— Будем думать, что с этим делать. У самой идей никаких? — Не моя область. Был бы доступ к литературе… Мужчина снова издал нервный смешок.
— Доступ! Ха! Ладно, мы посмотрим, что у нас есть, посоветуемся. Уверен, что-нибудь придумаем. А пока придется тебе, Джесс, еще тут покуковать. Извини, но без магии, да еще и с таким якорем…
Ну слава богу! Я не была уверена, что бывшие соратники сразу потащат меня в свои тайные убежища, но все равно опасалась этого момента. Снять браслеты — да. Бежать в них — я не идиотка. Пока на мне эти ограничители, мне в сотню раз спокойнее и безопаснее с Мэттом. И хорошо, что не пришлось выдавать наспех слепленные аргументы, почему я не спешу воссоединиться с собратьями по оружию.
— Ну а пока мы не нашли решения нашей общей маленькой проблемы, мы ведь можем рассчитывать на то, что если вдруг ты краем уха услышишь что-то полезное, то ты дашь мне знать?
— Конечно, — мгновенно и уверено среагировала я без колебаний, подумав при этом: «Да щас-то!». И добавила для убедительности:
— Все, что смогу. Мы живем, конечно, в дыре. Но у Тернера дружок в правительстве, так что…
Все равно если они так внимательно отслеживают газеты, дружба Мэтта с Томасом Грином для них не секрет, я сама об этом читала, а чуть-чуть самоотверженности добавит убедительности образу.
— Только как мне с тобой связаться в случае необходимости?
— Оставить записку на этой скамейке, — он указал на щель между сиденьем и изогнутыми ножками, куда действительно при желании можно было засунуть сложенный бумажный лист. — Будем проверять раз в несколько дней. А если мало ли что-то совсем срочное, то явишься лично по адресу улица Лилас, дом 17… - он посмотрел на меня жестоким колючим взглядом. — Только учти, Джесс, если, упаси бог, по этому адресу…
— Это ты мне угрожаешь? — холодно оборвала я его, смерив надменным взглядом сверху-вниз. — Мне?
Льда во взгляде поубавилось, и Итон развел руками:
— Суровые времена, Джесс, никому нельзя верить. Всякие на нашем пути уже встречались… ладно, дела-дела, засиделся я. Рад был тебя видеть, Лиза, — он наконец с усилием произнес это имя. — И рад, что ты с нами.
Последнее предложение все же прозвучало, как угроза, но я закрыла на это глаза.
— Насчет «верить», Итон, — он уже собирался встать, но я его остановила. — И раз уж мы тут расставляем точки над i, не чураясь оскорблениями. Кто еще знает о том, кто я на самом деле? Не хотелось бы, знаешь, чтобы кто-то не выдержал и купил себе свободу, сдав правительству настоящую Джессику Хайд.
— Только я, — оскорбленно отрезал темный. Отрезал, как огрызнулся — зло, торопливо. — Твои имена — это твое личное дело, пока оно не мешает делу общему.
Он бросил быстрый нервный взгляд по сторонам. А потом почему-то еще раз оглядел меня с головы до ног, и выражение лица у него при этом было как будто даже обиженное. Неужто оскорбила недоверием? Сам-то он угрозами вон раскидывается. Странная все же реакция, но, вроде бы, искренняя… Дождавшись моего кивка — понятно, спасибо. Он поднялся.
— Берегите себя, — произнесла я. Вполне искренне, как внешне, так и внутренне. Гибели я бывшим соратникам все же не желала. Итон кивнул и покинул меня. А я еще некоторое время сидела на лавке, переводя дух, перебирая мысли. Последние ощущения от разговора не отпускали. Моя тайна всерьез меня волновала. А что, если?..
Эзра ведь был не только стихийником-боевиком. Он был еще и менталистом — и именно эта грань его дара привела его в Сопротивление. Метальные техники ограничивались еще больше, чем магия крови. Действие, конечно, сложное и не слишком этичное, особенно в отношении соратника, но… Если… если на минутку предположить, что Эзра поставил на ученика печать, запрещающую тому разглашать некоторые подробности из жизни его невесты — что это нам дает? А ничего, пожалуй. Во-первых, может, ее там и нет. Во-вторых, при должном старании печать можно обойти или сломать. Тут всегда всё очень индивидуально. Эзра, конечно, был очень опытным магом, и раз Итон до сих пор с печатью не справился, это о чем-то да говорит. Но раньше у него стимула толкового не было. И в последнее время малыш здорово вырос… Словом, понятно, что ничего не понятно.
В любом случае, чем бы ни было обусловлено молчания Итона, выдавать меня прямо сейчас он не будет — не захочет терять такой рычаг давления на скромницу Лизу Миллс. Все же мне невероятно повезло, что в этом новом, чужом Итоне осталось много от старого, которому и в голову не могло прийти, что Джесси Тихий Омут на самом деле может бросить Сопротивление. И наверняка он оправдал мое сбрасывание волчьей шкуры спасением во имя дальнейшего сражения. Они ведь тоже уцелели, потому что смогли вовремя скрыться… А еще мне было немного страшно. Я шла вперед по тонкой ниточке, протянутой над пропастью. И сам собой напрашивался бестолковый, но волнующий вопрос. Что случится раньше: я доберусь до своего пункта назначения, или нитка лопнет, и меня сожрет одно из беснующихся на дне чудовищ — темное или светлое…
Проснувшись, я даже не сразу смог открыть глаза. Я даже не мог с уверенностью сказать, что я сделал — проснулся или пришел в себя. Сознание пробуждалось медленно и как-то нехотя. Так же медленно и нехотя пробуждались и органы чувств, так что я не торопился подключать зрение, чтобы сверх меры бедный организм не нагружать. Вместо этого вслушивался в тишину, внюхивался в запах стирального порошка, старого дома и, почему-то, уксуса. Я дернул носом и решил, что уксус мог и примерещиться. Перекатился по кровати, жестко потер ладонью лицо. Голова гудела, во рту пересохло, но, в общем и целом, состояние было куда лучше, чем вчера. Я смутно помнил, как, чувствуя приближение третьего за время моей инвалидной жизни кризиса, наглотался всего, чего только можно и провалился в беспокойный сон.
Сам сон я тоже помнил. Обрывочные кошмары, пугающие видения… А потом колыбельная, и запах ванили, и теплая мягкая грудь под щекой. Нежные губы, шелковистая кожа, цепкие пальцы, зарывающиеся в волосы. Отзывчивое тело, узкое, горячее, низкие грудные стоны, эхом вибрирующие внутри…
И все это так ярко, так полно. Как наяву. Приснится же. Я с усилием распахнул глаза и сел, щурясь и прикрывая их ладонью. Комната выглядела точно так же, как вчера, если не считать смятой постели. Никаких следов чужого присутствия. Да и откуда бы ему взяться? Если бы темная и заявилась ко мне, то только чтобы настучать по башке статуэткой, потому что спать мешаю, а не пела бы колыбельную в обнимку.
Бред. Навязчивые ощущения-обрывки сна никак не желали таять. Но валяясь в кровати от них и не избавишься, так что подъем Мэттью Энтони Тернер, хватит тут лежать, погрузившись в неуместные сексуальные фантазии!
Кряхтя, как старый дед, я поднялся и медленно натянул одежду. Тело привыкало к изменениям. Первые несколько дней оно еще будет слегка деревянным, потом разработается и на какое-то время мне даже покажется, что мне стало лучше, а потом все пойдет на новый круг И так — пока все магические потоки не разрушатся полностью.
Но что я все о веселом? Слегка шаркая и отчаянно зевая, я спустился на первый этаж, от души гаркнул: «Лиза!» — но ответа не услышал. Странно. Может в саду ковыряется. Объяснение нашлось на кухне вместе с запиской, прислоненной к моей чашке. «Ушла в магазин». Я снова сонно потер лицо и поставил на плиту чайник. После зелий все еще слегка мутило, и есть не хотелось, а вот горячего крепкого чайку… — Тук-тук-тук, — звонко сообщила Камилла, входя в кухню. — Заходи кто хочешь, бери, что надо… — Чай будешь? — Буду. — Чего не на работе?
— И тебе здравствуй, милый братик, я тоже по тебе очень скучала! — ядовито отозвалась сестрица, усаживаясь на один стул и закидывая ноги на другой. — Отгул взяла. Достало все. Приезжаю, а у вас тут хорошо, тихо, птички поют, цветочки…
— Где цветочки?
— Ну, крапива, какая разница! Очень, между прочим, полезная травка… — Камилла бросила на меня укоризненный взгляд, принимая кружку с кипятком. Разбавленный чай она не признавала. Ох уж эти целители, стерилизуют все, даже себя изнутри! — Так вот. Птички, цветочки… идиллия словом. Думаю, может, бросить эту работу чертову и тоже сюда податься? Помогу Лизе с ремонтом, а то вроде мужик в доме, а толку как с козла молока…
— С каким ремонтом? — изумился я. — Она же уборку делает…
— Крыльцо она, по-твоему, подметая, случайно починила? — Это не она, это плотник. — А кто его нанял? — вопрос звучал протянуто-наводяще.
— Я! — Огрызнулся.
— Что, вот прям сам? — ахнула Камилла, глядя на меня умиленно, как мамаша на малыша, делающего самые первые в жизни шаги.
— Чьи деньги, тот и нанял, — окончательно разбухтелся я, понимая, что чем больше отбиваюсь, тем сильнее сестра веселится, поэтому махнул рукой, подытожив: — Наглая ты рыжая морда.
— От рыжей морды слышу!.. — она обхватила чашку двумя ладонями, каким-то чудом не обжигаясь — вот ведь огненная ведьма! — и вдруг посмотрела на меня серьезно и проникновенно: — Как ты, Мэтт?
Вот надо было все испортить!
— Нормально, — я дернул плечом и сам уселся за стол, напротив сестры.
— Мэтт, — голос Камиллы сделался еще проникновеннее. — Ты же знаешь, что я все равно тебя осмотрю и все выпытаю, потому что ты мой брат и я тебя люблю, и я хотела бы, чтобы мне было плевать, но мне нет. А еще я устала просто адски, и я тебя по-хорошему прошу, будь раз в год хорошим мальчиком и расскажи мне все как на духу без вот этих вот танцем с бубном вокруг твоего раненого самолюбия.
— Злая ты, Милли. А еще целитель, — я отхлебнул горячего чая и откинулся на спинку стула, довольно зажмурившись. — У меня закончилась твоя чудодейственная «погасшая искра». Выпишешь рецепт?
Камилла рывком выпрямилась на стуле, со стуком скинув ноги на пол. — У тебя что, кризис был?! Какого черта ты мне не позвонил, идиот?! Я потер лицо одной рукой, размешивая сахар в чашке другой.
— А что бы ты сделала, а? — спросил я отрывисто и жестко. Возможно, даже чересчур. — Ну бросила бы ты все, примчалась бы сюда, сидела бы у постели и мучилась в бессильном бешенстве напополам со слезливым состраданием. Чего ради?