Все потому, что спортзал, в котором у нас проходили пары, это старая пристройка годов пятидесятых. Давно нужно ремонтировать. Но, как оправдывался заикающийся ректор, денег все не было. И вот, наконец, нашлись спонсоры, готовые оплатить ремонтные работы. Нагрузили крышу строительным материалом, она и не выдержала. Обвалилась в нескольких местах. Слава богу, никого насмерть не пришибло. Все успели выскочить. Мне по голове прилетело отвалившимся куском потолочной мягкой плитки. Повезло.
Все студенты, а нас было две группы, успели выскочить. И теперь университету грозят штрафы и проверки. Все могло закончиться намного хуже. Судя по седым волосам ректора, он думает так же. Еще утром его жиденькие волосы были темнее. Ну мне так кажется, или это просто последствия моей травмы.
Перепугались мы все, конечно, знатно. Мама до сих пор белее простыни, на которой я лежу. Губы искусаны, глаза красные. Плакала, видимо.
– Все хорошо, – улыбаюсь, – иди домой. Завтра придешь.
– И как ты тут без меня?
– Мам, справлюсь. Тем более это просто формальность. Завтра уже отпустят домой. Отлежусь, и все будет нормально.
– Засудим твой университет. Это надо напоследок такому случиться. Теперь я еще больше жду нашего переезда. Может быть, досрочно заберешь документы, не будем дожидаться декабря?
Хмурюсь, я не согласна. Но ругаться не хочется, и так слишком насыщенный на события день.
– Давай обсудим это на днях. Очень спать хочется.
– Да, конечно, посижу с тобой еще чуток. А ты спи. Утром как проснешься, обязательно позвони мне и отцу своему. Он тоже хочет приехать.
В итоге я, конечно, не сплю. Мама сидит рядом, думает о чем-то своем, поглаживая меня по руке. Рада, что она со мной. Я тоже испугалась. Когда в себя пришла, сначала вообще не понимала, что произошло, и вроде ничего страшного, но как-то потряхивает, когда проматываешь в голове возможные варианты событий.
– Это ведь был Кирилл Морозов?
Поворачиваюсь к маме.
– Вы все еще общаетесь? Даш, хватит себя мучить…
– Мы почти не общаемся. Я стараюсь жить нормально, мама, – тихо говорю.
– Надеюсь, выдадим тебя в Германии замуж за какого-нибудь немца! Осядем в Европе. – Мама мечтательно закатывает глаза, и ее шубы трогает легкая улыбка.
– Сердцу не прикажешь. Оно до сих пор его любит. Я так устала, мам. Так устала. Стараюсь, улыбаюсь, живу. Вот даже с Ромой попыталась.
Мама горько ухмыляется. Она знает про Кирилла без кое-каких позорных для меня подробностей. Вроде тех, как я украла в девятом классе журнал его класса из учительской, лишь бы узнать его домашний номер телефона и адрес. Совсем сумасшедшая была. Или как записалась на первом курсе в бассейн и ходила плавать с ним в одно время, лишь бы заняться своим любимым занятием – глазеть на него. Стыдно вспомнить.
– С Ромой, конечно, молодец, что попыталась. Но насиловать себя тоже не нужно. Твое к тебе еще придет, дочка, – ласково говорит мама, – не держись за этого мальчика. Любовь, она знаешь, разная бывает. Где-то плачешь, где-то смеешься. И полюбить взаимно – это прекрасно, у тебя обязательно все будет. Ты еще такая юная у меня.
– Я верю в это, мам. Просто, господи, – прикладываю ладони к щекам, – это ведь все со школы длится у меня. В этом году семь лет будет. Семь! Я ненормальная.
– Нормальная. Я в твоем возрасте тоже была, знаешь, как сильно влюблена в твоего отца? Он от меня нос воротил года два. Но я была настырная. А сейчас, где он, а где я? – Мама улыбается, – Все прошло. Зато ты у меня есть. Отпусти ситуацию. Кирилла этого отпусти, не держись за него. Он, может быть, и первый в твоей жизни, но совсем не последний, милая.
– Я не держусь…
Вру, конечно, в первую очередь сама себе.
– Зато он тебя очень крепко держал, когда я приехала.
– Он просто помогал мне не упасть. – Кажется, я начинаю краснеть, вспоминая, как уютно утром мне было в объятиях Кирилла. Он правда меня обнимал? Меня?
– Даже когда тебе это не особо требовалось, дочка? Его руки были перепачканы в крови. Я, когда увидела, знаешь, что успела подумать? Не надо больше так пугать меня, – тихо проговаривает мамуля, перепрыгивая опять на страшные события утра.
– Я не буду, мам. Люблю тебя.
– А я люблю тебя милая, ну все, спи. Я тихонько посижу.
Прокручиваю в голове разговор с мамой. Ее слова о первом, но не последнем парне в жизни засели в мозгу. Как хочется верить, что именно так и будет. Я так устала одна бороться со своими чувствами. Как можно настолько полюбить человека? Хотеть в нем раствориться, делить с ним его жизнь, хотя бы просто участвовать в ней. Быть рядом, на краю его вселенной. Ему ничего от меня не нужно. И я вряд ли буду когда-либо нужна. Переезд в Германию – отличный шанс разобраться со своей привязанностью. С глаз долой – из сердца вон, ведь так говорят?
Просыпаюсь ночью, дезориентирована. Не сразу понимаю, где я. В палате так темно, хоть глаз выколи, за окном не горит ни один фонарь. Звездного неба в городе тоже не видно. Передвигаюсь по палате почти на ощупь. Нащупываю телефон в своих вещах. Смотреть мне в него не рекомендуется, поэтому мама отложила его от меня как можно дальше, но кто же мне сейчас запретит. Тем более нужно узнать время. Сел. И экран еще треснул, не вовремя так. Сегодня вообще все не вовремя.
Пока телефон грузится, мне кажется, проходит еще одна вечность. Хочу узнать столько времени, отчаянно зевая.
Экран слишком сильно светит в глаза, особенно в темноте. В уголках глаз собираются слезы от слишком яркого света. Изображение все еще расплывается перед глазами, и я уже хочу отложить телефон на тумбочку, как вдруг с тихим звуком приходит одно новое сообщение.
Номер не определен. Но для меня это не помеха, эти цифры я, как и мамин номер, знаю наизусть.
«Привет. Как дела?»
18 Глава
Я ему не ответила. Не то чтобы мне не хотелось, но пока думала, в палату зашла медсестра и строгим голосом приказала убрать гаджет куда подальше. В четыре утра не стоит совершать безрассудные поступки, о которых пожалеешь утром. В том, что я бы пожалела о своем сообщении, не сомневаюсь.
Казалось бы, что такого – написать человеку. Тем более он первым пошел на контакт. Задал вполне логичный вопрос, все-таки был свидетелем, как меня забирала скорая из университета. А с другой стороны, очень хочется получить от него сообщение, на которое Кирилла толкнет не просто элементарная вежливость, а желание написать именно мне.
Горько усмехаюсь, такого мне точно не стоит ожидать в ближайшем будущем.
Забираюсь на больничную койку и, накрывшись одеялом, проваливаюсь не то в сон, не то в воспоминания, не то в мечты.
Наша история с Кириллом или, вернее сказать, моя история с Кириллом началась в обычный осенний ноябрьский день. Когда я, тринадцатилетняя девчонка, ученица 7 класса «Б» увидела поднимавшегося по школьной лестнице темноволосого мальчика. В тот момент я не знала ни кто он такой, ни в каком классе учится. Кажется, я вообще его до этого момента никогда не видела. А тут взгляд остановился, и… он вскинул голову и посмотрел на меня в ответ. Секунда, две, три, и внутри что-то взорвалось, побежало по венам, будоража кровь и разгоняя сердечный ритм до скорости света. Помню, как покраснела и опустила глаза в пол. Под боком моя вечная Машка что-то щебетала, рассказывала. А я только и думать могла о том парне, которого только что встретила. Влез под кожу сразу.
На старшеклассников всегда было принято смотреть, обсуждать, пытаться познакомиться и влиться в их компанию. Я была не одинока в своем интересе к Кириллу и его друзьям. Мы с Машей думали, как с ними столкнуться, лишний раз попасть на глаза, хихикали над их шутками, если слышали, и копировали стиль одежды их подруг. Им было пятнадцать. Мы были им не интересны.
Не помню когда, наверное, спустя год Морозов стал отвечать на мои взгляды. Смотрел в ответ, поощрял улыбками, забавлял его мой нескрываемый интерес. На переменах я только и делала, что искала его глазами, знала его расписание наизусть! Пара уроков у нас проходила рядом с друг другом. Примерно тогда у меня и созрел план узнать его номер телефона, заглянув в классный журнал. Отчаянная была, совсем без мозгов, зато смелая.
Маша мою безумную идею поддержала, ей на тот момент нравился друг Кирилла Миша Чернов. Она была тоже не против получить его номер телефона. Мы это провернули, когда дежурили в столовой. Помыли все кружки и тарелки и отпросились выйти. Учительская была пустая, все на уроках. Все прошло гладко, номер у меня его теперь был. Оставалось только позвонить. На это смелости долго не хватало. Как будто по телефону можно было узнать или разглядеть человека, в то время были не очень популярны телефоны с определителями номера, и я надеялась, что у Кирилла такой не стоит.
Позвонила ему пару раз, молчала в трубку и сбрасывала. Потом, уже как-то набравшись смелости, начала с ним болтать. И он поддерживал общение, скучно ему, наверное, было. Я думала, он не знает, кто ему звонит, и было легко и весело с ним разговаривать. Шутки шутила, была собой, не выпендривалась и не пыталась казаться лучше. По телефону же не видно! Мне казалось, он никогда не узнает, кто ему звонит, пока в один из наших разговоров он сказал, что давно в курсе, кто висит на другом конце провода. Я не поверила. Тогда он пообещал завтра со мной поздороваться. И поздоровался на большой перемене, проходя мимо застывшей как статуи меня. Машка меня пихала в бок локтем, лишь бы я отмерла и выдавила из себя сиплое «привет». А у меня шок был! Мне четырнадцать лет, и предмет моего обожания, старшеклассник, только что прилюдно со мной поздоровался!
Утро встречает меня белыми больничными стенами, хмурыми свинцовыми облаками за окном и мигренью. Медсестра настучала доктору о телефоне, и мне пришлось целых десять минут выслушивать, как современные технологии влияют на наш мозг. А у меня еще и сотрясение. Я отчаянно давила зевоту, не потому, что мне его слова были не интересны или я не воспринимала их всерьез, а потому, что жутко не выспалась.