– Частично, – ответила она. – Помню боль и то, как сено кололо мне спину… но есть промежутки времени, о которых я совсем ничего не помню.
– Какие у тебя были тогда ощущения?
– Я была напугана, – прошептала она. – Очень напугана.
– Ты помнишь самого ребенка? – спросила Элли.
Ребенка она помнила так хорошо, как будто его образ запечатлелся на внутренней стороне ее век. Крошечное, очаровательное существо, не намного больше ее ладони, которое сучило ножками, хрипело и тянулось к ней.
– Он был такой милый. Я взяла его на руки, потерла ему спинку. Я ощущала под кожей его тонюсенькие косточки. Его сердце билось прямо у меня под ладонью.
– Что ты собиралась с ним сделать?
– Не знаю. Наверное, отнесла бы его к матери, нашла бы, во что его завернуть, чтобы он согрелся… но я заснула.
– Ты отключилась.
– Да.
– И продолжала держать ребенка на руках?
– О да, – ответила Кэти.
– Что случилось после этого?
– Я проснулась. Ребенок пропал.
– Пропал? – Элли подняла брови. – Что ты подумала?
Кэти сжала руки.
– Что это был сон, – призналась она.
– Были какие-то доказательства противоположного?
– Моя ночная рубашка была в крови, и немного крови осталось на сене.
– Что ты сделала?
– Пошла на пруд и помылась, – ответила Кэти. – Потом вернулась к себе в комнату.
– Почему ты никого не разбудила, не вызвала врача, не попыталась отыскать ребенка?
– Не знаю… – Ее глаза наполнились слезами. – Надо было. Теперь я это знаю.
– Что произошло, когда ты проснулась на следующее утро?
Кэти провела ладонью по глазам.
– Было такое ощущение, что ничего не изменилось, – отрывисто произнесла она. – Если бы все выглядело немного по-другому, если бы я плохо себя чувствовала, может быть, я не… – Голос ее замер, и она отвела взгляд. – Я подумала: а может, я все это выдумала, что со мной ничего не случилось? Мне хотелось в это верить, потому что тогда мне надо было бы беспокоиться о том, где ребенок.
– Ты знала, где ребенок?
– Нет.
– Не припоминаешь, что куда-то его отнесла?
– Нет.
– Не припоминаешь, что в какой-то момент проснулась с ребенком на руках?
– Нет. Когда я проснулась, его уже не было.
Элли кивнула:
– Ты планировала избавиться от ребенка?
– Нет.
– Ты хотела избавиться от ребенка?
– Нет, когда его увидела, – тихо произнесла Кэти.
Теперь Элли стояла всего в одном шаге от цели. Кэти ждала ее вопрос, ждала, чтобы произнести слова, ради которых пришла сюда. Но, чуть заметно покачав головой, Элли повернулась к присяжным.
– Благодарю вас, – сказала она. – Вопросов больше нет.
По правде говоря, Джордж был разочарован. Он ожидал от Элли Хэтэуэй в прямом допросе ее клиентки больше блеска, но она не сказала ничего особенного. И, что более важно, свидетельница тоже. Кэти Фишер сказала то, что все от нее ожидали, и ничто не объясняло отказа, представленного Элли утром в кабинете судьи.
Он улыбнулся Кэти:
– С добрым утром, мисс Фишер.
– Можете называть меня Кэти.
– Тогда, Кэти, давайте продолжим с того места, где вы только что остановились. Вы заснули с ребенком на руках, а когда проснулись, его уже не было. Той ночью вы были единственной свидетельницей происходящего. Так скажите нам, что случилось с ребенком?
Кэти зажмурила глаза, из уголка глаза выкатилась слеза.
– Я его убила.
Джордж замер. С галереи донесся изумленный ропот, и судья постучала молотком, призывая к тишине. Повернувшись к Элли, Джордж вопросительно воздел руки. Та сидела за столом адвоката едва ли не со скучающим видом, и он понял, что для нее это не было сюрпризом. Встретившись с ним взглядом, она дернула плечами.
– Вы убили своего ребенка?
– Да, – пробормотала Кэти.
Он уставился на девушку, сидящую на свидетельском месте. Вид у нее был побитый и несчастный.
– Как вы это сделали? – (Кэти покачала головой.) – Вы должны ответить на этот вопрос.
Она обхватила себя руками:
– Просто я хочу все сделать правильно.
– Погодите. Вы только что признались в убийстве своего ребенка. Я прошу рассказать нам, как вы его убили.
– Простите, – всхлипнула она, – не могу.
Джордж повернулся к судье Ледбеттер:
– Подойти?
Судья кивнула, и Элли подошла к кафедре, где уже стоял Джордж.
– Что происходит, черт побери?! – сердито спросил он.
– Мисс Хэтэуэй?
Элли подняла бровь:
– Ты когда-нибудь слышал о Пятой поправке, Джордж?
– Опоздала, – сказал прокурор. – Она уже взяла на себя вину.
– Не обязательно, – холодно произнесла Элли, хотя оба понимали, что она бессовестно лжет.
– Мистер Каллахэн, вы отлично знаете, что свидетель вправе в любой момент воспользоваться Пятой поправкой. – Судья повернулась к Элли. – Тем не менее ее следует попросить об этом, озвучив название.
Элли бросила взгляд на Кэти:
– Она не знает, как это называется, Ваша честь. Просто она не хочет больше об этом говорить.
– Ваша честь, мисс Хэтэуэй не вправе говорить за свидетеля. Если я не услышу, как обвиняемая официально ссылается на Пятую поправку, то не приму этого.
Элли закатила глаза:
– Можно мне поговорить с клиенткой?
Она подошла к свидетельскому месту. Кэти дрожала как осиновый лист, и, к немалому своему стыду, Элли поняла, что это отчасти объясняется тем, что девушка ждет от нее гневной тирады.
– Кэти, – тихо начала она. – Если не хочешь говорить о преступлении, тебе нужно лишь сказать по-английски: «Я ссылаюсь на Пятую поправку».
– Что это значит?
– Это часть конституции. Это значит, что у тебя есть право молчать даже на свидетельском месте, чтобы твои слова не истолковывались против тебя. Понимаешь?
Кэти кивнула, а Элли вернулась к адвокатскому столу и села.
– Расскажите нам, пожалуйста, как вы убили своего ребенка, – повторил Джордж.
Кэти бросила взгляд на Элли.
– Я ссылаюсь на Пятую поправку, – с запинкой произнесла она.
– Какой сюрприз, – пробубнил Джордж. – Тогда ладно. Вернемся к началу. Вы лгали отцу, чтобы видеться с братом в колледже. Вы делали это с двенадцати лет?
– Да.
– А сейчас вам восемнадцать.
– Да, верно.
– За эти шесть лет ваш отец так и не узнал, что вы навещали брата?
– Нет, не узнал.
– И вы могли бы продолжать лгать?
– Я не лгала, – сказала Кэти. – Он никогда не спрашивал.
– За шесть лет он ни разу не спросил, как вы провели выходные с тетей?
– Мой отец не говорит о моей тете.
– Какая удача! Но вы скрывали от брата, что спите с его соседом по комнате?
– Он…
– Нет, дайте угадаю. Он никогда не спрашивал, верно?
Смутившись, Кэти покачала головой:
– Нет, не спрашивал.
– Вы не говорили Адаму Синклеру, что он отец вашего ребенка?
– Он уехал за границу.
– Вы никогда не говорили о вашей беременности матери или кому-то еще?
– Нет.
– А когда наутро после рождения ребенка к вам домой приехала полиция, вы им тоже солгали.
– Я не была уверена, что это произошло на самом деле, – произнесла Кэти тонким голосом.
– Ну перестаньте. Вам восемнадцать лет. У вас был секс. Вы знали, что беременны, пусть даже не хотели в этом признаваться. В вашей общине вы видели множество женщин, рожавших детей. Вы пытаетесь сказать мне, что не знали, что произошло с вами той ночью?
Кэти снова беззвучно плакала:
– Не могу объяснить, что было с моей головой, но что-то было не так. Я не понимала, что происходило на самом деле. Мне не хотелось верить, что это мне не приснилось. – Она сжала в руках край фартука. – Я знаю, что сделала что-то нехорошее. Я понимаю, что пришло время ответить за случившееся.
Джордж наклонился к ней совсем близко:
– Тогда расскажите нам, как вы это сделали.
– Я не могу об этом говорить.
– А… Ну правильно. Точно так же вы решили, что, если не будете говорить о своей беременности, она исчезнет. И не сказали людям, что убили своего ребенка, полагая, что они никогда ничего не узнают. Но так не бывает, Кэти. Даже если вы не расскажете нам, как убили своего ребенка, он все равно мертв.
– Протестую! – подала реплику Элли. – Это унижает свидетеля.
Кэти скорчилась на стуле, рыдая в открытую. Джордж бросил на нее взгляд, потом пренебрежительно отвернулся:
– Беру свои слова назад. У меня все.
Судья Ледбеттер вздохнула:
– Сделаем перерыв на пятнадцать минут. Мисс Хэтэуэй, вам стоит отвести куда-нибудь вашу клиентку, чтобы она успокоилась.
– Конечно, – откликнулась Элли, раздумывая, как помочь Кэти собраться с силами, хотя сама она разваливалась на части.
Неопрятная комната для консультаций кое-как освещалась мигающими и шипящими лампами дневного света. Элли уселась за безобразный деревянный стол, носящий следы застарелых кофейных пятен. Ее клиентка, рыдая, стояла у доски в передней части комнаты.
– Мне бы хотелось посочувствовать тебе, Кэти, но ты сама на это напросилась.
Элли отодвинулась от стола и повернулась спиной к своей клиентке. Может быть, если не смотреть на Кэти, ее рыдания не будут звучать так громко. Или удручающе.
– Я хотела, чтобы все закончилось, – запинаясь, сказала Кэти; у нее было распухшее красное лицо. – Но вышло не так, как я ожидала.
– Ах, нет? А чего ты ожидала? Что, как в кино, ты сломаешься и присяжные сломаются вместе с тобой?
– Просто я хотела, чтобы меня простили.
– Ну, не похоже, чтобы это произошло прямо сейчас. Ты просто послала своей свободе прощальный поцелуй, детка. Забудь о прощении Церковью. Забудь о том, что увидишь родителей или будешь любить Адама.
– Сэмюэл сделал мне предложение, – с несчастным видом прошептала Кэти.
Элли фыркнула:
– Наверное, ты захочешь ему сказать, как трудно получить супружеское свидание в исправительном учреждении штата.
– Не нужны мне супружеские свидания. Не нужен мне другой ребенок. Что, если я…