ы ночью, после секса – наилучшее время, чтобы подступиться к Шону или к любому другому мужчине – я снова пошла в атаку. С ума сойти можно. У тебя самая лучшая, самая крутая идея в мире – но сначала тебе приходится дать себя трахнуть.
– Мы живем не так плохо, – сказал Шон. – Да, дорогая, сейчас мы пашем как каторжные, но так будет не вечно. И Ники, кажется, счастлив.
– И этого ты хочешь? – спросила я. – Работать круглые сутки, почти не видеть нашего сына – нашего единственного ребенка, другого не будет? Хочешь проснуться однажды утром и обнаружить, что он уже в колледже? Или уехал? Ты хочешь, чтобы день за днем тянулось одно и то же, вот эта… скука?
Я сказала слишком много. Почти раскрыла о себе то, что до сих пор успешно скрывала. У каждого есть секреты, как говорит Стефани, хоть меня от ее слов и тошнит.
– Хочешь сказать, что тебе со мной скучно? – поинтересовался Шон.
Да, хотела. Но не собиралась признавать этого.
– Шон, неужели ты не хочешь рискнуть? Поставить на карту все, что у нас есть? Сыграть. Действовать напропалую. Жить на острие. Неужели ты хочешь прийти к точке, в которой мы скажем: “И это всё?”
Шон смолчал. Он мог бы сказать, что на самом деле я имела в виду “Неужели ты – это всё?” Что препятствовало бы мне найти мужчину, у которого больше денег и времени, чем у Шона, – и забрать с собой Ники?
Я бы никогда так не сделала. Шон был папой Ники. Ничто этого не изменит, и никто его не заменит.
Я бы продолжила донимать его. Если мы собираемся и дальше вести такой образ жизни – образ жизни, который ведет нас: ипотека, машина, произведения искусства на наших стенах, одежда, которая стоит кучу денег даже с моей офисной скидкой и которую я обязана носить на работу, – мы в ловушке. Выхода не было. Цены на недвижимость снизились с тех пор, как мы переехали в Коннектикут, и попытайся мы продать дом, мы бы потеряли на этом. Мы не могли позволить себе вернуться на Манхэттен, если только не собирались жить в Бушуике или тесниться в квартирке с одной спальней на окраине Манхэттена. Даже при зарплатах Шона и моей нам понадобилась бы огромная ипотека. Альтернатива – снимать квартиру, что было бы дорого и далеко от идеала.
В первое время я не возражала, когда Шон хотел расслабиться перед телевизором. Но теперь я заставляла его смотреть “Охотников за недвижимостью”, “Охотников за международной недвижимостью” – все передачи про охоту за недвижимостью. Каждый вечер какая-нибудь пара решала начать новую жизнь в экзотическом месте. Антигуа, Ницца, Сардиния, Белиз. Почему? Потому что они хотели выйти из этих крысиных гонок и проводить больше времени со своей семьей.
– Они делают это, – твердила я Шону. – Эти лузеры делают то, что ты боишься попробовать.
– А откуда у них деньги? – отвечал он. – Они об этом молчат.
– Я знаю, где взять деньги. Деньги – не проблема. А вот то, что тебе яиц не хватает принять решение, – действительно проблема.
Я не забыла посмотреть Шону в лицо, когда он надевал кольцо на мой палец там, в самолете. То, что он сделает по-моему, только вопрос времени.
Шону предстояло изъять максимальную сумму за страхование жизни, какую предлагала его компания. Я исчезну без следа. Залягу на дно. Сфальсифицирую собственную смерть. Эта часть была трудной. Но в книгах и фильмах люди постоянно проделывают подобное. И в реальной жизни. И выходят сухими из воды!
Так что такое вполне возможно. Эту часть плана требовалось продумать.
Я скроюсь из поля зрения на неопределенное время, оно будет зависеть от того, насколько серьезно власти станут искать меня. Потом изменю внешность. Выправлю фальшивый паспорт.
Шон заберет страховочные деньги, и мы отправимся в какой-нибудь райский уголок Европы, где никто не станет задавать вопросов паре симпатичных американских экспатов и их прелестному сыну. Жилье мы будем снимать за наличные.
Когда деньги кончатся, мы произведем переучет. Но если экономить, то это случится нескоро. А жить будет весело. Будем делать, что хотим. Нам никогда больше не придется скучать.
Это был не самый разумный план. На нем имелись морщинки, которые следовало разгладить. Возможно, ни один человек в здравом уме не подумал бы, что этот план сработает. Мне нравилось, что у него мало шансов на успех. В противоположность утомительному и безопасному.
Я читала о так называемом folie à deux. Два человека (вот еще одно тошнотворное слово) способствуют душевной болезни друг друга. Я перечитала “Хладнокровное убийство”, на этот раз обращая внимание, как набирает силу химия зла, когда встречаются эти двое парней. Убийств не произошло бы, если бы потенциальные убийцы остались каждый сам по себе.
Могли бы мы с Шоном так, если бы выбрали эту схему и последовали ей? Сумели бы сподвигнуть друг друга на дела, на которые не решились бы поодиночке? Да и кому мы причиняли вред, в самом-то деле? Мы не надували достойного работящего фермера, его жену и двух очаровательных детишек. Мы пытались получить что-то от компании, которая крала деньги у достойных работящих людей вроде того фермера и его семьи.
Возможно, против нас играло то, что мы оба находили план сексуальным. Разговоры о нем заводили нас. Обсуждение схемы сделалось прелюдией, и секс бывал почти таким же пылким, как когда Шон надевал мне на палец кольцо своей матери в самолете по пути из Англии. Почти.
Я говорила себе, что на самом деле это хороший знак. Страсть в браке – это хорошо для нас, для наших тел, хорошо для Ники.
Внешне мы выглядели нормальными людьми. Лучше, чем нормальными. Успешная чета представителей верхушки среднего класса, оба занимают важные посты, живут в доме мечты, растят чудесного малыша. И – ах да. У них есть лучший друг.
Мне требовался кто-то, кто поверил бы мне и изложил бы миру мою версию этой истории. А больше всего мне требовался кто-то, кто позаботился бы о Ники, на долю которого выпали бы тяжелые времена, пока наша маленькая семья не воссоединится. У меня была Элисон, потрясающая няня Ники. Но она собиралась вернуться в школу и не согласилась бы больше чем на частичную занятость. Мне требовался кто-то, для кого Ники был бы самым главным на свете – кто поставил бы его, может быть, чуть ниже своего собственного сына, но достаточно близко к нему.
Это был безумный план. Что-то вроде сумасшедше длинного паса в расчете на чудо, о каких читаешь в газетах и думаешь: ну кто на это клюнет? Неужели кто-то на это поведется? Но мы с Шоном не могли спокойно разработать разумную стратегию пошагового выхода. Это было бы плохо для нашего брака. Шон все еще хотел видеть во мне бунтарку, которая пригласила его на третьем свидании посмотреть “Подглядывающего”. И все еще хотел видеть себя самого мужем авантюристки.
Я стала дружелюбным хищником в неутомимых поисках лучшего друга. Речь шла не о сексе или силе, а о близости и доверии. О воспитании наших детей. О материнстве.
Каждую пятницу во второй половине дня я уходила с работы рано. За это разгорелось что-то вроде борьбы, хотя “Деннис Найлон” много шумела по поводу своей гибкости и дружественного отношения к семье. Пресс-релизы о нашей гибкой семейной дружественности писала именно я, так что если бы Бланш – второй человек в команде Денниса и его сторожевой пес – сказала мне, что я не могу уходить по пятницам раньше, чтобы забирать сына из школы, это выглядело бы так себе.
Я стояла под деревом возле школы Ники. Смотрела на других мам. Я ждала Ники и в то же время мониторила площадку в поисках подходящей матери.
Лучшего друга.
Это было просто по сравнению с тем, чем мне приходилось заниматься на работе – модные показы, рекламные акции и встречи, сканирование помещений и арен на предмет малейших признаков сбоя. Знаменитости подали водку не того сорта! Катастрофа!
Высматривая мать, с которой можно было бы подружиться, я ощущала себя извращенцем, который сканирует торговый центр в поисках младшей школьницы – неуверенной в себе полноватой девочки, грызущей косичку. Я высматривала Маму-Кэпа.
Мамой-Кэпом мы с Шоном называли этих – мешок на спине, мешок на груди, сбруя и ходунки, переносные колыбельки и высокие стульчики, детские постромки со всех сторон, стеганые куртки, похожие на космический скафандр, в котором эти женщины при необходимости смогли бы отправиться на Марс. И с ними их Дитя – в тепле и безопасности.
Я искала Маму-Кэпа, которая хочет быть лучшим другом. Маму-Кэпа, которая искала бы меня.
Стефани была права насчет недружелюбия других мамаш. Но мы с Шоном и Ники жили в Верхнем Ист-Сайде, так что некоторый ледок в общении для нас не новость. Несколько месяцев мы оттаивали от манхэттенской демонстративной холодности.
В первые школьные недели я замечала, как Мама-Кэп поглядывает в мою сторону. Но визуальный контакт у нас установился лишь в тот дождливый день, когда она забыла свой зонтик. Даже на расстоянии я заметила этот промельк паники. Как будто забыть зонтик – это катастрофа. Было не холодно, и дождь не проливной. Я привыкла, что так ведут себя знаменитости, а не нормальные люди. Потом я увидела, как она нервозно поглядывает на дверь школы, и поняла: она не боится промокнуть, она боится, что ее дитя промокнет за ту минуту, что они идут к машине.
Я помахала ей. Я принесла фирменный зонтик, который изготовили по заказу Денниса. Особо крепкий, широкий – и светлый.
Таких зонтиков выпустили всего дюжину. Слишком дурашливые за свою цену. После этого Деннис вернулся к традициям. Новый прототип стал шедевром. Практически палатка. За основу взята модель британского зонтика – традиционного аксессуара банкиров. Шон был тронут, когда я подарила ему один такой, как будто я заказала этот зонтик в единственном экземпляре специально для него. Только когда мы стали жить вместе, он вычислил, что у меня дюжина таких зонтиков, бесплатных; они остались после какого-то мероприятия со знаменитостями, на котором “Деннис Найлон” устроил первоклассную промо-акцию. На этих вечеринках всегда столько работы! И вечно какая-нибудь дива пыталась получить от моего помощника особенные туфли, которые мы не выпускаем. “Деннис Найлон” продал сотню тысяч таких зонтиков, главным образом в Японии.