— А что значит номер один?
Дилетта тоже замечает свой.
— А у меня два!
Эрика подхватывает.
— И у меня три!
Ники улыбается.
— Это не порядковые номера… Это значит, что вы трое… одна, вторая и третья — будете моими подружками невесты!
— Так мило! Мы очень рады за тебя, Ники.
Они снова обнимаются, поражённые этим невероятным моментом, которых их соединил. Страхом и эмоциями. Они прекрасно знали, что рано или поздно это случится с одной из них. Однако ни одна не могла представить себе, что это случится так скоро. Даже Ники.
52
Несколько сильных ударов в дверь. Энрико оборачивается. Кто это? Стук продолжается. Похоже, бьют ногами. С ума сошли? Энрико торопится открыть.
— Что такое? Что случилось?
Не успевает он открыть дверь, как высокий и мускулистый парень, похожий на шкаф, лысый и в чёрной облегающей рубашке, бьёт его так, что Энрико оказывается на полу гостиной. Энрико приподнимает голову, чтобы не удариться ею о пол, но спиной скользит по паркету. Просто не верится. Ему непонятно, что происходит. Это ограбление? Что за агрессия? Кто это вообще? Затем он внимательней рассматривает его и узнаёт. Да, это он, он видел его несколько раз с Анной. Это её парень. Кажется, его зовут Рокко. Да, Рокко.
— Ты с ума сошёл? Что тебе нужно? Моя дочь спит в своей комнате, не шуми! В любом случае, если ты ищешь Анну, её здесь нет, ты и сам это знаешь, — Энрико еле как поднимается и садится, немного сбитый с толку.
— Нахрена мне сдалась Анна, мне нужен ты… — он снова бьёт его.
На этот раз Энрико приземляется на диван. На мгновение, только на мгновение, ему видится сцена из фильма «Ночной автобус», когда огромный Титти входит в дом Франца, в исполнении Валерио Мастандреа, едва не сносит ему дверь, и жестоко толкает его, будучи в бешенстве, так как тот не отдаёт ему покерные долги. В общем, он чувствует себя, как Франц. Потому что этот парень ведёт себя совершенно как Титти.
— Да, я искал тебя. И я тебя раскрыл, ясно? Я всё прочитал.
— Что ты имеешь в виду под «всем»? Чего ты от меня хочешь?
— Даже не старайся. Я видел, что Анна пишет в дневнике! — он пинает Энрико, и тот падает на пол. Рокко поворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.
Энрико остаётся на полу. Он абсолютно ошеломлён, а затем, наконец, ему удаётся разобраться в ситуации. В абсурде этой истории. Честно говоря, мне Анна ничего не говорила. Он уверен только в одном. У него очень болит челюсть.
53
Кристина стоит у плиты, пробует ложкой суп. Нет. Так не пойдёт, привкус соды. Она берёт солонку и добавляет немного соли. Затем добавляет ещё и гранулированный овощной бульон. Половинку чайной ложки. Потом наклоняет голову и задумывается. Да, ещё немного острого перца. Вот так. Она кидает его в суп. Кладёт телефон между щекой и правый плечом, чтобы обе руки были свободны, и продолжает слушать. Так-то лучше.
— Мы разошлись навсегда. Я выставила его из дому со всеми вещами, — Сюзанна на том конце на мгновение прерывается. А затем продолжает: — И знаешь, что я тебе скажу? Что не знаю, почему не сделала этого раньше. В глубине души я всегда знала, что у него есть другая. Он исчезал, приходил домой и потом тут же убегал, иногда пропадал до поздней ночи, временами даже на выходных. Что за чёрт! С каких это пор рабочие совещания проводят по субботам и воскресеньям? Такое бывает только с ним! Он единственный, у кого такие клиенты!
Кристина снова пробует бульон. Теперь лучше. История Сюзанны, по крайней мере, забавная.
— И как ты это переносишь? То есть, к примеру, что говорят дети? — Кристина слушает её, не переставая помешивать.
— Знаешь, у меня был с ними долгий разговор. Мы всё время думаем, что они нас не понимают… но должна сказать тебе, что это не так, они уже очень взрослые и ответственные. Мой сын видел, как я плакала. И знаешь, что он мне сказал? «Если ты так решила, пусть так и будет, мам. С нами всё в порядке, но я умоляю тебя — не плачь больше». Понимаешь? Это и есть настоящий мужчина! Он хочет, чтобы я была счастлива! Не то, что этот слизняк Пьетро! Слушай, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что я просто с ума сошла, раз вышла за него!
— Да… — Кристина на своём конце линии смеётся. — Сошла с ума от любви…
— Нет! От этих глупостей, которые он мне говорил! Ладно, сейчас я должна оставить тебя, мне нужно идти готовить… — Сюзанна на мгновение замолкает и понимает, что ни о чём не спросила подругу. — Ты сама-то как?
— Хорошо.
— Уверена? Всё хорошо?
— Чудесно, я счастлива. Если хочешь, поговорим завтра или попозже, мне не хочется никуда выходить.
— Ладно, пока.
Кристина отключается и кладёт телефон на край раковины. Затем смотрит на него. Хорошо. Почему я сказала, что у меня всё хорошо? Мне не хотелось разговаривать. Мне не хочется разговаривать о себе, я слушаю всех, но мне никогда не хватает смелости выразить свои чувства. Какой бред. Нет, так не пойдёт. Я должна быть способна говорить, я должна признать всё это для самой себя, признаться в этом всем вокруг. Я должна говорить. И в ярости она ударяет сковордкой, от чего выливается немного бульона, который, ни в чём неповинный, не зная причины этого внезапного приступа, заливает весь стол. Кристина кажется ослабленной таким искренним и личным признанием, хоть и призналась она лишь самой себе. Затем она падает в кресло напротив стола и телевизора, почти не соображая, берёт пульт и включает его. Как обычно бывает, это похоже на знак свыше. Насмешка, забавная и горькая. На экране появляется психолог, так, словно камера пытается придать ещё больше важности тому, что он собирается сказать.
— Это неизлечимо, иногда мы неспособны говорить и это нам совсем не помогает, а лишь увеличивает нашу боль. Настоящая проблема в том, что мы не можем принимать наши неудачи, и вовсе не какой-то конкретный провал. Нас не волнует, в какой сфере мы провалимся. Невозможность говорить мешает нам понимать правду, смотреть ей в глаза, решать проблемы и анализировать их. Тогда появляется тенденция прятать эту неспособность за самыми различными причинами, мы предаём сами себя, постоянно окружаем себя людьми, выслушиваем их истории, мы даже вынуждены покупать ненужные вещи. Этот хаос, этот экзистенциальный шум, то, как мы закрываем на это глаза, уши и сознание, называется эскапизмом. Но продолжать это бесконечно довольно сложно, рано или поздно человек взрывается, и когда такое происходит, достаточно лишь искры…
Понемногу сознание Кристины отключается, куда-то уплывает, она перестаёт слушать и прячется в своих размышлениях. Вспоминает себя юной. Пляж, она бежит перед Флавио, он догоняет её. Они со смехом падают в воду. Это было их первое совместное путешествие в Греции, на Лефкаде. Она продолжает тонуть в своих воспоминаниях. Ночь на той же неделе. Они идут по аллее новобрачных и подходят к небольшому маяку, который мигает зелёным светом, и там, скрытые тенью между скалами и закоулками, за зарослями тростника, колышущегося от ночного бриза, занимаются любовью. Кристина прекрасно помнит этот момент и улыбается, постукивая ложкой по столу, помнит это сумасшествие, это внезапное желание, они были так молоды и всё время хотели секса, их поцелуи были похожи на укусы, и всё это сопровождалось лёгким звуком колыхания тростника на ветру, морских волн, мятежных зрителей их здоровой страсти. И другое внезапное воспоминание. Белых снег, искрящийся на солнце. Превосходный день в Саппаде, рядом с Кортина д’Апмеццо, они скользят по свежему снегу, гибкие и быстрые, балансируя, спускаясь вниз, вихляя вправо и влево, разгоняясь на лыжах, чтобы не тормозить. Она помнит это так, словно это случилось вчера. Ей кажется, что она смотрит какой-то засмотренный до дыр фильм. Красивый фильм о любви. Тот поцелуй, благословлённый солнцем. Страстные руки, залезающие под одежду, то, как они наскоро снимают лыжи, они прячутся за холмом, чтобы раздеться, мятежно прерывисто дышать, сходить с ума от своей любви, такой прекрасной, цельной, детской, глупой и капризной, что её невозможно контролировать. А потом до вечера они снова катаются на лыжах, такие влюблённые. Красота, думает Кристина, возвращая ложку на место. Мы были невероятны. Любовь заставляла нас трепетать, дрожать. А сейчас? Где мы растеряли это? Она выглядит измотанной, грустной, да, теперь она замужем, но она словно устала от любви. Как грустно. Уставшая от любви, она теперь сидит перед психологом, который сейчас словно рассказывает конец её красивой истории… И тут она слышит, как открывается дверь.
— Милая, ты дома? — Флавио закрывает дверь, оставляет сумку на столике при входе, снимает пальто, бросает его на диван и идёт на кухню. — Кри? Где ты? — он заходит и видит её у плиты. — Вот ты где. Почему не отвечала? Посмотри, что я купил… Кофейник Джорджа Клуни! — он ставит его на стол, а затем открывает холодильник и ищет, что бы выпить. — Но тебе больше понравилось бы, если бы он лично принёс его, да?
Кристине в голову приходят слова психолога: «Вы по инерции покупаете ненужные вещи… чтобы скрыться, закрыть таким образом глаза, продолжать жить дальше, как ни в чём ни бывало…» Она медленно начинает плакать, беззвучно, уткнувшись лицом в стену.
— Кри? Ничего не скажешь? Тебе нравится? Я не порадовал тебя покупкой?
Флавио оборачивается и открывает рот. У него сжимается сердце, он растерян, изумлён, совершенно искренне удивлён.
— Что с тобой, милая? — Флавио подходит к ней. Почти на цыпочках, в ужасе, что могло случиться что-то, что эта ситуация может что-то разрушить. — Ты плачешь, потому что мы поссорились?
Кристина отрицательно качает головой, у неё не получается говорить, она шмыгает носом, не переставая плакать, смотрит вниз, но видит только плитку, которую они вместе выбирали, когда решали, как декорировать кухню. Она видит её смутно и затемнённо из-за слёз, с каждым разом становящихся всё крупнее. Она не может произнести ни слова, у неё огромный комок в горле. Слова психолога всё вращаются в её голове: настоящая проблема состоит в невозможности признать свои неудачи, даже для самих себя. Флавио берёт её за подбородок и пытается нежно поднять её лицо, помогает себе пальцами, ищет её взгляд. Кристина появляется перед его глазами с лицом, пронзённым болью, и глазами, словно утопающими в слезах. Наконец, ей удаётся сказать: