— Девочки, вы с ума сошли?
— Да. Давай, идём.
Эрика, Ники и Дилетта начинают энергично подниматься, но стараясь не устать слишком. А Олли отстаёт от них и останавливается каждые две минуты под предлогом того, что любуется пейзажем. Иногда оливковые деревья бросают на них свои тени. А в конце подъёма, построенный на трёхсотметровой горе, появляется он. Тоже белый, как всё остальное, храм кажется крепостью. Монахи-отшельники приветствуют туристов, проверяя их одежду. Один из них быстро предлагает девочкам юбки в цветочек, улыбаясь им.
— А что это такое? Последний писк гореческой моды? А у вас нет парео?! Скажем, голубого!
— Олли! Прояви немного уважения... Это нужно, чтобы войти. Это святое место, а мы пришли почти голые.
Олли ухмыляется и надевает юбку. Потом они молча входят. В конце их поджидает сюрприз. Монахи подходят с разными вазами в руках.
— Что это? — спрашивает Олли, снимая юбку. — Они собираются напоить нас наркотиком?
— Нет, — объясняет Эрика. — Это лукумаде, сладкий напиток, который готовится из мёда. Они дают его тебе, чтобы ты набралась сил после подъёма.
— Это афродизиак?
— Да, для рта.
— Что теперь?
— Ничего. Наслаждайся пейзажем...
Море вокруг – это настоящее представление. Ники молча разглядывает его.
— О чём задумалась? — спрашивает Дилетта, подходя к ней.
— О песнях Антоначчи.
— О какой конкретно?
— «Иногда я смотрю на море, бесконечную эту гладь, но двух глаз слишком мало, чтобы эту необъятность понять, знаю лишь, как я одинок. По планете хожу, понимаю, что ног двух не хватит никому, чтобы пройти её всю...»
Дилетта не отвечает. Раздаётся сигнал её мобильного. Она смотрит на Ники слегка растерянно.
— Извини, я на секунду.
Ники наблюдает, как она достаёт телефон из кармана своих укороченных брюк, открывает его и читает. Лёгкая улыбка освещает её лицо.
— Филиппо? — спрашивает Ники.
— Да, но ничего особенного. Просто говорит, что идёт на тренировку.
— Не ври мне. Я рада за тебя. Даже если мне плохо, я могу радоваться за своих влюблённых подруг.
— Он говорит, что любит меня и ждёт.
Ники улыбается ей. А потом подходит и вдруг обнимает.
— Я люблю тебя, чемпионка.
Приходит Олли и видит их.
— Можно к вам?!
Ники и Дилетта оборачиваются.
— Ну конечно, иди сюда!
— Я тоже! — Эрика тоже подходит, и это объятие становится больше, как символ дружбы, которая соединяет их навсегда. Соединившиеся Волны напротив моря.
— Что теперь?
— Всего в четырёх километрах находится Катапола.
— Всего? К концу мне придётся носить с собой кислородные баллоны!
— Давай, идём. Там много домиков у моря, есть рыбаки, может, мы даже сможем прокатиться на муле! А ещё там пляж Агиос Пантелеймон. Да ладно, может, ты немного устанешь, но в гиде пишут, что там много потрясающих мест...
— В путь!
Они бегом спускаются по тропинке. И подходят к морю. Оставляют рюкзаки на песке и покупают арбуз у уличного продавца. Он хранит арбузы в своей машине, наполненной льдом, чтобы сохранить свежесть. Девочки раздеваются и залезают в воду. Брызгаются. Чуть позже делят арбуз на большие куски. Съедают мякоть и надевают корки на головы.
А потом возвращаются в воду с этими маленькими сладкими касками, чтобы оставаться здесь и болтать до заката. Прекрасные, простые, счастливые, сбежавшие от мира. Уставшие, но это здоровая усталость, которую чувствуешь, когда делаешь то, что тебе нравится, когда тебе хорошо, когда ты с теми, кого любишь. Ещё несколько дней и ещё одно приключение для копилки воспоминаний. Той, которую будешь открывать тогда, когда понадобится...
А потом – только потом – домой. В Рим.
121
Почти месяц спустя.
Родители Ники останавливаются на светофоре. В машине. И оба открывают рты. Оба замолкают от потрясения. На площади – серия гигантских рекламных плакатов. И на всех появляется Ники. Ники, спящая лицом вниз. Ники, спящая с поднятым задом, с рукой на полу, и, наконец, Ники только что проснулась, её волосы немного убраны назад, а в руке коробочка карамели. Она улыбается. «Хочешь помечтать? Возьми ЛаЛуна».
Всё ещё в шоке, Роберто поворачивается к Симоне.
— Когда это Ники успела сняться в рекламе карамели?
Симона пытается успокоить Роберто. Как бы там ни было, она должна дать ему понять, что они с Ники всё друг другу рассказывают.
— Да-да, она мне что-то говорила... но я не думала, что это что-то такое серьёзное!
Отец Ники вновь заводит машину, но не кажется убеждённым.
— Ладно, но фотографии странные... то есть, будто не в студии снимали, больше похоже... будто их украли. Именно так. Будто их сделали у кого-то дома. Но они неплохо научили её. Кажется, будто она спит на самом деле, понимаешь? А тут она будто только что проснулась. Как бы тебе сказать... Именно это лицо я вижу уже восемнадцать лет каждое воскресное утро...
Симона вздыхает.
— Ага. Отличные снимки.
Затем Роберто смотрит на неё немного более убеждённый и счастливый.
— Как думаешь, Ники хорошо заплатили за эту рекламу?
— Да, думаю, да.
— Как это – ты думаешь? Вы не говорили на эту тему?
— Дорогой, ну не нужно давить на неё. Если так сделать, она ничего больше не будет мне рассказывать.
— Ах, ну да... Ты права...
А когда они подъезжают к своему дому, их ждёт ещё больший сюрприз. Там Алессандро. Он ждёт их. Симона узнаёт его и пытается как-то подготовить мужа.
— Милый...
— Что случилось, дорогая, мы забыли молоко?
— Нет. Видишь того парня? — показывает она на Алессандро.
— Да. А что?
— Это фальшивый агент по вкладам, о котором я тебе говорила. Но главное, что сейчас он – самый важный человек для Ники.
— Этот?! — Роберто паркуется.
— Да, ты можешь не восхищаться им, но он довольно привлекательный...
— Ну, он отлично скрывает свою привлекательность.
— Очень смешно. Давай я с ним поговорю, всё-таки мы уже знакомы. Подожди меня наверху.
Роберто жмет на ручной тормоз, глушит мотор.
— Конечно. Но это ведь не закончится как в «Выпускнике», правда?
— Дурак!
Симона шлёпает его и выпихивает их машины. Роберто выходит, идёт за Симоной, и вместе они подходят к Алессандро. Роберто игнорирует его, обходит и заходит в дом. Симона, в свою очередь, останавливается перед ним.
— Я уже поняла. Вы хорошенько всё обдумали и хотите, чтобы я сделала какой-нибудь другой странный вклад...
Алессандро улыбается.
— Нет. Я хочу попросить Вас кое о чём. Я знаю, что Ники возвращается завтра. Вы не могли бы отдать ей это?
Алессандро протягивает ей конверт. Симона берёт его, рассматривает и на какое-то мгновение замирает в задумчивости.
— Ей будет больно?
Алессандро хранит молчание. Потом улыбается.
— Надеюсь, что нет. Мне бы хотелось, чтобы это заставило её улыбнуться.
— Мне тоже. И ещё как. И ещё больше этого хотелось бы моему мужу, — с этим она уходит, не попрощавшись.
Алессандро садится обратно в свой Мерседес и уезжает.
Симона заходит в дом. Роберто тут же подходит к ней.
— Ну и, чего он хотел?
— Он дал мне это, — она кладёт закрытый конверт на стол.
Роберто берёт его. Старается разглядеть что-то на просвет.
— Ничего не читается, — затем он поворачивается к жене. — Я открою его.
— Ни в коем случае, Роберто.
— Давай, поставь чайник.
Симона удивлённо смотрит на него.
— Ты уже проголодался? Хочешь поужинать?.. Сейчас только полвосьмого.
— Нет, я хочу открыть конверт над паром.
— Где ты такое прочитал?
— В «Дьяволике», как всегда.
— Ага, вот бы знать, сколько моих писем ты так открыл.
— Может, одно, но мы не были женаты.
— Ненавижу тебя! И от кого оно было?
— Да ни от кого. Это был счёт.
— Надеюсь, ты его хотя бы оплатил!
— Нет, это был счёт за подарок для меня...
— Вдвойне тебя ненавижу!
Роберто снова смотрит на конверт. Вертит его в руках.
— Слушай, я открываю его.
— Ни за что! Твоя дочь никогда тебя не простит. И никогда больше не станет доверять тебе.
— Да, но зато будет доверять тебе, потому что ты мне запретила это сделать. Я скажу ей, что ты не хотела открывать, что мы долго спорили... и ты заработаешь у неё ещё больше очков! Мы можем сделать, как американские полицейские на допросах, ты – хороший полицейский, а я – плохой полицейский. И так мы узнаем, что же этот должен был сказать ей...
Симона забирает конверт из рук Роберто.
— Нет, твоей дочери уже восемнадцать, она совершеннолетняя. Она вышла в эту дверь и сможет вернуться сюда всякий раз, когда захочет. Но это её жизнь. С её улыбками. Её болью. Её мечтами. Её иллюзиями. Её слезами. И её счастливыми моментами.
— Я это знаю, мне просто хотелось бы знать, есть ли в этом письме что-то, что может причинить ей боль...
Симона берёт конверт и убирает его в ящик.
— Его откроет она, когда вернётся, и будет рада, что мы уважали её. И наверняка то, что она прочитает, порадует её. По крайней мере, я на это надеюсь. А сейчас я иду готовить ужин... — Симона уходит на кухню.
Роберто садится на диван. Включает телевизор.
— Я уже знаю, — кричит он ей из гостиной. — Именно это твоё «я на это надеюсь» меня и беспокоит.
122
— Эй, что ты такое делаешь?
— Я приехал кое-что забрать. Есть кое-какие документы, которые я не хочу оставлять в офисе.
Леонардо опирается на стол и улыбается ему.
— Слушай, Алекс, я никогда себя не чувствовал таким счастливым... В Японии подтвердили заказ на всю линию. Ты знал, что у нас теперь есть заказы на рекламу из Франции и Германии?
— Даже так?
Алессандро всё достаёт и достаёт бумаги из ящиков. Пробегается по ним глазами. Они уже не нужны. Он выбрасывает их в мусорку.
— Да. Они уже отправили все упаковки. Мы должны провести кампанию для нового продукта, который выйдет через два месяца... Моющее средство на основе шоколада... но пахнет мятой! Полный абсурд, на мой взгляд, но я уверен, что ты придумаешь что-то подходящее, чтобы сделать так, чтобы люди приняли твою большую подругу.