– Думаешь, это было честно по отношению к нам? – спросила я.
– К нам? Ты смеешься?
– Прости, – сказала я. – Шон верил тебе.
– Нет, не верил. Я была права, когда думала, что не могу доверять ему. Поэтому и не говорила Шону об Эвелин. О том, как любовь к сестре и страх за нее контролировали мою жизнь. Этого я не могла ему доверить. Я контролирую информацию, это моя профессия. Но я не могла контролировать нечто настолько… личное. Настолько болезненное.
Я смотрела на свою подругу и видела абсолютно другого человека. Человека, страдающего больше, чем сильная, гламурная мама “все и сразу”, с личной помощницей и работой в модной индустрии. Человека более сложного и… человечного.
– Шон не понял бы, – сказала Эмили. – Он был единственным ребенком. В какой-то степени из-за любви к сестре и страха за нее у меня и начались проблемы с алкоголем и таблетками. Мы с ней составляли друг другу компанию в саморазрушении. Потом я свернула с этой дорожки, а она пошла по ней дальше, одна.
Эмили наконец честно рассказывала о своих отношениях с алкоголем и наркотиками – и о своей сестре. И о своем муже. Наша дружба никогда больше не будет прежней. Между нами всегда будет что-то стоять. Спасибо Шону.
– Ты привезла кольцо? – Когда она спросила это, мне показалось, что она читает мои мысли.
Я достала кольцо, открыв в кошельке кармашек на молнии, куда положила его сохранности ради.
– Откуда ты знаешь, что оно было у Шона? – спросила я. – Откуда ты знаешь, что я знаю, где оно было?
Повисло молчание. Я затаила дыхание.
– Я не знала, – сказала Эмили. – Я надеялась. Я дала его Эвелин перед тем, как она погибла. Хотела, чтобы кольцо было у нее. Из того, что она могла бы носить, я могла дать ей только это. И я знала, что это кольцо важно для Шона. Он подарил мне его в самом начале ухаживания. Его дар любви. Память о счастливых временах. Кольцо принадлежало его матери, она дала его Шону, а он подарил мне.
Я напряглась, готовясь противостоять боли, которую ожидала испытать, услышав, как Эмили была счастлива с Шоном: еще одно напоминание, что Шон никогда не полюбит меня так, как любил Эмили. Но я ничего не почувствовала. Так чудесно было быть рядом со своей подругой! Я уже переболела Шоном. Шон стал историей.
Эмили надела кольцо и покрутила его на пальце.
– Смотри, – сказала она, – велико. Наверное, я немного похудела за время своего… отпуска.
– Не знаю, – ответила я, – выглядишь великолепно. – Так оно и было.
Кольцо на пальце сотворило чудо. Эмили… преобразилась, все, что я могу сказать. Скорбящая по сестре женщина снова исполнилась жизненной силы. Что-то – целеустремленность? – восстановило ее черты, а может быть, движения ее снова стали свободны, как у старой доброй Эмили, и драгоценные камни поймали весь свет, какой только был в баре отеля.
Эмили вернулась.
Слезы текли по лицу Эмили, когда она наконец сказала мне ужасную правду: Шон начал унижать и избивать ее через несколько месяцев после свадьбы.
– Он знал, как бить меня, чтобы не оставить синяков. Но бил он меня редко. В основном угрожал. А разозлившись, рассказывал мне, как просто будет уговорить мегаюристов его компании оказать ему услугу. Самые зубастые законники, работающие по делам опеки, докажут, что я плохая мать. Уничтожат меня в суде, расскажут о моих прошлых проблемах с алкоголем и наркотиками. Станут использовать против меня и то, что я работаю в модном бизнесе. Опишут мою должность как “специалист по связям с общественностью Содома и Гоморры”.
Как, должно быть, напугана была моя подруга, если держала все это в себе даже после того, как я доверила ей столь многое и дала понять, что она может доверять мне. Мы всегда полагали, что невротик в нашей дружбе – это я. Но на самом деле Эмили была параноиком. Параноиком и непредсказуемой. Вообразите: она записала мое тогдашнее признание возле карусели на случай, если ей понадобится использовать его против меня! Зачем, зачем ей понадобилось бы использовать против меня что бы то ни было? Мы друзья, и значит, мы в одной лодке. Как грустно, что Эмили не доверяла мне. Но я знаю, что такое иметь проблемы с доверием.
Неужели Эмили думала, что она единственная женщина, у которой муж негодяй? Так часто бывает. Муж заставляет жену поверить, что она одна в этом мире. Но Эмили никогда не была одна. У нее был Ники. У нее была я.
– Парень, который тебя преследует… – сказала я.
– Ладно. Минуту. – Эмили подняла руку. – Сначала я хочу кое-что сказать. Стефани, я не виню тебя. Ты думала, что меня нет в живых. Я не виню даже Шона, но не могу простить ему, что он не оставил мне выбора и мне пришлось разлучиться с Ники. И с тобой. Я не могла сказать тебе, даже тебе. Как же я рада, что его злоба не обернулась против тебя.
Много всего надо было обдумать сразу. Шон никогда не казался мне злым. Даже после визита мистера Прейджера я не увидела признаков ярости, которая так пугала Эмили. Шон просто всегда выглядел грустным. Но если верить Эмили, он был искусным актером – да еще и злым. Поразительно, насколько убедительно мы можем притворяться теми, кем не являемся.
Сидя в баре отеля, Эмили рассказала мне, как прорабатывала шок и горе. Ей пришлось пережить потерю сестры – и не видеть при этом Ники, который мог бы так помочь ей, так утешить своими любовью, теплом и кротостью. Но Эмили пришлось оставить Ники и прятаться, потому что она боялась Шона, боялась того, что он может сделать с ней.
Захотелось еще джина с тоником, но мне еще предстояло ехать назад и забирать Ники и Майлза.
– Шон скажет, что я бросила Ники. Заявит, что все это – моя идея. Заставит тебя дать показания в его пользу. Какой у тебя будет выбор? Он переложит всю вину на меня – а ведь это он придумал схему со страховкой. Шон – слабое звено на работе. Его компания была рада-радешенька отправить его на половинную занятость, к тому же его начальство понимало: уволить парня, у которого пропала жена и у которого на руках маленький сын – это очень плохая реклама для фирмы. Шон считал, что делает это ради меня, потому что я так хотела. Но он лгал самому себе. Два миллиона долларов – это не состояние, но привлекательный золотой парашют для парня, который того и гляди потеряет работу. Не было ни единого дня, когда я не боялась бы, что Шон ополчится на меня, заберет Ники и разрушит мою жизнь. Поверь мне, Стефани.
Внезапно все обрело смысл. Вот почему Эмили исчезла без следа, вот почему я оказалась единственным человеком, с которым ей достало духу связаться. Вот почему она показалась Ники, прежде чем попытаться связаться со мной.
Вот почему Шон так упрямо отказывался принять мое предположение о том, что Эмили может быть жива. Он знал, что она жива, и по этой причине пытался убедить меня, что все это – плод моего воображения. Он знал, что она представляет дело так, будто умерла. Он хотел, чтобы Эмили исчезла, хотел держать меня в неведении. Все это было частью его зловещего плана.
Но как мог Шон подвергнуть такому стрессу Ники? Своего собственного сына? Даже когда у меня были подозрения насчет Шона, я не сомневалась, что он – любящий отец. Господи, я же оставляла с ним Майлза, когда уезжала в Детройт! Одна только мысль об этом привела меня в ужас.
Я поняла, почему Эмили скрывала, что у нее была сестра-близнец. Как, должно быть, это ее мучило! Терять сестру, находить, терять. А теперь Эмили потеряла ее навсегда, как и боялась.
Я считала Эмили своей лучшей подругой, но я совсем не знала ее. Теперь я должна была ей помочь. Она все еще казалась такой потерянной, сломленной. Я решила взять дело в свои руки.
– Человек, который следит за тобой, – сказала я. – Давай поговорим о нем.
– Ладно. Я поговорила с ним. Согласилась встретиться. Конкретно – сегодня. – Эмили посмотрела на часы. – Великолепно. Стефани, ты не могла бы пойти со мной на эту встречу? Побыть там для поддержки? Наверное, я должна была бы спросить тебя до…
Я на минуту задумалась. Может, это хорошая идея – снова увидеть мистера Прейджера, на этот раз – в качестве подруги Эмили, продемонстрировать ему, что я доверенный друг порядочной, любящей семьи, у которой возникли проблемы. Они не преступники! Я не стала бы дружить с людьми, способными на мошенничество, на уголовщину. Я укажу, что дело идет к разрешению, что всему есть простое и невинное объяснение, что расследование мистера Прейджера не выявит ничего незаконного или даже неясного.
– Когда ты встречаешься с ним? – спросила я.
Эмили снова посмотрела на часы, хотя смотрела только что. Она явно нервничала.
– Через полчаса.
– Где?
– На улице, на парковке. Верь мне. Давай еще выпьем.
– На парковке?
– Тебе нужно доверять мне. Ты можешь доверять мне, Стефани?
Я не доверяла даже себе, даже настолько, чтобы хоть что-то произнести. Я кивнула.
Чтобы убить остававшиеся до встречи с мистером Прейджером полчаса, мы сидели в баре и разрабатывали стратегию. Что нам делать с Шоном? У Эмили имелись кое-какие идеи. Иные звучали… полагаю, вы списали бы их на желание отомстить. Но другие казались вполне разумными. Пусть наказание настигнет преступника. Но надо соблюдать осторожность. Справимся ли мы с неизбежным потрясением, имея дело с таким лжецом и готовым на все негодяем, как Шон?
Это было для меня потрясением. Человек, с которым я жила и в которого влюбилась – или почти влюбилась, – оказался чудовищем.
И вот все сложности, всё, что сбивало меня с толку, когда дело касалось Шона, обрело простые и ясные объяснения. Он хотел перетянуть меня на свою сторону, хотел, чтобы я свидетельствовала в его пользу во время суда, на котором Эмили заявит о себе и расскажет правду. Невозможно узнать другого человека. Люди хранят секреты. Я позволила себе забыть об этом крайне важном факте.
Я доверяю Эмили. Я верю Эмили. Мне было так жаль, что ей пришлось пройти через такое. Но мы выживем. Мы и наши прекрасные сыновья все преодолеем и построим чудесную жизнь для наших детей, мы не станем жить прошлым. Вместе мы пойдем дальше.