Всю ночь снился калейдоскоп воспоминаний. Чувствовала себя разбитой эмоционально. Зачем я тащу на себе груз своих чувств? Они никому, кроме меня, не нужны. И мне не нужны, я устала от них. Жаль, еще не придумали таблетку от болезненной любви. Проблем бы у людей стало намного меньше.
– Отцу позвонила? – спрашивает мама по дороге домой.
Она за рулем, а я рядом на пассажирском сидении. Голова уже почти не болит, но состояние все равно сонное. Думаю, погода в этом тоже виновата.
– Нет, ты забрала у меня телефон.
– Ладно, я сама ему наберу. – Мама непроизвольно кривит рот, когда говорит о папе. – Он вчера звонил вечером, спрашивал о тебе.
– Хорошо.
– Если хочешь, можешь съездить к ним.
– Конечно, съезжу, но позже. Сейчас спать хочу.
Отец не в восторге от моего переезда в Германию. Вроде давно не принимает особого участия в моей жизни. Я выросла, по воскресеньям водить на карусели меня не надо, у него есть еще младшие дочери от нового брака, которые требуют больше внимания, но из-за Германии мама с отцом поругались. Все дело в расстоянии. Когда мы в одном городе, то как будто всегда рядом, даже если не общаемся неделями.
– Дома отдохнешь. Я вот думаю, отменять ли поездку к Олегу. Билеты уже куплены…
– Что? Даже не вздумай из-за меня это делать. У меня все нормально!
– Я не могу оставить тебя тут одну, беспокоюсь. А если уеду, буду беспокоиться еще сильнее, – хмурится мама.
– Будем созваниваться каждые два часа, и попрошу Машку пожить со мной. Как тебе такой вариант?
– Не нравится, – смеется мама, а затем добавляет: – Ладно, ответь на телефон. Кто там такой настырный никак не может успокоиться?
И правда, мой смартфон вот уже пару минут беспрерывно вибрирует от новых сообщений. Судя по частоте отправки это либо Маша, либо Антон.
Оказалось, звонил Тони. Мы быстро говорим, я его убеждаю, что ничего страшного не произошло, но пару дней мне стоит отлежаться. Дальше опять буду бодрая и свежая. Друг выслушать молча не может, перебивает каждую фразу. Ему нужно знать все, а я начинаю уставать. Приходится свернуть разговор банальной фразой о том, что мы уже приехали, хотя до дома еще пара кварталов.
– Так вот, – продолжаю беседу с мамой, – пару недель я смогу пожить одна…
Телефон опять вибрирует, я закатываю возмущенно глаза и не глядя отвечаю:
– Антон, мне правда ничего не нужно: ни апельсины, ни шоколадки. Только покой, который ты мне отказываешься почему-то дать.
– Это я.
Комок в горле невозможно проглотить. Вдохнуть и выдохнуть тоже мешает. Испуганно смотрю на маму. Она не подозревает, что в моей вселенной только что произошел взрыв, включает негромко музыку и выбивает пальцами ритм по рулю.
Кажется, я молчу слишком долго, потому что мой собеседник нетерпеливо покашливает.
– Кирилл, – уточняет он, наивно полагая, что я когда-нибудь смогу его забыть.
– Привет. Я узнала.
19 Глава
– Так, кхм… – Прочистила севшее горло, придала тону серьезности и, набравшись смелости, спросила: – Ты что-то хотел?
Сам позвонил! Мне позвонил!
Пока в голове не начал играть марш Мендельсона, я пытаюсь взять себя в руки. Это просто звонок. Ничего он не значит. Вежливость и все остальное прочее. Должно быть вполне логическое объяснение этому его порыву. Я очень стараюсь, чтобы мои влюбленные мозги не превратились в кисель и продолжали рационально и холодно мыслить, услышав голос Кирилла.
Мама еще рядом сидит и, я почти уверена, вслушивается в каждое сказанное мной слово. Если она узнает, кто звонит, вырвет телефон из моих рук и выбросит в окно. Видимо, поэтому стискиваю силиконовый чехол сильнее.
– Да… Слушай, я, наверное, не вовремя. Я хотел насчет лагеря с тобой поговорить, – начинает Кирилл.
ЗАГС в воображении исчезает так же быстро, как и дым на ветру.
– А-а-а, – тяну, пожалуй, слишком разочарованно, – я пока на больничном, не знаю, выпишут ли меня к тому времени. Возможно, не поеду.
Тру лоб, жую губу. Со всеми произошедшими накануне событиями совсем забыла о лагере первокурсников.
Лагерь, о котором я мечтала, теперь висит под большим и жирным знаком вопроса. Парень, о котором я так же мечтала, имеет со мной всего одну тему для разговоров, и, кажется, теперь я только что ее исчерпала. Скорее всего, он больше мне никогда не позвонит и не напишет. Ему просто незачем это больше делать.
Блин. Что же делать мне? Что сказать?
– Понятно. – На том конце слышу шорох, как будто телефон перекладывают из одной руки в другую.
Кирилл тоже думает о том, как продолжить разговор? Или уже жалеет о том, что позвонил?
Машина поворачивает в наш двор, и мама показывает глазами заканчивать болтать. Хотя я и не болтаю совсем. Напряженно дышу в трубку, боясь положить ее первой. Глупо надеюсь на что-то. Может, на чудо?
– Ты все еще в больнице? Может, нужно чего? – говорит Кирилл. – Ты только скажи, я завезу.
– Не… не-е-ет. Меня только что отпустили домой, – и я уже жалею об этом, – вот подъезжаем. Меня мама забрала.
– И мама предупреждает: кто бы это ни был, кладите трубку. Ей нельзя пользовать телефоном! Пара дней покоя. Дашка моя никуда не денется. Потом звоните, сколько хотите, все потом.
Мама так громко вклинивается в наш разговор, что я подпрыгиваю и в ужасе округляю глаза.
Ну, ма-а-ам. Стыдно – капец.
Кирилл тихо смеется в трубку, пока я сгораю со стыда. По лицу ползет жар, окрашивая меня в красные пятна. Как хорошо, что он меня не видит. Почему, когда дело касается Кирилла, со мной происходит что-нибудь такое!
– Я потом тебе наберу, Даш. Выздоравливай.
– Ага. Пока.
Выключаю телефон. Сижу, некоторое время смотрю на потухший экран и смакую в голове его последние слова. Он опять обещал позвонить. И я опять буду ждать.
– Кто это был? – интересуется мама, поддерживая меня под локоть, ведет к подъезду.
Не то чтобы я такая слабая, но в обморок все равно упасть не хочется. Меня все еще слегка мутит, хочется спать, а на губах играет самая идиотская улыбка. Я совершенно не могу ее скрыть.
– Антон, – не моргнув глазом вру.
– Ну да, конечно. Думаешь, я не различу, когда ты говоришь с Зеленским, а когда с Морозовым?
– Мам, не начинай.
Морщу нос, и совсем не от запахов, наполняющих наш лифт, а они всегда не очень приятно щекочут ноздри.
– Он сам позвонил. Не порть мне настроение. Я сейчас такая счастливая.
– Это просто звонок, милая. Не придумывай себе лишнего.
Дома падаю на кровать, разглядывая идеально белый потолок над головой. Телефона меня насильно лишили, а так бы я легла с ним спать в ожидании хотя бы еще одной смс от Кирилла. Мама права. Не стоит придумывать то, что, скорее всего, никогда не произойдет. За долгие годы я научилась не питать ложных иллюзий и осаживать свои самые смелые мечты. Но почему-то именно сегодня хочется отказать себе в этом правиле и провалиться в них с головой.
Неделю я веду довольно вялый образ жизнь. Много сплю, ем, лежу на кровати. Общаюсь с мамой, когда уже чувствую себя почти нормально, но мне все еще не разрешено пользоваться ни компьютером, ни телефоном, но уже несложно передвигаться по дому в вертикальном положении. Мы начинаем разбирать имущество, которое хранится в шкафах. Тогда я понимаю: переезд неизбежен. Несмотря на то, что не хожу сейчас на немецкий, не занимаюсь по скайпу английским, мы все равно переедем в Германию. Мама уволится с работы, я брошу университет, мы разберем шкафы и законсервируем квартиру на неопределенный срок. Уедем. Не в соседний город, не в деревню, где когда-то жили мои бабушка и дедушка, и не в отпуск, из которого обязательно вернешься через неделю-другую. Мы уедем с мыслью о том, что, возможно, не вернемся в этот дом никогда.
От этих мыслей мне не по себе. Внутренний голос кричит, что нужно оставаться, только я не понимаю зачем. Если здраво посмотреть на ситуацию со стороны, то меня здесь ничего не держит. Переезд – отличный шанс начать новую жизнь, в новой стране, с новыми людьми. Где никто не знает меня, где никого не знаю я. Судьба предоставляет чистый белый лист, где только мне решать, что захочу туда вписать.
Мешки с ненужными вещами растут в прихожей, как грибы. Что-то мы выбрасываем, что-то мама договорилась отдать соседям, а что-то приедет и заберет отец для моих сестер.
Хмурюсь, разглядывая желтый, плотной вязки свитер. Я его носила еще в школе, в классе девятом, но он почему-то до сих пор лежит у меня на полке. Рука никак не поднимается отправить его в пакет на помойку. Он яркий, приятный на ощупь и такой пропитанный воспоминаниями о школьных днях нескладной девочки, влюбленной в старшеклассника. Недалеко я ушла от той себя, а ведь времени прошло уже прилично.
Со вздохом откладываю свитер на кровать и присаживаюсь рядом. Во многих моих вещах прослеживается Кирилл. Вот эту юбку с небольшим разрезом сзади я покупала, чтобы он заметил меня на школьной дискотеке, а вот в этой футболке с выцветшим Микки Маусом мы вместе гуляли в парке недалеко от дома в мои шестнадцать. Не всегда я была на нем настолько помешана, что его это напрягало, но в какой-то момент все-таки отпугнуло. Какому парню понравится ходящая за ним по пятам малолетняя фанатка, тем более Кирилл далеко не рок-звезда, у которых это в порядке вещей.
Он больше мне не звонил. Украдкой вечерами я проверяла телефон перед тем, как убрать его на место в ящик стола. Отвечала бегло на сообщения Маши и Антона. Заверяла, что у меня все в порядке и носить пакеты апельсинов необязательно. От Морозова не было ничего. От Маши я знала, что в университете и профкоме вовсю идет подготовка к выездному лагерю. Прошел концерт талантов для первокурсников, и списки участников на выезд уже почти укомплектованы. Кирилл, можно сказать, один этим всем плотно занимался, я выпала из строя и все еще не знаю, удастся ли поехать. Мама категорически против. Олег в Германии поддерживает ее по всем фронтам, дважды присылал к нам домой своего приятеля-врача с прежнего места работы, проверить мое состояние.