т меня в ярость. Тот факт, что я хочу знать, что она пишет. Что мне есть до этого дело.
Когда мы были “друзьями”, я читала ее блог только потому, что она настаивала.
Две ночи спустя я позвонила Стефани – просто чтобы присмотреть за ней, дать ей понять, что я здесь, и обнаружила в ее блоге этот пост.
26Блог СтефаниЗагробная жизнь
Мамы, привет!
Кто-нибудь из вас подумает, что я окончательно сбрендила. Вы подумаете, что печальные, изменившие жизнь события последних месяцев свели Стефани с ума.
Все, что я могу сказать: я все еще здесь. Несмотря ни на что, это все еще я. Стефани. Мама Майлза.
Сегодня я хочу написать о том, что обсуждают только в воскресной школе или в церкви. Когда кто-нибудь говорит “хвала небесам” или “ну тебя к чертям”, он не думает, что небеса или у чертей – это места, куда мы можем перенестись. Этот предмет не всплывает в качестве темы для беседы за бокалом вина, во время званых ужинов или за чашкой кофе.
Загробная жизнь.
Даже если мы в жизни близко не подходили ни к церкви, ни к синагоге, ни к мечети, большинство из нас замечает, насколько рождение ребенка одухотворяет человека. Майлз сказал мне, что когда мы умрем, мы все соберемся на большом счастливом облаке. Приятно думать о загробной жизни как о счастливом облаке. Но взрослые едва ли спросят: как по-твоему, куда уходят наши любимые? Эта тема еще менее обсуждаема, чем секс или деньги.
Мертвые – рядом с нами? Могут ли они слышать нас? Отвечают ли на наши молитвы? Приходят ли в наши сны? Я много думала над этим, спрашивая себя, где сейчас Эмили. Я спрашивала себя, что бы я ей сказала, если бы она могла услышать меня.
Так что в своем блоге я хочу произвести небольшой эксперимент, пойти немного… дальше обычного.
Я собираюсь писать, словно обращаясь к своей погибшей подруге. Как если бы она могла читать мой блог. Надеюсь, эти записи окажутся целительными для меня. Я призываю вас, мамы, писать письма кому-то, кто ушел, но с кем вы еще хотите поговорить.
Ну что ж, начнем.
27Блог СтефаниЗагробная жизнь (часть вторая)
Дорогая Эмили, где бы ты ни была
Дорогая Эмили!
Не знаю, как начать. Как сейчас пишут в электронных письмах? Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии!
Надеюсь, это письмо застанет тебя в умиротворении.
Я уверена: если бы ты могла читать мой блог, первым делом захотела бы узнать, как Ники. Его жизнь вполне благополучна. Конечно, ему не хватает мамы. Нам всем не хватает тебя больше, чем мы можем выразить словами. Он знает, что ты навсегда останешься его мамой. Что никто никогда тебя не заменит. Но он больше не плачет каждую ночь, как плакал раньше. Я знаю, тебе бы не хотелось, чтобы он плакал.
Правда?
Иногда я надеюсь, что мертвые с нами, среди нас, что Дэвис, Крис и ты – и мои родители – у меня за плечом, присматривают за мной, помогают, дают мне советы, даже если я этого не знаю. А иногда я надеюсь, что они избежали боли видеть, как жизнь продолжается без них.
Я знаю, дорогая Эмили, тебе было бы больно видеть, как я готовлю на твоей кухне. Но я хочу, чтобы ты знала: я готовлю самую вкусную и полезную еду для твоего сына. Я никогда не смогу занять твое место. Все, что я могу сделать, – это любить людей, которых любила ты, и пытаться сделать их жизнь лучше.
Чего, я знаю, и тебе хотелось бы, если ты любила их.
Покойся с миром, моя дорогая лучшая подруга.
Твоя подруга навсегда, Стефани
Что думаете, мамы? Пишите сюда свои собственные письма, с комментариями и замечаниями. И как всегда – спасибо вам за ваши любовь и поддержку.
28Эмили
Вот ведь шантажистка, сука лживая! Я с такой силой захлопнула крышку ноутбука, что испугалась, что сломала его. С облегчением увидела, снова открыв, что фон – селфи Ники, которое он сделал, таращась в мой компьютер – на месте.
Безмозглая потаскуха. Она знает, что я не умерла. Знает, что я наблюдаю за ней. И не с небес. Даже она не настолько идиотка, чтобы считать, что обращается в своем блоге к покойнице. Может, она убедила себя, что мой телефонный звонок ей померещился. Может, попыталась выкинуть его из головы. Но не может. Она знает.
Она не может рассказать об этом своим мамашам из блогосферы. Она обращается ко мне, на тот случай, если я это читаю. Предположение Стефани, будто я читаю ее блог, меня просто бесит, хотя и куда меньше, чем ее переезд к моему мужу и моему сыну.
Она привыкла думать, что я умерла. Ей понравилась эта мысль. Вот вам и дружба. Вот вам и горе. Я позвонила, чтобы дать ей знать, что жива.
Мой номер обозначился как “не определен”. У Стефани нет никакой возможности дотянуться до меня. Кроме ее блога. Она думает, что ее блог читают все. У меня одной была бы веская причина. Может быть, Стефани хочется, чтобы я была мертва. Женщина, которая хочет, чтобы я была мертва, каждый вечер подтыкает одеяльце моему сыну и спит с моим мужем.
И ей хватает наглости писать, что это то, чего я бы хотела? Может, она сошла с ума? Тогда это означает, что моего сына растит сумасшедшая.
Мне больно признавать, что Стефани оказалась права, когда говорила, что невозможно узнать другого человека по-настоящему. Если она хочет поиграть в кошки-мышки… Она может побыть мышкой. Я буду кошкой. Кошка терпелива. Мышь напугана. У мыши есть причина бояться.
Потому что кошка всегда побеждает. Именно кошка получает удовольствие от игры.
29Стефани
Я больше не знаю, что реально, а что нет. На какое-то время мне удалось убедить себя, что телефонный звонок Эмили мне померещился. Это как когда тебя мучает нудная боль, а потом эта боль уходит. Сначала пытаешься забыть о ней. Потом действительно забываешь.
Я всегда знала, что буду наказана за свой роман с Крисом, за то, что обманывала мужа и родила ребенка от единокровного брата. Мне не следовало говорить Эмили, кто отец Майлза. Никому нельзя доверять такое. У меня была дурацкая мысль, что, если я скажу об этом кому-нибудь, это облегчит мне наказание. Я доверилась не тому человеку. И вот наказание пришло.
Если Эмили жива, значит, кто-то знает, что я сделала. Кто-то, кто хочет причинить мне вред.
Я всегда знала, что Эмили умнее меня. Мне стоило вести себя осторожнее. Лучше было умереть от одиночества и тоски по мужчине, чем позволить себе спать с Шоном и переехать в дом Эмили.
Я никто по сравнению с ней. Она наверняка смеется над моими жалкими попытками вызвать ее на связь через мой блог, делая вид, будто я считаю ее мертвой. Только Эмили знает, сколько в моем блоге лжи.
Интересно, много ли она рассказала Шону. Не все, вряд ли она рассказала все. Когда я упоминаю о Крисе, я не вижу, чтобы он по-особому смотрел на меня или изучал Майлза, ища в нем следы вырождения от инцеста и кровосмешения.
Шон, кажется, любит Майлза. Майлза легко любить. А я вырастила в себе любовь к Ники. Любим ли мы с Шоном друг друга? Не хочу думать об этом.
Неужели Эмили не хотела бы этого?
Нет, если она жива. А она жива. Может быть. Вероятно. И я подвергнута наказанию.
Чем я заслужила его? Я только пыталась найти друга, подружиться с матерью друга моего ребенка. Неправильное решение, Стефани!
Что сделает Эмили сейчас? Ничего. Она мертва. Или она возле дома? Наблюдает?
Я все представляю себе, как кто-то – следователь – спрашивает меня, почему я сделала то или это, а не се или еще что-нибудь. А я отвечаю: не знаю. Я больше не знаю, что имеет смысл. Я сосредоточиваюсь на благе Майлза. Но я больше не уверена, что для моего сына лучше жить у мужа моей подруги. Я знаю: Эмили наблюдает за нами.
Я задергиваю занавески, это не помогает. Эмили там, снаружи. Или, может быть, я это вообразила. Всегда есть такая вероятность.
Не знаю, почему я никому об этом не говорю. На самом деле – знаю. Что бы я сказала полиции? Помните, у меня подруга пропала? А вы, ребята, ничего не сделали? Так вот, сейчас я живу с ее мужем. А она может вернуться, и они получат пару миллионов страховки за ее мнимую смерть. Кто мне поверит? Кто я такая? Мама и блогер. Женщин вроде меня во все времена отправляли в психушку. Они видят мертвых, они слышат голоса, они не в силах принять правду, настаивают на своих безумных историях, пока кто-нибудь из опекунской службы не решит, что ребенку будет лучше в приемной семье.
Я боюсь, что, распутывая историю о моей дружбе с Эмили и отношениях с Шоном, полицейские докопаются и до того, кто отец Майлза. У полицейских в руках окажется ложное сообщение о пропаже без вести и, может быть, мошенничество со страховкой, а также эгоцентричная я, и я уверена – они сосредоточатся на возможном случае инцеста.
Как бы то ни было, Эмили может рассчитывать на меня. Я дала ей власть над собой тогда, на ярмарке, когда мы смотрели, как катаются на каруселях Майлз и Ники.
Я не сказала Шону о звонке Эмили. Может быть, на самом деле я не доверяю ему. Я больше не знаю точно, кому доверять. Я доверяю Майлзу. И – довольно часто – Ники.
Я почти уверена: Шон верит, что Эмили умерла. А если она жива, то не пыталась связаться с ним. Или, может быть, пыталась, но он мне не сказал. Если она злится на Шона и меня, то почему обвиняет меня? Он был ее мужем. Он и сейчас ее муж.
Не представляю себе, как ему сказать. Не могу найти подходящего времени. Я живу с ним – и все же не могу сказать: кажется, звонила твоя умершая жена.
Я осознаю, что пост, адресованный моей не-умершей подруге, не сработает. Он может ухудшить положение. Но он был приглашением, попыткой разобраться.
Моя входящая почта переполнена историями о призраках. Мамы везде видят мертвецов. Некоторые истории оказались весьма трогательными. Одна была о том, как дух умершей матери принес дочери книжку, которая случайно открылась на истории об умершей матери. Дочь ощутила ободряющее присутствие матери в комнате. Я расплакалась, читая эту историю и думая о собственной матери и об аде, через который она прошла.