А теперь вернемся к главному. Бен сказал, что покажет себя настоящего после моих расспросов о том, что он делал у доктора Мэйсон. И мы приехали сюда. По разговору с охранником стало понятно, что кто-то точит на него зуб. Не исключено, что это те же самые люди, с кем мы столкнулись в переулке. Ну же Ким, два плюс два равно… черт. Равно это тому, что Бен – человек, страдающий игровой зависимостью. И, похоже, сильной. И правда, лучше бы он был алкоголиком. Игра – это вообще зависимость, от которой нет лечения. Ни гипноз, ни реабилитационные центры им не помогают. Потому что, в отличие от героинового наркомана, у них доза никогда не бывает последней. Их доза называется «на этот раз мне точно повезет». Я слышала от близких знакомых, как успешные люди, которые вроде всего лишь баловались, играя в онлайн-казино, спустя пару месяцев закладывали дома и отдавали бизнес за долги, так как в конечном итоге их зависимость приводила их в места вроде того, где я сейчас жду Бена. Когда эта страшная болезнь овладевала ими, игроки тут же забывали про свою семью, детей, будущее и прошлое. Каждый из них в начале своего гиблого пути говорил одни и те же фразы: «Я в любой момент могу остановиться. Со мной этого не произойдет». Но как в случае с наркоманами или алкоголиками, болезнь не оставляла им ни единого шанса.
Бен был похож на того самого парня, который вечно влипает в какие-то неприятности, но я и подумать не могла, что это карты. Алкоголизм? Да. Сексуальная зависимость? Определенно. Но не это.
Надо отдать Бену должное. Его уход дал мне время обдумать свалившуюся на меня правду. В принципе, ничего нет криминального в том, что он заядлый игрок. По сравнению со мной он вообще святой. Но есть гораздо более серьезная проблема, потому что он одним ударом затронул две мои слабости. Первое – он мне открылся и стал более искренним. Это я очень сильно ценю в людях, и особенно в мужчинах. В наше время это настолько большая редкость, что подобных самцов стоило бы заносить в Красную книгу. И второе – я не могу устоять, если мужчина оказывается проблемным с кучей неприятностей. Даже доктор Мэйсон это подметила. А она, видимо, разбирается в людях. Ну почему у меня натуральное вожделение к таким, как Бен? Может быть, потому, что только с ними я чувствую хоть что-то?
Когда я уже определяла, насколько я влипла, по шкале от одного до миллиона (миллион и сто тысяч на самом деле), кто-то дотронулся до моего плеча. Это был Бен. Так, срочно нужно включить хладнокровную суку и немножко дуру.
– Ну, как разговор? Удался?
– Местами, – сказал Бен. – Ты играешь в покер?
– Умею. Но в таких местах не играла.
– Это ничего. Только вместо пенни тут купюры побольше, – сказал он, ухмыльнувшись, и вручил мне в руки стопку фишек.
– Подарок от дядюшки? – съязвила я.
– А ты повнимательнее посмотри на фишки. И сама скажи.
– Чего? – сказала я, как только рассмотрела номинал фишек. Их было около двадцати, и на каждой из них красовалась тысяча. – Ты с ума сошел?
– Нет. Все поровну. У меня такой же стек.
– Стек? – переспросила я.
– Так называется определенный набор фишек, который находится у игрока. У тебя двадцать пять тысяч и у меня.
– Ты хочешь сказать, просто пошел и взял пятьдесят тысяч, хотя тебя сюда не хотели пускать?
– Ну не все так просто. Пришлось кое-что подписать, кое-где уступить, но не переживай за это. Мы все вернем и еще заработаем на пару бургеров.
– Я не могу. Я не буду играть, – сказала я и попыталась вернуть ему фишки.
– Ким, ну чего ты? – он приобнял меня. – Считай, что мы в парке развлечений. А это не фишки, а билетики на аттракционы.
– Аттракцион в двадцать пять тысяч? – прошипела я. – Бен, не знаю, как у тебя в семье. Наверное, у вас стоит баночка из-под печенья в кухонном шкафу, доверху забитая стодолларовыми купюрами, но для меня это огромные деньги. И в случае проигрыша я не смогу их вернуть. Никогда.
– Эй, а кто говорит, что нужно будет возвращать? Деньги взял я. Ты просто гостья. К тому же, помнишь? Я должен был тебе руль. Считай, что возвращаю долг. Если хочешь, можешь пойти в кассу и обналичить их. А хочешь узнать меня – ты же вроде об этом так мечтала, бери фишки, садись со мной за стол и добро пожаловать в мою жизнь. В мою настоящую жизнь, где я не подмигиваю, высовывая язык.
– Ты псих! – восклицаю я и мотаю головой.
– А ты чертова психопатка, но что это меняет?
– Ах, ты… – я хочу продолжить, но не могу.
Мое тело не слушается меня, и я хватаю его свободной рукой за затылок, притягиваю к себе и целую. Он отвечает на поцелуй, и все вокруг как будто затихает. Не слышно ни звуков падающих фишек, ни ругани игроков, даже если бы у воздуха был звук, его бы я тоже не услышала.
– Будем считать, это на удачу, – выдыхает Бен, когда мы закончили целоваться.
– Слушай, правда не могу. Я жутко нервничаю, и ничего хорошего из этого не выйдет. Давай я отдам их тебе, – я показываю взглядом на фишки, – и посмотрю, как ты играешь. Обещаю молчать и не отвлекать.
– Хм, идет. Но если обещаешь никак не комментировать мою игру. Идет?
– Идет, – я кивнула и снова пошла за ним, без представления, куда мы идем.
Бен встал в середине зала, где располагалось около двадцати игровых столов, за которыми играли в рулетку, блэк-джек, техасский покер, «омаху» и еще в одну странную игру, в которой даже карт не было. Оценивающе осмотрел все, затем направился к самому дальнему столу, за которым уже сидело четверо мужчин напротив крупье.
Поздоровавшись со всеми за столом, Бен сел в единственное свободное кресло и извиняющимся взглядом показал, что мне придется стоять. Я сказала, что нет проблем, и при нем сняла каблуки и осталась стоять босиком. Он покрутил себе пальцем у виска, а я спародировала его жест с подмигиванием и высунутым языком.
Он попросил у меня сигарету и вошел в игру. Когда я шепотом спросила его, почему он сел за покерный стол, а не за блэк-джек, то он ответил, что любит играть с эмоциями, слабостями и характером, а не просто со счастливой случайностью. Он уже сыграл три руки и в каждой из них сразу сбрасывал, как только крупье открывал первые три карты. Судя по количеству фишек и приподнятому настроению, везло за этим столом больше всего одному грузному мужчине, который постоянно щелкал орешки. Когда на четвертой раздаче Бен снова получил свои две карты и я опять ожидала от него минимальной ставки, а затем сброса, он неожиданно сказал:
– На все.
– Сколько там у тебя? – произнес сидящий по левую руку от Бена мужчина с пышными усами.
– Сорок семь, приятель.
– Не, я пас, – сказал усатый.
– Я тоже, – сказал следующий игрок с большим золотым перстнем на пальце правой руки и сбросил свои карты рубашкой вверх.
– Ну, чего ты там схватил? Пару тузов, что ли? – спросил толстяк, смотря в свои карты.
– Ты играешь? – Бен не отреагировал и спросил холодным тоном.
– Сорок семь штук, говоришь, у тебя?
– Да.
– Ну, мне сегодня хорошо фартит, давай, парень, вскрывайся, – сказал он Бену и начал отсчитывать фишки.
Крупье сравнил банки обоих игроков и начал выкладывать первые три карты. Бен и его противник также вскрыли свои. У его противника были одномастные пиковые туз и валет. У Бена пара шестерок. При первой выкладке из трех карт я поняла, что у Бена ситуация не из лучших. Это были пиковая дама, бубновый валет и червовый туз. Таким образом, у его противника были две пары, а у Бена только одна. Четвертая карта, что вскрыл крупье, оказалась бубновой двойкой. Это не играло никакой роли. Я смотрела на Бена – мне был виден только его профиль – и поражалась тому, насколько он спокоен. Он сидел с абсолютно непроницаемым выражением лица, словно поставил не пятьдесят штук, а пару фантиков. Толстяк же заметно нервничал, и по его лбу катился пот. Я снова перевела взгляд на руки крупье и с замерзшим до ледяного состояния сердцем смотрела, как он открывает последнюю карту. Это была чертова шестерка треф. Бен выиграл, собрав комбинацию из трех шестерок, и перебил две пары противника. От злости толстяк ударил по столу обоими кулаками и рассыпал свои орешки. Его вены на голове вздулись, он выругался. Я радостно вскрикнула и захлопала в ладоши. Я никогда не видела, чтобы меньше чем за одну минуту человек становился богаче на полсотни тысяч. А Бен… не изменился ни капли. Лишь сказал:
– Смотри-ка, прокатило.
– А ты на что рассчитывал? – спросила я.
– Ни на что. Просто я знал, что у него за карты.
– Ты не рад разве?
– Это другое чувство. Радость – слишком плоское слово. Это чувство больше похоже на контрастный душ, когда у тебя похмелье. Тебя ненадолго отпускает, и ты начинаешь что-то ощущать.
– Наверное, пока не попробуешь, не узнаешь. Ну что, пойдем?
– Куда? – спросил Бен.
– Да все равно! Ты выиграл почти пятьдесят штук! Поехали развлекаться.
– Видимо, ты не совсем поняла. Мы только начали.
– Джентльмены, ваши ставки, – произнес крупье.
– Я тебе руки на лоб пришью, если ты еще раз так раздашь, – закричал на него грузный мужчина. – Осел!
– Постой еще, ты сейчас все поймешь, – сказал Бен и отвернулся.
Тут, наконец, до меня начало доходить. Ему плевать на выигрыш. Точнее, ему плевать на деньги. Получит он их или потеряет. Эти секунды неизвестности, перед тем как крупье откроет последнюю карту, были для него важны. Этот оцепеняющий страх, разгоняющий адреналин по венам, и был его наркотиком. Наркотиком, который он вырабатывал сам, стоило ему только сесть за покерный стол, который и приводил его в чувство.
За пятнадцать минут и один бокал водки с тоником Бен выиграл еще сто пятьдесят тысяч. Итого у него было почти двести пятьдесят. Толстяк не выдержал и, проиграв последние деньги, швырнул пепельницей в крупье. Тут же подбежавшая охрана скрутила его и вышвырнула из помещения. На его место пришел другой мужчина, в темно-синем костюме, похожий на итальянца, и, как я поняла, они с Беном были знакомы.