це при взгляде на нее написано. Думаю, он жалеет сейчас, что я еще не посидела на больничном и вместо Машки сегодня ему приходится выполнять работу со мной. Мы с ним никогда толком не общались за три года обучения. В основном ограничивались «Привет-Пока-Что задали?». Поэтому я не особенно понимаю, что от него ждать при совместной лабораторной.
– Вот тут проверь, – тыкает Паша ручкой и подчеркивает третий расчет, – у меня что-то не сходится.
Закусив карандаш, слежу, куда он указывает. И теперь уже мне приходится взять его решение и сверить со своим. Да, где-то явно ошибка.
Прищуриваюсь и, сморщив нос, начинаю все заново пересчитывать. Паша следует моему примеру.
С пары мы выходим выжатые как лимоны. Третий расчет нам так и не поддался. Коллективный мозговой штурм не помог. Мозг требует подпитки. Поэтому, не сговариваясь, мы с Колесниковым, одновременно шагаем в сторону буфета.
За окном опять дождь. В коридорах университета темно. Свет экономят. Хорошо освещаются только лекционные и лабораторные кабинеты. В буфете тоже царит какой-то подозрительный полумрак, пара лампочек на потолке зловеще мигают.
– Карты сегодня не принимаем! – громко предупреждает всех буфетчица. – Терминалы не работают! Проблемы с электричеством.
В подтверждение ее слов одна лампа совсем гаснет… Студенты, стоящие в очереди, недовольно шумят. Я в их числе, последнее время у меня совсем не водится наличности. Только карты. Вот попала.
– Паш, я ничего не буду. Сяду вон туда, займу место, – показываю на освободившийся у окна столик.
Пашка кивает и отворачивается от меня, потеряв всякий интерес, его больше волнует набитая булками витрина. Не могу его осуждать. Сама после трех пар очень хочу есть. Ищу в сумке жвачку и, закинув ее в рот, достаю телефон.
Мои сообщения Ивановой так и не доставлены. Хмурюсь, почесав кончик носа. Надеюсь, у нее все хорошо. Звонки не проходили, отчего я хмурюсь еще больше. У Маши сложные отношения с родителями. И вообще у нее дома обычно все сложно. По Машкиной лощеной внешности, простой, но хорошей одежде, подвешенному языку и яркому макияжу никогда не скажешь, что ее воспитывают алкоголики со стажем. Она очень стесняется своей семьи и почти ничего не рассказывает даже мне. Раньше какая-то информация еще проскакивала, но с возрастом Машка перестала жаловаться на эту сторону своей жизни совсем.
Вкусно пахнет кофе, на стол опускается поднос, на котором стоят два картонных стаканчика с ароматным напитком и два маффина. Черничный и шоколадный.
– Спасибо, Паш, – не поднимая головы, произношу я, быстро печатая сообщение Антону. Он обещал сегодня после пар меня забрать и покатать по городу по делам.
– Кто такой Паша? – спрашивает знакомый голос.
От того, что я резко вздернула голову, кружится голова. Во все глаза смотрю на Морозова. Он мне не привиделся? Нет, вроде точно Кирилл, сидит со мной за одним столиков. Вытянул свои длинные ноги, почти касаясь моих. С чего он ко мне подсел? Видимо, не только я задалась этим вопросом, по буфету пробежал тихий шепоток, спустя пару секунд все загалдели как обычно.
– Паша – это я. – Колесников с одним стаканом кофе и тремя пирожками на своем подносе оказывается рядом, – Даш, я к Уваровой сяду, скинь мне потом свои решения, ладно?
– Ага, – киваю одногруппнику и опять поворачиваюсь к Морозову, он как раз надрывает пакетик с сахаром над одним из стаканчиков. – Привет.
– Привет. Тебе один или два?
– Два. Ты купил мне кофе?
– Ага, и маффин. Тебе какой? С черникой или шоколадом?
– С черникой. – На губах заиграла совершенно дурацкая улыбочка, которую я тут же прячу за горячим бумажным стаканчиком.
– Угощайся.
Морозов подвигает ко мне поближе кекс и улыбается уголками губ.
– Кекс не отравлен? – с подозрением кошусь на сдобу и улыбающегося Кира.
Подозрительно это все.
Он сегодня одет в просторную черную толстовку с эмблемой известной спортивной марки, на ногах драные на коленке черные джинсы и белые кроссовки. Вот что значит, человек постоянно ездит на машине, у него идеально чистая обувь. А я сегодня потратила пачку салфеток и двадцать минут времени, пока оттирала грязь с осенних ботинок в женском туалете на втором этаже.
– Думаешь, хочу от тебя избавиться таким способом? – Брови Морозова поднимаются, на губах играет ядовитая усмешка.
Он нацепил на себя такую знакомую мне маску мерзавца.
По телу бегут мурашки. Я ступила на опасную почву, в кусты бежать пока рано, есть вариант лучше – отшутиться. Мне неуютно ощущать себя под пристальным вниманием остальных студентов в столовой. Через пару столов от нас сидят сестры Каримовы, и я могу с уверенностью заявить, что в студенческом сплетнике уже вышла заметка о том, что «У сталкерши Засимовой сбылась мечта, Кирилл Морозов сел рядом с ней сам».
М-да. Слава, конечно, в универе у меня так себе. Уверенности мне это совсем не добавляет. Наоборот, вдруг захотелось, чтобы Морозов отсел от меня подальше, и вообще близко на людях не подходил.
– Ты всегда мечтал избавиться. Упускаешь отличный шанс, – говорю я и придвигаю к себе черничный маффин. Аккуратно снимаю коричневую бумагу, в которую он обернут, но не ем. Оставляю кекс одиноко стоять на столе. Тянусь за кофе. Почему-то пошутить насчет яда в напитке мне в голову мысль не пришла.
– Потерплю тебя немного, а то, боюсь, не вывезу двенадцать детей в лагере один.
Хочется бросить кекс в довольное лицо Морозову.
– Какой же ты…
– Мерзкий?
– Именно.
– Поддерживаю имидж. Ешь кекс, все с ним в порядке.
В подтверждение своих слов парень тянет через стол руки и хватает мой кекс. Наблюдаю обалдевшим взглядом, как Кирилл надкусывает маффин и возвращает его мне.
– Теперь твоя очередь.
– Э-э-э. Спасибо. Я передумала и хочу шоколадный.
– Я так и думал.
Следующие пять минут мы пьем кофе в абсолютной тишине. Просто смотрим друг на друга, изредка улыбаясь. На моих губах собирается пара крошек после неравной борьбы с кексом, который я все же съела, и я беззастенчиво их облизываю. Взгляд Кирилла тут же пикирует с моих глаз на губы. Я чувствую, что краснею.
Там все так ужасно? Чего он так смотрит?
– Что? – не выдерживаю и спрашиваю.
Морозов встряхивает головой, запуская руку в свою длинную челку, откидывает ее с лица.
– Ничего. Я был в профкоме, Захарка сказала, что ты подтвердила поездку в лагерь только сегодня. Ты думала не ехать? Это из-за меня? Ты вроде грезила этим лагерем, – хмурится Кирилл.
– Нет. – Я отставляю кофе и кладу руки на стол, сцепив их в замок. – Все зависело от того, как я буду себя чувствовать и впишется ли лагерь в мой график. У меня помимо основной учебы есть еще дела.
– Какие? Работаешь?
– Пока нет. Времени не хватает. У меня три раза в неделю немецкий и два раза английский. Подтягиваю знания как могу. Иногда в голове образуется такая каша. – Тихо смеюсь, Кирилл тоже улыбается.
– Зачем тебе немецкий?
– Помнишь, я говорила, что мой отчим уехал туда по работе? Так вот, я тоже собираюсь когда-нибудь туда перебраться.
– Работать? – хмурит темные брови парень напротив меня.
– Возможно, работать, возможно, учиться.
– После того как закончишь университет здесь?
– Я еще не решила, – честно отвечаю. – Мне там придется поступать заново и только на платное. Я еще не решила, стоит ли тратить время и заканчивать этот вуз.
Морозов хмурится еще сильнее, пальцами почесывает подбородок и подается вперед. Отзеркаливает мою позу, складывая руки на столе. Нас разделяют небольшой кусок стола, полупустые стаканы с остывшим кофе и годы моих невзаимных чувств.
– Меня заставила вернуться в университет, а сама хочешь бросить? – тихим шепотом спрашивает Морозов, неотрывно глядя мне в глаза.
– Это другое. Ты хотел на все забить. У тебя остался один год. Тебе самому сейчас не приходят на ум мысли о том, какой глупый поступок ты собирался совершить? Уйти в армию, бросив университет на пятом курсе.
– Сейчас я, возможно, понимаю, что был неправ, но и ты подумай: если бросишь универ сейчас, с чем останешься.
– Я не планирую ничего бросать сейчас, в крайнем случае, тоже возьму академический отпуск, как и ты.
Резко встаю из-за стола. Морозов последний, с кем я хотела бы обсуждать свои планы касаемо учебы и Германии. Он мог бы на них повлиять, если бы был мне кем-то большим. А так что я имею? Наше шаткое перемирие, которое мы установили когда? Вчера! И это первый раз за очень долгое время, когда он от меня не шарахается, как от чумной, а нормально разговаривает. Сколько это продлится? Ровно до того момента, пока автобус, набитый студентами, не покинет территорию выездного лагеря, увозя нас обратно? А потом что? Опять заставит меня удалить нашу переписку? И будет проходить мимо, даже не здороваясь? Я хоть и влюблена в Кирилла Морозова, но давно смотрю на мир через разбитые розовые очки. Ему никогда не было до меня дела. Не думаю, что сейчас что-то изменилось.
– Слушай, скоро пары начнутся. Мне пора.
Хватаю свою сумку со стула и, не дожидаясь ответа от Кирилла, широким шагом иду к выходу.
Он догоняет меня почти в конце коридора. Слегка запыхавшись, хватает за локоть так неожиданно, что я взвизгиваю, останавливаясь.
– Ты меня напугал! – пытаюсь отдернуть руку, но Морозов держит крепко.
Приходится поднять на него глаза.
– Ты меня не подождала и не дослушала, – чеканит Кирилл.
– А должна? – шиплю в ответ, не прекращая попыток выбраться из захвата.
– Хватит дергаться.
Морозов толкает меня к стене и нависает сверху. Испуганно на него таращусь. Его опять слишком много в моей жизни, он опять стоит слишком близко.
– Дать тебе мой телефон? – спрашиваю непослушным языком. – Или пошаришь в моих кармашках?
– Это я-то мерзкий? Сама та еще язва! – хмыкает Кирилл, подвигаясь ко мне ближе, за его спиной снуют студенты, спешащие на пары.