Идиот. На что ты надеешься вообще?!
Егор не может сдержаться и снова вновь переходит на более грубые толчки. Ускоряясь и углубляясь больше, чем стоило. Наблюдая за тем, как Дани кусает губы и сводит брови от боли. Она цепляется за его руки, и острые ноготки впиваются в кожу. Егор не чувствовал. Ни боли, ни жжения. Это было что-то другое. Несопоставимое ни с чем. Животное. Дикое.
Снова. Толчки. Резче. Ещё...
— Ссс! — зашипела, когда он толкнулся в очередной раз и, почувствовав стенку, задержался на несколько мгновений. Впитывая те ощущения, когда головка члена упирается в тот предел, от которого его крышу сносит окончательно, — мне больно, Егор!
Она распахнула глаза и уставилась на него. Не моргая. Распарывая ему грудину. Так глубоко... не он... А она.
Рваный выдох. Подался назад.
Он же говорил, что больно не будет.
А ведь она даже не сопротивляется.
Несколько секунд, которые длились целую вечность. Ей так показалось...
Егор сгрёб девушка с капота и развернувшись, сам облокотился бёдрами на автомобиль. Посадил её сверху, продолжая удерживать. Боясь, что она снова взбрыкнёт. А ведь тогда он действительно сделает ей больно.
Сделает.
И даже не опасается, что ему придётся за это ответить. Ни капли страха. Как и сомнения. Тёмная завеса перед глазами. Черная похоть и желание обладать тем, что ему априори не должно принадлежать. Это ведь Ксенакис. Та, что когда-то распорола ему брюхо. Он ведь просил её... но Даниэла предпочла сделать вид, что ничего не знает. А может, она действительно не знала? Не поняла? Но он слишком поздно это осознал. К тому времени, как эта мысль стала всё чаще посещать его голову, он уже слишком привык причинять ей боль. За свою боль. За её равнодушие.
— Сама, — прохрипел, усаживая её на себя. Обхватил ладонями бёдра, больно спиваясь длинными пальцами в ягодицы. Подтолкнул, помогая раскачаться, — двигайся... сама. Давай...
Стиснул челюсти, когда она несмело начала двигаться. Смотрел на её грудь, покачивающуюся перед лицом. Темно, мать её. Как бы ему хотелось видеть её такую при свете дня. Рассмотреть каждый изгиб. Каждую родинку. Смотреть на её грудь с темными маленькими сосками.
Приподнялся на локтях. Выше. Пока не сел и не прижал её плотнее. Быстрым движением стянул себя футболку. Рванул вырез её платья ниже и прижался грудью к её горячей коже. Словно обжигаясь. Чувствуя раскалённый шёлк, скользящий по грудной клетке.
Снова. Быстрее. Подталкивая девушку и рыча ей в углубление над ключицей. Прикусывая тонкую косточку и прислушиваясь к её рваному дыханию.
— Я удалю, — само вырвалось. Сука. Прикуси язык... — перестань сопротивляться, и я удалю.
Егор обхватил её голову одной рукой. Крепко впиваясь в её затылок, и заставляя Даниэлу приподнять бёдра и замереть. Позволяя ему снова перехватить инициативу. Снова ускориться и грубо вколачиваться в желанное тело. Чувствовать, как её плоть сжимается вокруг его ноющего члена, готового взорваться с минуты на минуту.
— Скажи, что будешь слушаться, — казалось, что его глаза горели в темноте. Дани почувствовала жжение под веками. Шантаж продолжается...
Не могла произнести ни слова. Сбивчивое дыхание оставляло ком в горле. Грубое проникновение просто выбивало воздух из лёгких. Со свистом. С глухими хрипами.
— Скажи, — сильнее вколачивался. Его лицо искажалось всё больше с каждым последующим толчком. Ещё. Да. Быстрее. Смотри на меня. Давай. Сильнее...
Он делает шумный вдох и, крепко перехватив девушку за талию, приподнимает её над собой. Так, что пульсирующий член едва успевает выскользнуть из раскалённого лона. Егор с приглушённым стоном извергается на её промежность, прижимая Даниэлу к своей груди и стискивая зубы так, что они едва не дают трещину.
Тяжёлое дыхание. Грубые объятия.
Она грязная. На столько, что противно от самой себя...
— Скажи это, Дани, — сипло произнёс, носом проводя по изящной женской шее, — расстанься со своим оленем и перестань брыкаться... И тогда об этом видео не узнает никто, кроме нас. Я оставлю твою мать в покое. Я обещаю тебе...
Пара месяцев. Ну, может, три. Наверное.
Наверное, ей будет этого достаточно, чтобы привыкнуть. К нему.
Возможно, этого времени будет достаточно, чтобы он наигрался.
Не факт, что это сработает.
— Я никогда не прощу тебя за то, что ты делаешь, — наконец, произнесла Дани. Не глядя ему в глаза. Рассматривая чёрные стволы елей пред собой.
— Я не прошу у тебя прощения, — отрывая губы от её шеи. Егор протянул руку, убирая с её лица растрёпанные волосы.
— Я не прощу себя... — шепотом, — не прощу себе то, что позволяю тебе делать это со мной...
— Это всего лишь дело времени, Дани, — его губы коснулись острой скулы, — меня можешь не прощать. А себе... себе простишь.
Глава 28
— Дани, у тебя там всё нормально?
Даниэла вздрогнула и оторвала руки от краёв раковины. Обернулась и взглянула на запертую дверь. Нет, пап. Всё не в порядке.
— Да, пап. Всё хорошо! Я сейчас!
— Мне нужно на работу, — вкрадчиво произнёс вернувшийся из командировки отец, — а вы с мамой оккупировали обе уборные. Похоже на издевательство...
— Минуту, пап! — Дани включила холодную воду и, набрав пригоршню воды, окунула в неё лицо. Прижала ладони к глазам, и судорожно вдохнула влажный воздух.
— Спасибо, — послышалось по ту сторону, — твоя мать не такая великодушная.
Девушка усмехнулась. Откровенно говоря, хотелось плакать. Снова и снова гасить свою злость и беспомощность в слезах. Как так вышло, что Егору оказалось так просто загнать её в угол? Почему ей так сложно поговорить с мамой? Почему язык не поворачивается рассказать?
Она ведь даже не знает с чего начать. Страшно допустить ошибку. Страшно, что им всем придётся пережить унижение. Страшно, что один неверный шаг может привести к катастрофе.
Конечно... поэтому принимай весь удар на себя, Даниэла... дура.
Дани распахнула на груди халат и ещё раз мельком взглянула на смуглую кожу, украшенную на ключице кровоподтёками. Они отвратительны. Они — напоминание о том, какая она жалкая. Трусливая.
Шлюха. Его личная шлюха.
Она не чище остальных. Он не просто испачкал её в своей грязи. Он заставил её глотать эту грязь. Захлёбываться, не в силах отвернуться.
Завернулась в махру и, закрутив вентиль с холодной водой, Дани попыталась натянуть на губы улыбку. Насквозь фальшивую. Ведь повода для радости не было совсем.
— Доброе утро! — распахнула дверь, натыкаясь на пороге в уборную на отца, — пора делать третий санузел, пап. Тебе не кажется?
— Мне кажется, что вы с мамой потеряли совесть.
Улыбнувшись, папа проскочил внутрь и, захлопнув дверь, добавил что-то ещё, но Дани не разобрала ни слова.
Вернулась в свою спальню и, прикрыв дверь, вновь застыла перед зеркалом. Она ужасно спала этой ночью. Пыталась переварить всё то, что происходит. Дать этому объяснение. Найти причину. Найти хоть один ответ на ворох вопросов в голове. Понять, в чём кроется мотив его поступков?
Понять, как вести себя дальше...
И попытаться не чувствовать стыд...
С последним было особенно тяжело.
Дани перевела внимание на свой телефон.
Сегодня утром ей пришло сообщение от Вити. Он извинялся и просил её ответить на сообщение.
С губ Даниэлы сорвалась горькая усмешка.
Так вовремя, Вить... что аж тошно. Почему ты не отвечал вчера? Почему отпустил меня вечером одну? Почему не настоял?
Тебе бы настойчивость Гордеева.
Так и не ответив Виктору, Дани выключила телефон и, упав на кровать, по десятому кругу погрузилась в собственные мысли.
— Дань? — послышался тихий стук, а затем дверь слегка приоткрылась, — в университет не собираешься?
Мама заглянула в комнату, заставая дочь, распластанную на не заправленной постели. Удивлённо вскинула идеальные брови и слегка склонила голову к плечу. Дани поправила халат, прикрывая ключицы, и приподнялась на локтях.
— Мне к третьей, — лжёт и нехотя прикусывает нижнюю губу, — поваляюсь ещё немного.
— Я поняла, — кивает Марина, окидывая дочь проницательным взглядом. Не спрашивай, мам. Ни о чём больше не спрашивай. — Я видела, что тебя вчера привёз Егор.
Черт...
— Да, — на выдохе.
— Всё нормально? Я смотрю, вы в последнее время контактируете чаще обычного...
— Раньше его не было в городе, мам. — смутилась и отвела взгляд. Уставилась в окно, не зная, куда деть глаза.
— Я о том, что в школе вы не особо общались.
Даниэла невольно задержала дыхание. Раньше они никогда не обсуждали эту тему. Почему? Что сейчас изменилось?
— Это же школа, мам, — попытка разрядить обстановку нервным смешком, оказалась не очень удачной. Дани снова взглянула на мать и сразу поняла, что та чувствует какой-то подвох, — его пубертат не позволял ему общаться с мелочью вроде меня. Друзья засмеют...
Девушка подкатила глаза для пущей убедительности, мысленно уговаривая себя успокоится. Сделать всё возможное, чтобы голос не задрожал. Но пальцы машинально сжались в кулаки, а ладони моментально стали влажными. Мерзость...
— И? У вас получается? — Марина облокотилась спиной на дверной косяк и вопросительно взглянула на Даниэлу, — я имею в виду общение. Он... немного замкнут.
— Замкнут? — Дани выгнула брови. Да ладно? Если это так, то он очень виртуозно это скрывает. Судя по тому, как Егор себя ведёт... о какой замкнутости может идти речь?! Он даже в её доме ведёт себя как хозяин!
— Ну... — женщина заправила за ухо светлую прядь и прошагала к кровати. Села рядом с дочерью. — Тамара всегда переживала из-за этого. Егор нелюдим, на самом деле. Вы мало общались, и ты многого не знаешь...
Кажется, сказав это, её мать тут же пожалела об этом. Марина прикусила губы и отвела взгляд, словно мысленно ругая себя за болтливость.
— А ты, я смотрю, в курсе? — Дани ощутила вибрацию в гортани. Что это? Волнение?