– Когда ты видел ее в последний раз?
– Очень давно, она была еще маленькой девочкой.
– Кто из вас старше?
– Я. На два года.
– Как ты думаешь, она искала тебя? Хотела бы тебя найти?
– Понятия не имею.
– А как же тебе удалось ее разыскать?
– Искал Тасю Суворову. Объездил сам все дома ребенка, интернаты, расположенные в нашей области, встречался с теми, кто работал там больше двадцати лет назад. Вот в одном из интернатов воспитательница, уже на пенсии, но подрабатывающая там уборщицей, рассказала, что сестру мою дважды удочеряли, потом возвращали, мол, трудная судьба у девочки. Настрадалась она. Еще сказала, что характер у Таси трудный, очень она конфликтная, нервная, нелегко ей было с приемными родителями, сбегала она от них, кажется даже, что-то украла, кольцо вроде… Но способная, талантливая, с хорошей памятью. Она детей любила, вечно с малышами возилась, игры разные устраивала, а однажды увела их в поход в кино… Никто не знал или просто не озвучивал, что у Таси есть брат. Сирота, и все… И ведь никто не ответит за то, что нас разлучили. А если бы мы вместе держались, воспитывались в одном интернате, глядишь, у нее и жизнь по-другому сложилась бы, жива была бы сейчас…
– Хорошо. И вот ты нашел ее, выяснил, наверное, адрес комнаты…
– Квартиры! Государство выделило ей однокомнатную квартиру, которая теперь потеряна…
– Ладно. Итак. Ты узнал адрес квартиры, приехал туда и что? Кто вообще рассказал тебе о Тасе?
– Приехал по адресу, дома никого нет, соседи мне и рассказали, где она работала, там же, неподалеку от ее дома, в детском саду. Я отправился туда, и одна воспитательница, которая ее помнила, рассказала, что Тася десять лет тому назад поехала по путевке сюда, в «Отраду», да так и не вернулась… Вроде бы у нее парень был, тоже искал ее, но потом и он исчез.
– Ужасная история. Узнать все про сестру и сразу же потерять ее… Я очень тебе сочувствую, Коля.
– А я, когда напал на ее след, адрес ее узнал, размечтался, как заберу ее и мы вместе поселимся, будем заботиться друг о друге!
Вера подумала, что, как бы ни сочувствовала она Николаю, ту степень печали ей все равно не испытать – ее-то сестра, слава богу, жива и здорова. Промелькнула мысль, что, может, все-таки не стоит им с Сашкой так часто ругаться и конфликтовать, ведь они любят друг друга и желают друг другу только добра. И не дай бог им потеряться навсегда – вот тогда боль будет вселенского масштаба…
В Шевыревке, маленькой деревушке, жители которой наверняка жили собственным хозяйством, не надеясь на государство, поскольку работы там не имелось, было тихо и безлюдно.
– Куда все подевались? – спросил Николай, останавливаясь у первого, неказистого, похожего на седого сгорбленного старика, деревянного домишки.
– Ушли на фронт, – отозвалась машинально Вера.
Она огляделась. Центральная и, может, единственная улица деревни, тянущаяся в сторону темнеющего на горизонте леса, вообще мало походила на обитаемую, уж слишком запущенными казались заросшие сады.
Они пошли на самый живой звук – лай собаки. Это был третий дом с краю. Покосившийся забор, но почти новая желтоватая деревянная калитка. Когда они приблизились к ней, от нее крепко пахнуло свежей доской. Даже звонок нашли сбоку на столбе. Позвонили.
Вышел мужик в клетчатой фланелевой рубашке и черных спортивных штанах с белыми лампасами.
– Здравствуйте! Можно с вами поговорить? – спросил Николай.
– А вы кто будете? – Мужик с недоверием посмотрел на незваных гостей. – Если за луком, так его уже нет, все продали.
– Нет, мы хотели бы поговорить с Шитовым. Александром его зовут, – поспешила ответить за Николая Вера, боясь, что Николай по инерции назовет того Сашку алкашом, а вдруг этот мужик его родственник или вообще он сам.
– Да? И с какого перепугу он вам понадобился?
– Поговорить надо, – сказал Николай. Вера чувствовала, что он нервничает и даже злится. Еще немного – и взорвется.
Странное дело, она была знакома с Николаем всего несколько дней, а так хорошо его изучила или уже понимала. Другой вопрос, принимала ли она его такого нервного, неуравновешенного, эгоистичного? Наблюдая за ним, за его поведением, она неохотно признавалась себе, что время от времени он ее разочаровывает. Особенно горько ей было осознавать, что именно его желание воспользоваться ею как свидетелем и стало причиной их знакомства. Когда она вспоминала об этом, все очарование их романтических отношений исчезало.
– Опоздали вы, помер он. Так что, господа хорошие, ежели вам нужно копать погреб или огород, извиняйте, ищите другого дурака.
– В смысле «опоздали»?
– Так помер он сто лет тому назад! Странно, что вас прислали за ним спустя годов этак десять! Или раньше пользовались его услугами?
– А как он умер? – спросила Вера.
– Да что мы через калитку-то переговариваемся? Заходите. Я вас яблоками угощу. Не знаю уже, куда их девать. Хорошие-то продаю, на дороге стоим с соседом, лук, яблоки… А чуть помятые – себе оставляю. Уж и варенье сварил, и сок нагнал… Сушу вот, на чердаке. Проходите, проходите. Я один тут живу, скучно. Поговорить не с кем. Сейчас чай поставлю кипятиться.
Вот так Вера с Николаем оказались в большом деревенском доме, хозяином которого был сын недавно умершего старожила Шевыревки Семена Желтухина – Валентин.
– А что, пенсия у меня хорошая, дай бог каждому. Дом большой, теплый, газ есть. Огород вот большой, да еще участок рядом с прудом, там вот как раз лук и картошку сажаю. Женщина у меня есть, между прочим, моложе меня… Живет через дом, во всем мне помогает. Ну а я – ей. Так и живу…
– Так что с Шитовым-то стало? – Не вытерпел Николай, которому жизнь Желтухина-младшего была совершенно неинтересна.
– Так сгорел он. Накануне, как люди рассказывают, нанял его Саватей, ну, директор «Отрады», знаете? Здесь же неподалеку дом отдыха, а рядом – деревня, Докторовка. Сашка часто у него работал, в основном огород копал, тяжелую работу, короче. А это зимой дело было. Уж что он там делал, не знаю, может, крышу помог починить или снег расчистить, но только на работу, говорят, отправился ночью, принял на грудь с товарищами своими и пошел, вернее, видели, как он до дороги дошел, а там его джип саватеевский ждал. И вернулся он под утро, дружков своих разбудил, те позвонили продавщице Антонине, что в нашем магазине работает, попросили открыть, видать, трубы у них горели, водки надо было прикупить. Сашка с работы вернулся с деньгами, уставший, но довольный. Антонина магазин рано утром открыла, знала, что выручка будет хорошая, раз Сашка с работы вернулся. Ему же чего надо-то было от жизни – выпить да закусить. Ну и дружков угостить. Вот, значит, взяли они водки, закуски, вернулись к Сашке да и с самого утра пили. Потом мужики ушли, а Сашка остался. Может, сигарету не погасил, неизвестно… Да только загорелся дом его, пламя такое поднялось, что даже близко к пожару подойти было невозможно – так палило, прямо лицо обжигало… Люди боялись, что огонь на соседний дом перекинется, потому что там как раз между домами загорелся стог сена, стоял, прикрытый пленкой… Но пожарные быстро приехали, долго тушили, справились. Понятное дело, что от Сашки один пепел остался… Там даже хоронить нечего было.
– А кто тогда выпивал с ним, не знаете?
– Виктор Круглов да Петр Овчинников.
– А где они сейчас?
– Виктор в прошлом году помер, рак у него был. А Петр здесь живет, пьет потихоньку, вернее, пропивает пенсию. Он в этом году даже лук не сажал, совсем обленился.
– А вы могли бы показать нам его дом?
– Конечно, могу. Но если хотите, могу позвонить ему, он сам сюда придет.
Николай согласился. Вера же, сбитая с толку рассказом хозяина, сидела, пила чай с яблочным вареньем и никак не могла взять в толк, почему Беркутов не сообщил им о смерти Шитова.
Пока Валентин Желтухин дозванивался до Петра Овчинникова (тот не брал трубку), Николай с Верой вышли во двор, там под большой яблоней стоял стол, вокруг него вросли в землю две широкие лавки.
– Ты сейчас думаешь о том же, что и я? – спросил ее Николай.
– Думаю, да.
– Беркутов сказал о Шитове, что тот нигде не работает, его нанимают для тяжелых работ и живет он у своей сестры, которая его кормит.
– Еще он сказал, что Шитов редко бывает в «Отраде».
– Это ты к чему вспомнила?
– Все пытаюсь понять, Беркутов не в курсе смерти Шитова или знал о ней, но почему-то скрыл это от нас. Но если скрыл, значит, в этом есть какой-то смысл…
– Да жук он, этот Беркутов! Взятку получил от дружка Саватеева и теперь будет молчать до последнего.
На крыльце появился сияющий Желтухин:
– Минут через десять придет. – Он имел в виду Петра Овчинникова.
– Спасибо!
– Ну как вам здесь, красота, да? Чистый воздух, сад, земли много… Не хотите купить мой дом? По дешевке отдам!
Петр, мужчина за шестьдесят, высокий, сухой, с давно не стриженными седыми волосами, спадавшими грязноватыми прядями на лицо, приоделся к визиту. На нем были черные брюки, точно такая же, как и у Желтухина, клетчатая рубашка, под которой виднелась застиранная розовая футболка, на ногах – растоптанные резиновые калоши с налипшей на них соломой.
– Тут вот с тобой поговорить хотят, – извиняющимся тоном сказал Желтухин. – Сашкой Шитовым, дружком твоим, интересуются.
За бутылку водки кореш Шитова рассказал о событиях того январского утра 2009 года. Рассказ был короткий, но содержательный. Получалось, что Шитова Саватеев пригласил для того, чтобы вырыть в своем саду яму. То есть в январе, в мороз, надо было копать мерзлую, просто каменную землю. За это ему пообещали заплатить две тысячи рублей, что в то время считалось приличными деньгами, на которые можно было не просто выпить с дружками, но и вообще упиться вусмерть. На вопрос Шитова: «На кой хрен зимой такая яма?» – Саватеев ответил, что это жена чудит, вычитала где-то, как сохранить черенки роз до весны, вот и собирается уложить туда срезанные кусты роз, мол, с запечатанными воском ветками они могут храниться под землей до самого апреля.