— Кар! — шум крыльев и на перекладину села довольно упитанная ворона. Или это она от холода так нахохлилась?
Царевна поежилась. На открытом месте было более зябко, чем в лесу, где пушистые елки оберегали от ветра.
— Что? — спросила она явно пребывающего в растерянности Змея.
На это «что» обернулся Лоза.
— Здесь как-то все иначе выглядит, чем два месяца назад. Будто кто-то огромный могильные холмики в землю втоптал.
Его тревога моментально передалась спутнице. В голове зазвенело и Луна, чтобы убрать раздражающий звон, сглотнула.
— Может, их просто снегом присыпало? — голос ее оказался непривычно высок. — Он всегда все впадины-холмики выравнивает.
— Да. Конечно. Бояться нечего. Это просто снег, — рыжий старался убедить себя. Но рубленные фразы возымели обратное действие. Захотелось убежать.
— Кар!
Луна и Змей завизжали одновременно. Лоза с той стороны поляны укоризненно покачал головой.
Рыжий Свин выдохнул и полез рукой куда-то под плащ. На свет появилась красная роза. Ее лепестки смялись, но в этом виделась какая-то особая, щемящая нежность цветка. Змея потряхивало, отчего полураскрывшийся бутон тоже мелко дрожал.
— Ты где взял розу? — спросила Луна, не в силах отвести взгляд от контрастной красоты. Белый снег и красные, точно кровь, лепестки.
— В оранжерее. Я потом покажу. Как-нибудь. Там Искра работает. Она разрешила, — последняя фраза предназначалась Лозе, который не спускал глаз с трясущегося Змея.
Рыжий сделал несколько неуверенных шагов к центру «загона», опустился на колени, положил цветок на снег. Обернулся на Луну, которая, подойдя ближе, ободряюще улыбнулась. Прочистил горло и запел.
Пел неумеючи, сбиваясь в дыхании, не дотягивая гласные, но так проникновенно, что даже не зная родного языка товарища, где шипящие звуки преобладали над остальными, Луна поняла — он прощается с погибшими братьями и отпускает их души туда, где они могут свободно поле… полежать среди облаков.
Как только песнь закончилась, Змей дернулся.
— Ты слышала?
— Что? — не поняла царевна.
— Меня кто-то позвал, — он поднял палец вверх. — Вот опять…
— Шел-л-л-ль… — донесся шепот из-за спины.
Стелла оглянулась, поискала глазами, но вокруг были лишь ели, ветвями которых шевелил усиливающийся ветер.
Ворон, что продолжал сидеть на перекладине, вдруг взмахнул крыльями и шумно полетел в сторону болота.
— Эт-т-то ветер, — попыталась убедить себя и друга Луна. — Видишь…
— Шел-л-ль…
Рыжий поднялся на ноги. К штанам прилип подтаявший снег. Царевне вдруг подумалось, как холодно, должно быть, стоять на коленях в снегу. А теперь еще ветер треплет плохо завязанный плащ, отчего Змея крупно трясет. Потому и мерещится ему всякое. Вот если бы кто на самом деле позвал, то они услышали бы «Змей!», а тут какое-то шипение «ше-е-е».
Точно, это ветер виноват.
— Шел-л-ль!
— Я здесь! Стерш, я узнал твой голос! Выходи! — Змей крутанулся на месте, выискивая среди лесной густоты зовущего.
- Бегите! — крик Лозы, оказавшегося неожиданно рядом, заставил застыть от страха. — Я кому сказал, бегите!
Он толкнул Змея в спину, выводя тем из оцепенения, а сам вцепился в рукав Луны и потащил за собой, не разбирая дороги. Выведя ее за ограду, больно сжал плечо.
— Хватай своего дружка, и бегите в монастырь что есть сил! Ты меня поняла?!
Стелла часто закивала, но все же спросила:
— А ты?
— За меня не беспокойтесь! Я выкручусь, — Лоза сунул ей в руки тот самый браслет, который в трапезной в задумчивости вертел на запястье.
— Но там же Стерш! Он тоже выжил! Как и я! — рыжий не понимал, почему его заставляют бросить боевого товарища, нуждающегося в помощи.
— Никто не оживает после шестидесяти дней погребения, — кинул ему Лоза, доставая откуда-то из-за голенища сапога нож.
Царевна, оглохшая от ударов собственного сердца, нашла ладонь рыжего и потащила к проложенной ими же тропе, что огибала Мавкино болото. Уже находясь на приличном расстоянии, почти у входа в лес, оглянулась.
Кто-то черный тянул свои изломанные руки в сторону беглецов, а сзади к нему подкрадывался Лоза. Прыжок и…
— Не смотри! — крикнула она тяжело дышащему Змею. — Бежим! Надо наших предупредить!
Дорога назад показалась мучительной. Путники торопились, а потому оступались, падали, проваливались в снег, но даже находясь на грани душевных и физических сил, выбирались и снова летели к своей цели.
Темные строения монастыря выросли как-то внезапно. Ворота оказались распахнутыми, а навстречу обессиленным путникам бежали воины. Они подхватили воспитанников под плечи и поволокли в укрытие.
«Откуда стражники узнали? — думала Луна, оглядывая узкое, но длинное помещение, куда их завели отогреться. Рядом на скамье притих Змей. — Мы только появились из леса, а они уже находились на полпути к нам».
По стенам сторожевой залы было тесно развешено оружие, остриями поблескивали пики и скалились черными зубами капканы. Луна боялась даже представить, для какого зверя они предназначались.
Людей, по большей части мужчин, одетых в форму стражников, прибывало. Казалось, что в помещении с низкими потолками собрался весь гарнизон. Царевна уже знала, что охрану монастыря с незапамятных времен несет никому не подчиняющаяся армия наемников: видела она среди них воинов, чьи волосы были белы как лен, и таких, чья кожа казалась темнее самой черной ночи. Последние пугали белками глаз и такими же ослепительно белыми зубами. Лилия клялась, что видела у них клыки длиной с мизинец.
«Наврала, подружка», — хмыкнула царевна, разглядывая стоящего рядом стражника. Она отметила его широкие скулы, толстые губы и приплюснутый нос, но…
— Ой, извините, — промямлила она, когда ее поймали за неблаговидным занятием. Чернокожий воин в ответ широко улыбнулся, подтвердив тем, что клыки размером с мизинец отсутствуют.
— Что? Испугалась? — спросил он.
— Да, — не стала отрицать Луна. Змей вдруг зашевелился, попытался встать. Царевна взяла его за руку, потянула назад на скамью. И только когда чернокожий воин сделал шаг в сторону, поняла, что заставило волноваться ее друга. У противоположной стены сидел Лоза. Он против наемников-здоровяков казался хрупким юношей — такими были эльфы в сказках Мякини. «Эльф» поймал взгляд царевны и улыбнулся. Но улыбка та скорее обидела, чем порадовала. Она была снисходительной. Такой одаривают детей-несмышленышей.
«Как?! Как он сумел оказаться в монастыре быстрее нас? Я же видела, что он готовился напасть на того черного человека, когда мы почти добежали до леса, а теперь насмешничает, что мы приплелись после него. Неужели это он поднял тревогу и выслал стражников нам на подмогу? Но как?»
Лоза сидел в одной нижней рубахе, а его сапоги лежали у печи, в которой весело гудело пламя. Сохли, должно быть.
Стелла пошевелила пальцами ног. Снег, набившийся в жесткие башмаки, уже растаял и неприятно холодил ступни. «Мне бы тоже скинуть обувку и пододвинуться ближе к огню, — позавидовала Лозе царевна. — Но чулки наверняка сбились в комок, а на пятках красуются кровавые пузыри».
Стелла как никогда мечтала попасть в родную спаленку, где чувствовала бы себя защищенной, и где болтушка Лилия отогрела бы ее душевно. Странности, творившиеся у Мавкиного болота, напугали царевну до смерти.
Оживление в зале оторвало Луну от размышлений и разглядывания Лозы, который потянулся за мешком, что лежал под скамейкой.
На пороге появилась настоятельница в сопровождении Даруни. Следом зашел Ветер.
Луна вспыхнула от неожиданности, но забоявшись, что жар лица кто-нибудь заметит, быстро отвернулась к Змею. Погладила его по руке, сжала холодные пальцы.
«Ему тоже несладко пришлось», — в ее сердце поднималась необъяснимая нежность к другу, который сейчас выглядел как растерянный мальчишка.
Мякиня со свитой направилась прямиком к Лозе, и царевне пришлось встать на цыпочки, чтобы рассмотреть, что заставило стражников замолкнуть.
Лоза стоял с пустым мешком в руках, а на полу, у его ног, валялось нечто, напоминающее крупный клубок из медных волос.
— Мертвец успокоился только тогда, когда я перерезал ему горло.
— Ты видел еще кого-нибудь? — наставница толкнула носком сапога «клубок», и тот, крутанувшись на месте, явил лицо мертвеца.
— Это Стерш… — хриплым голосом произнес Змей. Его услышали и расступились, пропуская вперед. — За что ты его так, Лоза? Он меня звал…
Царевна, которую замутило от вида мертвой головы, нашла в себе силы вцепиться в руку Змея. Она боялась, что тот набросится на Лозу, забыв, какую силищу хранит хрупкое на вид тело противника. Раз он справился с мертвецом, который не ведает боли, то с живым ему и вовсе просто разделаться.
Лоза на нападки рыжего криво усмехнулся и отвечать не стал.
— Если бы не он, завтра ты мертвяком к нашим воротам пришел бы, — Мякиня явно была раздосадована. Не замечая слез, что навернулись на глазах рыжего воспитанника, сухо спросила: — Сколько разведчиков было в вашем отряде?
— Вместе со мной шестеро… Я не успел. Надо было раньше прийти и спеть им погребальную песню, тогда бы они не ходили по земле неприкаянными, — шептал он, ища оправдание случившемуся, но Мякиня уже не слушала.
— Значит, еще четверо где-то по лесу плутают. Сагдай, — она повернулась начальнику стражи, — собирай людей. С собой Лилию возьмете. Ветер, ты тоже ступай.
Глава охраны тут же скомандовал, ткнув пальцем в тех, кто пойдет в лес.
— Ты, ты и ты. Сбор у ворот. За девчонкой я сам схожу.
— Голову сожгите, — Мякиня повернулась к двери, но остановилась, когда Луна, не удержав позывов рвоты, вывернула на пол содержимое желудка. Серая косынка, сбившаяся во время бега по лесу, съехала с головы, и рассыпавшаяся на пряди коса упала на лицо. Кто-то сердобольный не побрезговал, придержал волосы, а потом протянул сгорающей от стыда царевне носовой платок. Она подняла полные слез глаза и в неясном силуэте узнала мужчину. Это был Ветер. Царевна впервые пожалела, что не обладает обратным даром — призывом смерти.