– Об этом ребенке разговора не было. – Он тяжко вздохнул. – Что ты такое говорила во время прямого допроса – что-то на счет первого шага, ты это серьезно?
Я могла прикинуться робкой. Могла сказать ему, будто не представляю, что он имеет в виду. Вместо этого я кивнула.
Куп так крепко поцеловал, так что у меня дыхание перехватило.
– Возможно, я об этом не упоминал, но я специалист по первым шагам.
– Правда? – удивилась я. – Расскажи об этом.
– Закрываешь глаза, – ответил Куп, – и прыгаешь.
Тяжело вздохнув, я встала:
– Защита вызывает Сэмюэла Стольцфуса.
Когда в глубине зала суда появился Сэмюэл в сопровождении судебного пристава, послышались негромкие смешки. Слон в посудной лавке, подумала я, глядя, как огромный мужчина неуклюже подходит к свидетельскому месту. Лицо от страха белое как мел, пальцы нервно перебирают края черной шляпы.
От Кэти и Сары, а также из разговора за ужином я узнала, чем пожертвовал Сэмюэл, чтобы выступить свидетелем на суде над Кэти. Хотя община амишей взаимодействовала с законом и ее член явился бы в суд по повестке, но у них запрещалось добровольно подавать иск. Сэмюэл, охотно предложивший себя в качестве свидетеля для дачи показаний относительно морального облика Кэти, оказался между двух огней. Несмотря на то что его решение не было поставлено под сомнение церковными властями, нашлись люди, смотревшие на это менее благосклонно и считавшие нежелательным добровольный контакт с англоязычным миром.
К Сэмюэлу подошел судебный клерк с изможденным лицом, от него пахло жевательной резинкой, а в руках он держал Библию.
– Поднимите, пожалуйста, правую руку. – Клерк подсунул потрепанную книгу под левую ладонь Сэмюэла. – Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Сэмюэл, как будто обжегшись, отдернул руку от Библии.
– Нет! – в ужасе произнес он.
По галерее пронесся ропот неодобрения. Судья дважды стукнула молотком.
– Мистер Стольцфус, – мягко обратилась к нему она, – я понимаю, вы не знакомы с судом. Но это вполне обычная процедура.
Сэмюэл яростно покачал головой, встряхивая белокурыми прядями, потом с умоляющим видом взглянул на меня.
Судья Ледбеттер пробормотала что-то невнятное, потом жестом подозвала меня к кафедре:
– Советник, может быть, вы объясните свидетелю суть процедуры?
Я подошла к Сэмюэлу и положила ладонь ему на плечо, отворачивая его от взоров собравшихся на галерее людей. Он дрожал.
– Сэмюэл, в чем проблема?
– Мы не молимся на публике, – прошептал он.
– Это всего лишь слова. Они на самом деле ничего не значат.
У него отвисла челюсть, словно у него на глазах я превратилась в дьявола.
– Это обещание Богу. Как вы можете говорить, что они ничего не значат? Я не могу клясться на Библии, Элли, – сказал он. – Простите, но в таком случае я не могу этого сделать.
Сухо кивнув, я вернулась к судье:
– Клятва на Библии противоречит его религии. Нельзя ли сделать исключение?
Джордж мигом оказался рядом со мной:
– Ваша честь, возможно, это звучит, как заезженная пластинка, но мисс Хэтэуэй явно спланировала это представление, чтобы вызвать у присяжных сочувствие к амишам.
– Он, конечно, прав, – сказала я. – Вот-вот появится нанятая мной труппа актеров, которые разыграют перед всеми горе Кэти.
– Знаете, – задумчиво произнесла судья Ледбеттер, – несколько лет назад у меня на суде выступал свидетелем один амишский бизнесмен, и мы столкнулись с той же проблемой.
Я в изумлении взглянула на судью, но не потому, что она предлагала решение, а потому, что у нее на суде был раньше амиш.
– Мистер Стольцфус, – сказала она, – вы готовы подтвердить на Библии, что будете говорить правду?
Я прямо-таки видела, как в голове Сэмюэла поворачиваются колесики. Я знала, что буквальное мышление амишей сослужит здесь судье хорошую службу. Поскольку предложенное ей слово не было ни клятвой, ни обетом, ни обещанием, Сэмюэл посчитал компромисс приемлемым.
Он кивнул. Клерк вновь подсунул Библию под его ладонь. Вероятно, только я одна заметила, что ладонь Сэмюэла зависла в нескольких миллиметрах над кожаной обложкой.
– Вы… хм… подтверждаете желание говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Сэмюэл улыбнулся коротенькому человечку:
– Да, хорошо.
Потом сел на свидетельское место, заполнив все его пространство, положил большие руки на колени и засунул шляпу под стул.
– Назовите ваше имя и адрес.
Он откашлялся:
– Сэмюэл Стольцфус. Городок Ист-Парадайс, Блоссом-Хилл-роуд. – Помедлив, он добавил: – США, Пенсильвания.
– Благодарю вас, мистер Стольцфус.
– Элли, – громко прошептал он, – можете называть меня Сэмюэлом.
– Хорошо, Сэмюэл, – улыбнулась я. – Вы немного волнуетесь?
– Да! – с облегчением хохотнул он.
– Неудивительно. Вы когда-нибудь бывали в суде прежде?
– Нет.
– Вы когда-нибудь предполагали, что однажды окажетесь в суде?
– Ну нет. Мы не доверяем подаче иска, так что мне эта мысль не приходила в голову.
– Кого вы подразумеваете под словом «мы»?
– Народ, – ответил он.
– Амишей?
– Да.
– Вас попросили быть сегодня свидетелем?
– Нет, я сам вызвался.
– Вы по собственной воле поставили себя в неудобную ситуацию. Почему?
Его ясные голубые глаза остановились на Кэти.
– Потому что она не убивала своего ребенка.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю ее всю жизнь, с детства. Много лет подряд я видел ее каждый день. Сейчас я работаю у отца Кэти на ферме.
– И что вы там делаете?
– Все, что скажет Аарон, довольно много всего. В основном я помогаю сажать и собирать урожай. Ах, да – и дойка. Это молочная ферма.
– Когда доят коров?
– Утром в полпятого и днем в полпятого.
– В чем это заключается?
Джордж поднял бровь:
– Протестую! Нам действительно нужен мастер-класс по управлению фермой?
– Мне необходимо обосновать, Ваша честь, – возразила я.
– Отклонено. Мистер Стольцфус, можете ответить на вопрос.
Сэмюэл кивнул:
– Ну, начинаем мы со смешивания фуража. Потом выгребаем из стойл навоз, который пойдет в компостную яму. У Аарона двадцать коров, так что на это уходит порядочно времени. Потом мы протираем у них вымя и прилаживаем доильный аппарат, работающий от генератора. Я говорил, что одновременно доят двух коров? Молоко выливают в бидон, а из него в цистерну. Обычно в середине приходится останавливаться и снова выгребать навоз.
– Когда за молоком приезжает транспорт молочной компании?
– Через день, за исключением воскресенья. Если это приходится на воскресенье, начинается дурдом, как в субботу ночью.
– Перед отправкой молоко пастеризуется?
– Нет, это делается после.
– Фишеры покупают молоко в супермаркете?
– Это было бы глупо! – усмехнулся Сэмюэл. – Точно так же, как покупать бекон, если только что зарезали отличную свинью. Фишеры пьют свое свежее молоко. Я дважды в день приношу кувшин матери Кэти.
– Значит, молоко, которое пьют Фишеры, непастеризованное?
– Да, но на вкус оно такое же, как в белых пластиковых пакетах. Вы ведь пьете его?
– Протестую! Кто-нибудь может напомнить свидетелю, что он не должен задавать вопросы? – вмешался Джордж.
Судья повернулась в сторону Сэмюэла:
– Мистер Стольцфус, боюсь, прокурор прав.
Гигант покраснел и опустил глаза.
– Сэмюэл, – быстро спросила я, – почему вы чувствуете, что настолько хорошо знаете Кэти?
– Я видел ее в разных ситуациях и знаю, как она реагирует, когда бывает грустная, а когда счастливая. Я был там, когда утонула ее сестра, когда ее брата навсегда отлучили от Церкви. Два года назад мы начали гулять.
– Вы имеете в виду, встречаться?
– Угу.
– Вы встречались, когда у Кэти родился ребенок?
– Да.
– Вы были там, когда она родила?
– Нет, не был, – ответил Сэмюэл. – Я узнал позже.
– Вы думали тогда, что это ваш ребенок?
– Нет.
– Почему нет?
Он откашлялся:
– Мы никогда не спали вместе.
– Вы знали, кто отец этого ребенка?
– Нет. Кэти не хотела говорить.
Я постаралась говорить мягче:
– Как вы себя почувствовали?
– Довольно скверно. Видите ли, она была моей девушкой. Я не понимал, что произошло.
Какое-то время я молчала, предоставив присяжным смотреть на Сэмюэла. Сильный красивый мужчина, одетый в непривычную для нас одежду, с запинкой говоривший на неродном языке, пытался держаться на плаву в совершенно чуждой для него ситуации.
– Сэмюэл, – продолжила я, – ваша девушка беременеет от другого, родившегося ребенка обнаруживают умершим по неизвестным причинам, и, хотя вас там не было, вы стремитесь попасть в суд для дачи показаний. Вы все же пришли сюда сказать нам, что она не совершала убийства?
– Это так.
– Почему вы защищаете Кэти, которая, безусловно, причинила вам зло?
– Все, что вы сказали, Элли, – это правда. Я должен был сильно разозлиться и какое-то время я злился, а теперь нет. Теперь я преодолел свой эгоизм и должен помочь ей. Понимаете, человек из «простых» не ставит себя на первое место. Он просто этого не делает, потому что это будет бахвальством, а суть в том, что всегда найдутся более значительные, чем он, люди. Так что, когда Кэти слышит сплетни людей о себе и этом ребенке, она не оспаривает их, не пытается постоять за себя. Я здесь для того, чтобы постоять за нее. – И, словно прислушиваясь к собственным словам, он медленно поднялся и повернулся к присяжным. – Она этого не делала. Не могла сделать.
Взоры каждого из двенадцати присяжных были прикованы к лицу Сэмюэла, выражавшему спокойную непреклонную убежденность.
– Сэмюэл, вы по-прежнему ее любите?
Он повернулся, его взгляд скользнул по мне и, просияв, остановился на Кэти.
– Да, – ответил он. – Люблю.
Джордж постучал по губам указательным пальцем: