к ней сочувствие.
Я ожидала, что он станет спорить, но Куп просто стоял, уставившись на меня, и под его взглядом я заерзала на стуле.
– Ты не такая жесткая, Элли, – наконец сказал он. – Можешь больше не притворяться.
– Это не про меня.
– Конечно про тебя.
– Зачем ты так?! – воскликнула я с досадой. – Сейчас мне не это нужно.
– Это именно то, что тебе нужно, Эл.
Куп протянул ко мне руку и осторожно расправил лацкан моего пиджака, отчего мне вдруг захотелось заплакать.
Я глубоко вдохнула:
– Кэти останется, вот так. А теперь, извини, мне нужно несколько минут.
– Эти несколько минут, – мягко произнес Куп, – они зачтутся.
– Ради бога, я в середине судебного процесса! Чего ты ждешь?
Ладонь Купа соскользнула с моего плеча и замерла на локте.
– Того дня, когда ты оглянешься по сторонам, – ответил он, – и увидишь, что многие годы была одна.
– Зачем вас вызвали к Кэти?
Куп замечательно смотрелся на свидетельской трибуне. Не то чтобы я оценивала свидетелей по тому, как сидит на них костюм, но Куп держался свободно и спокойно, улыбаясь Кэти, чего не могли не заметить присяжные.
– Чтобы лечить, – ответил он. – А не давать оценку.
– В чем разница?
– В основном профессиональные психиатры, дающие показания в суде, назначались для оценки психического состояния Кэти с целью предоставления суду. Я не судебный психиатр, я лишь обычный психоаналитик. Меня просто попросили помочь ей.
– Если вы не судебный психиатр, то почему вы находитесь здесь?
– Потому что в процессе общения я выстроил взаимоотношения с Кэти. В отличие от эксперта, который беседовал с ней один раз, мне кажется, я глубже знаю ход ее мыслей. Кэти подписала соглашение, разрешающее мне давать показания, что я считаю веским доказательством ее доверия ко мне.
– В чем заключалось ваше лечение Кэти? – спросила я.
– Клинические интервью, проводимые в течение четырех месяцев, становились более доскональными. Я начал с вопросов о родителях, детстве, ожидани