Пока девчонки разговаривают, Ники удаляет сообщение, отправленное Алессандро, чтобы больше не рисковать.
— Знаете, я бы хотела прочитать текст песни, что он пишет обо мне.
— Мне тоже кое-что пришло на ум. Знаешь, это как Eamon, когда развёлся с женой.
— И правда, — говорит Олли, улыбаясь, — как называлась эта песня?
— Fuckyou.
Дилетта начинает напевать её остальным.
— «Ты видишь, я не понимаю, почему ты мне так нравилась. Я отдал тебе всё, так тебе доверял… Я сказал, что люблю тебя, а сейчас это всё – просто мусор».
Она двигается, как лучшие рэперы, как некая странная помесь Eamon и Eminem.
— «К чёрту подарки, я мог с таким же успехом выбросить их. К чёрту все поцелуи, они ничего не значат. К чёрту и тебя, ведь я тебя больше не люблю… Ты думала, что можешь обмануть меня, но я всё понял, хоть и был идиотом. Ты издевалась надо мной, ты сосала у него. А теперь хочешь вернуться ко мне…»
Дилетта делает поворот и заканчивает песню самым чувственным «Yeah…».
Ники улыбается.
— Фабио Фобия не будет таким идиотом. Если бы он написал вот такую песню, то обязательно сообщил бы. Допустим, он бы написал и такую, но я-то абсолютно не хочу к нему возвращаться. Но, должна признаться, кое-что в этой песне имеет отношение ко мне…
— Что, выброшенные подарки?
— Оральный секс?
Ники качает головой.
— Мне жаль, но я вам ничего не скажу… — и уходит.
— Так, Волны… давайте снова пытать её! — Но Ники убегает. Девочки тоже бегут за ней в школу. Они пытаются поймать её и заставить говорить.
29
Алессандро закрывается в своём офисе. Смотрит на фото на столе. Берёт его, подносит к лицу, вертит в руках. Естественно, это он вместе с Эленой. Улыбается своим оптимистичным мыслям. Он надеется, что они снова будут вместе. Воспоминание. В ту ночь они ходили на шоу Alegria Цирка Дю Солей. Ему совсем не хотелось туда. А она очень хотела. И только по этой причине он достал билеты в первый ряд. Ради неё, чтобы видеть её улыбку. Чтобы видеть восхищение в её глазах, пусть она восхищалась не им, а эквилибристами в отличной форме. Чтобы видеть её, очарованную музыкой, огнями, всеми сценическими эффектами. И дышать её улыбкой и эмоциями от этого известного во всем мире спектакля. А теперь? Ничего не осталось, только пустой зал. А что будет со спектаклем моей жизни? Но он не может продолжать думать об этом.
Тук-тук. Кто-то стучит в дверь, тем самым прерывая тщетные поиски жестоких ответов.
— Кто это?
— Это я, Андреа Сольдини, можно?
— Входи.
Андреа выглядит очень смущённым.
— Прости, если прервал тебя, особенно если ты как раз размышлял над идеей, в которой мы так нуждаемся. Простая и сильная, прямо в сердце, победная и захватывающая…
— Да-да, говори, что случилось? — обрывает его Алессандро, не желающий признаваться, даже самому себе, что думал об Элене, только о ней, о ней единственной, все его мысли были тотально заняты только ею.
— К тебе пришёл поздороваться один твой друг. Говорит, у вас встреча. Какой-то Энрико.
— Не какой-то Энрико, а Энрико Манелло.
— Почему ты со мной всегда такой? Тебе звонили в офис, но у нас было совещание. А я просто пытаюсь помочь…
— Ладно, ладно, впусти его.
— А что насчёт нашего разговора? Ты уверен?
— Ты о чём?
— О помощи.
— Какой помощи?
— Чтобы меня информировали о работе противника, о любых идеях?..
— Сольдини!
— Ладно, ладно, я ничего не говорил. Но имей в виду, что и это я делал, только чтобы помочь, — он скрывается за дверью, открывая её, чтобы впустить Энрико.
— Здорово, старик. Ты и правда пришёл. Я думал, у тебя какие-то повседневные проблемы.
Алессандро предлагает ему кресло. Потом он видит, что Энрико серьёзно обеспокоен. Он старается сесть как можно удобней.
— Хочешь выпить чего-нибудь? Чай, кофе, кока-кола, кинотто? Ещё у меня есть Ред-Булл, смотри… — он открывает маленький холодильник с прозрачной дверью. — Его у меня тут много! — холодильник заполнен баночками цвета синего металлика. — Просто мы провели отличную рекламную кампанию, а они оказались очень щедрыми.
— Нет, спасибо, я ничего не хочу.
Алессандро садится напротив него. Видит фото, на котором они с Эленой смеются, и убирает её в сторону, пряча за другие рамки. Затем удобнее устраивается в кресле.
— Рассказывай, друг мой. Что могло с тобой случиться?
— Это было фото Элены, то, что ты спрятал, правда?
Алессандро начинает оправдываться.
— Да, но я его не прятал, просто убрал.
Энрико улыбается ему.
— Думал, что Элена тебе изменила? Вы ведь расстались, так? Ты вчера нам об этом сказал.
— Да, расстались.
— Как давно?
— Уже больше двух месяцев назад… Она ушла из дома.
— И ты никогда не думал, что она могла изменить тебе, может, даже с кем-то из нас? Например, со мной?
Алессандро замирает, словно пригвождённый к креслу. Потом он смотрит прямо в глаза другу.
— Нет. Я никогда так не думал.
Энрико ему улыбается.
— Хорошо. Это очень хорошо, ты знаешь? Я не знаю, сойдётесь ли вы снова. Но это было бы замечательно. Я хочу сказать, что единственное, чего я желаю тебе, – чтобы вы снова были вместе, если это – то, чего ты хочешь на самом деле, но в любом случае ты молодец, ты жил эти два месяца без драм и ревности. Это прекрасно, что, хоть вы и расстались, ты не думал, что она тебе изменила… Это замечательно.
Алессандро смотрит на него.
— Я тебя не понимаю. Я ошибаюсь? Правда? Тебе есть, что сказать мне?
— Нет. Шутишь? Я по поводу своей проблемы, только своей.
Они сидят в тишине. Алессандро не знает, что и подумать. Энрико прячет лицо в ладонях, потом кладёт их на стол и смотрит Алессандро прямо в глаза.
— Алекс, боюсь, что Камилла мне изменяет.
Алессандро откидывается на кресле и делает глубокий выдох.
— Извини, а ты не мог сказать мне это прямо? Ты зашёл настолько издалека, заставил меня думать чёрт знает что, навоображать себе с три короба, разволноваться…
— Я хотел знать, сможешь ли понять меня. Измена. Ты не знаешь, каково говорить такое… Тебе повезло, что ты ничего такого не испытал. Это зверь, пожирающий тебя изнутри, разъедающий, разрывающий в клочья, ломающий тебя. Ты днями и ночами ломаешь голову…
— Да, да, я тебя уже понял, хватит.
— Поэтому я задавал тебе столько вопросов. Я уже сказал, ты не можешь понять этого.
— Ладно, я не понимаю.
— Нет, не понимаешь, но не говори с такой иронией.
— Я ничего такого не делаю. Просто я пытаюсь понять, но ты говоришь, что я не могу понять.
— Тогда постарайся ещё. Видел фильм «Неверная» с Ричардом Гиром?
— Да, кажется, мы смотрели его все вместе.
— Да, ты тогда ещё был с Эленой. Помнишь ту историю?
— Более или менее.
— Если не помнишь, я тебе расскажу. Она, красотка Диана Лэйн, там её звали Конни Самнер, замужем за Ричардом Гиром, Эдвардом. Они прекрасны и кажутся счастливыми. У них восьмилетний сын, пёс, и все в Сохо завидуют им. В один ветреный день Конни встречает того красивого парня с длинными волосами. Она упала, поранила колено и согласилась пойти к нему домой, чтобы он наложил повязку. Просто чтобы он ей помог. А потом, потом они весь фильм трахаются, как кролики!
— Не упрощай. Там было не только это.
— Было только то, что ты сам понял.
— Да, но я тебя уверяю, я всё понял, как надо.
— Ладно, всё равно, от этого фильма меня стало тошнить, но самое главное случилось потом, и я прекрасно всё помню. Под конец фильма все стали подниматься со своих мест, Элена посмотрела на Камиллу, и они друг другу улыбнулись. Теперь ты понимаешь?
— Понимаю. Проблема в том, чтó именно я понял. Кто знает, почему они улыбались? Может, у них что-то произошло до этого… Может, они столкнулись, или Камилла потеряла равновесие, кто-то из них чуть не забыл куртку на сиденье.
— Нет, нет… мне жаль, — Энрико мотает головой, — но это был знак. Было ясно, что в какой-то момент они совершили то, что увидели в фильме. Ладно. Потом мы пошли ужинать, но это уже неважно, потому что потом ничего не случилось.
— Извини, Энрико, но мне не кажется, что у тебя достаточно доказательств, ни чтобы что-то сказать, ни чтобы думать об этом, ни чтобы предъявлять настоящие обвинения…
— Ах, да? Помнишь ту сцену, где Ричард Гир понимает, что его жена в нерешительности, потому что она оставляет две пары туфель под стулом, на котором её платье?
— Да, кажется, да.
— Так вот, на прошлой неделе Камилла оставила под стулом две пары туфель.
— Может, она забыла одну пару прошлым вечером, до этого.
— Нет, Камилла ничего не забывает.
— Значит, она просто не могла решить, какие именно выбрать. Но я всё равно не понимаю, извини. На этот раз я правда не понимаю. Если женщина в нерешительности, значит, она изменяет?
— Что ты сказал?
— Ничего, просто мысли вслух. Из-за этой истории я тоже разнервничался. Я на самом деле ничего не понимаю! В любом случае, я не могу позвонить Элене. Мы уже два месяца не общались, и ясно, что я не могу ей позвонить, чтобы спросить: «Привет, извини, а Камилла не спит с другим?».
— Нет, конечно же, нет, я не об этом хотел тебя попросить, — Энрико сгибается пополам.
— Что с тобой? — Алессандро обеспокоенно смотрит на него.
— Ничего, мне становится плохо от одной только мысли.
— Слушай, Энрико, давай спокойно всё проанализируем. Как у вас с ней дела?
— Хорошо.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, более или менее.
— И?
— Я ревную, умираю от ревности, и поэтому мне очень плохо.
— Ладно, ладно, но вам ведь хорошо вместе? Я имею в виду, вы ведь занимаетесь сексом?
— Да.
— Как всегда? Больше, меньше?
— Как всегда.
Алессандро на секунду задумывается о том, каково ему было в последнее время с Эленой. Она была великолепна, красива, ласкова, к тому же изобретательна, горяча, проявляла инициативу. Она страстно целовала его, она целовала его между пальцев, потом целовала всё тело, даже ноги, и во всех интимных местах. А через два дня она ушла, оставив обычную записку. Он качает головой и возвращается к проблемам своего друга, который смотрит на него с тревогой.