– Не, не… Не! Все! Я сваливаю! Я ни о чем с вами договариваться не буду и…
– Дура! – громко прошипела Дуся. – Я же тебе показала, что играю честно, и предложила место в лодке! Вдвоем – мы вдвое ценнее.
– Да пошла ты… – Глядя на Евдокию уже совсем иначе, Хрусталева отползала по дивану. Девушка, что лихо ворвалась в ее квартиру вместе с мужиками, оказалась такой же неудачницей без полномочий.
Евдокия отклонилась на спинку кресла и задумчиво вытянула нижнюю губу.
– Кажется, я зря тебя пожалела.
– Ты меня пожалела? – переспросила свидетельница, давшая против сыщицы относительно лживые показания.
– Да по большому счету не тебя. – Дуся грустно покачала головой. – Сына твоего стало жалко. Дура ты, Маринка, дура. Без пробы. Если только ее зеленкой на лбу не поставить.
Попа Хрусталевой нерешительно поползла в обратном направлении.
– Скажи, вот скажи, как я могу тебе доверять? Типа ты мне поможешь, да? И ничего не припомнишь…
– А что я, по-твоему, сейчас делаю? Я в этой дряни по уши и знаю то, чего не знаешь ты! Получается… я могу проконтролировать договоренности.
– А я… знаю то, чего не знаешь ты… И, – палец Марины показал на закрытую дверь, – они тоже.
– Ну наконец дошло! – Дуся хлопнула ладонями по сиденью и изобразила вздох облегчения. – Мы, Марина, два источника ценнейшей информации! И только вместе – выплывем. Взаимно подстрахуемся.
Если брать по гамбургскому счету, Евдокия не была уверена в том, что предлагает. Пожалела ли она Марину и ее сына? Или взаправду решила подстраховаться, спрятав главного свидетеля против убийц Эдуарда Романовича?
Интригу она замутила, думая о том, что Паршина, случись чего, не спрятать. Напарник в медикаментозной коме. Его надо охранять всерьез, не полицейскими у двери в палату, а взяв в кольцо больницу! СВК – сборище профессиональных убийц, у них в штате и скалолазы могут быть: вскарабкаются по стене и застрелят Паршина через окно!
И получается, что полноценную охрану может предоставить лишь заинтересованная в сыщиках Шляхтич. При отвратительном развитии событий Камилла способна перевезти больного на частном самолете за границу.
И потому, даже понимая, что разговор двух «девочек» могли подслушивать, Евдокия наплевала на возможные подозрения в двойной игре. Если позже спросят, то есть ответ: «Я разрабатывала свидетеля. Работаю я, как умею, а результаты – есть. Хрусталева тепленькая потекла. До слез и судорог души доверчивая».
Доверие, кстати сказать, плескалось очень зримо. Марина понимала, что ее приперли к стенке и выбор минимален: пропасть можно ни за понюшку табака. А Евдокия все-таки поддержку предложила.
И рыжая решилась:
– Хорошо. Тебе, кажется, можно доверять. Тем более что мне есть что предложить.
– Конкретно?
– Ну, во-первых: все эти годы я записывала в блокнот номера телефонов, к которым проявлялся интерес.
– Отлично. По телефонным номерам можно привязать СВК к определенным темам, к убийствам прошлых лет. Что есть еще?
– Сегодня впервые возник цейтнот, а у меня не получилось вырваться с работы и получить в интернет-кафе инструкции по электронной почте – мы никогда не засвечиваем наши адреса на рабочем «железе». И меня пришлось инструктировать по телефону. Тот разговор я записала. Но предупреждаю сразу: контактный телефон с записью и блокнот я спрятала. Ни вам, ни им их не найти. Так что… зови своих, что ль? Начнем торговлю?
Евдокия внимательно посмотрела на ловкую свидетельницу, задавать дополнительных вопросов не стала, пошла к прихожей.
Непосредственно о Синдикате рыжая хитрюга знала не слишком много. В лицо двух человек – один был тем просителем, что когда-то предложил красотке подработать, второй однажды прогуливался с ней под ручку в сквере. Но в чем была суть той прогулки, Марина не знала. Парочка сорок минут попритворялась влюбленной, после распрощалась с поцелуем возле памятника, и все.
На связь с Хрусталевой выходили через Интернет. Оплата, даже за самое незначительное поручение, приходила только на банковский счет.
Адрес и пароль для связи Марина пообещала дать при получении всех тридцати сребреников. После того как ее сын и мама будут в безопасности.
– После происшествия в кафе меня просили докладывать о каждой встрече со следователем. В прокуратуру мне назначено на полдень понедельника. Так что… связь будет. Остальное – за вами. Думайте, что мне написать в отчете, изобретайте ловушки… Кстати, я бы попросила вас купить у меня эту квартиру по приемлемой рыночной цене. Возвращаться в Москву или работать с риелторами я не смогу.
Марина выразительно поглядела на единственного мужчину в комнате. Евгений Тарасович достал мобильный телефон.
– Я должен получить подтверждение. Вы много просите, Марина, и пока в задаток, а я решаю не все.
«А вот тут ты врешь, пожалуй, дядя Женя, – подумала сыщица. – Камилла даже нам с Паршиным баланс не ограничила. Что ей деньги, которые Марина просит? Капля! При ее-то миллиардном состоянии и желании найти и наказать убийц отца».
– Включите, пожалуйста, телефон на громкую связь, – попросила Хрусталева.
Но оказалось, что в подобной просьбе надобности не было. Говорил в основном Евгений Тарасович, Камилла только выслушала его развернутый доклад о достижениях, в ответ на требования Хрусталевой сказала коротко:
– Дайте все, что она попросит.
Евдокия хотела вслед спросить о главном: пойдет ли мадам Шляхтич завтра с ней в прокуратуру, подтвердит ли историю сыщицы, подозреваемой в убийстве?! Но Марычев уже нажал на кнопку отбоя и солидно убрал мобильник в карман пальто.
И тут же обалдел, когда услышал Хрусталеву:
– Ну что, Евдокия, подождешь, пока я соберусь?
Землероева понуро поинтересовалась:
– Ты все и сразу собираешься забрать?
– Шубы-драгоценности-бельишко. Но все в один чемодан войдет.
Девушки говорили так, словно находились в комнате одни.
– Какой чемодан?.. Вы что здесь – очумели?! – вступил в девичий разговор охранный шеф. – Куда ты собралась, Марина?!
Евдокия маленько поудивлялась тому, что их приватную беседу не подслушивали.
«Неужто я в таком доверии?! Не ожидала, не ожидала… Может, зря на воду дую и увожу свидетельницу? Напрягаюсь попусту, жизнью рискую?»
Но сделанного не воротишь. А Хрусталева уже набивала шубами чемоданище.
Евгений Тарасович подошел к Землероевой и, глядя в упор, спросил негромко:
– Зачем ты это делаешь?
– А без пустых вопросов – можно? – вернула прежнюю любезность Евдокия.
На «генеральских» скулах заиграли выпуклости желваков.
– Не заигрывайся, девочка.
– Не буду. Но спрошу: когда вы собираетесь предъявить свидетельницу прокурорским? Скажите. Только честно. Марина себя и сына с мамой вам в заложники отдала.
Тарасович молчал.
– Сегодня вечером, завтра утром?.. Или будете мариновать ситуацию все выходные? Ответьте.
– Ситуацию еще нужно прокачать. Может быть, получится завтра утром.
– Ах, может быть?! – с притворным изумлением пропела Землероева. – А что, если сегодня ночью уберут самое слабое звено операции?! Сегодня днем Марина, – Дуся двинула головой, указывая затылком на спальню, где копошилась Хрусталева, – уже дала показания, которых в случае ее смерти не изменить! Прошу заметить – против меня дала! Если этой ночью «пьяная женщина поскользнется в ванной» и разобьет башку об умывальник, меня посадят, господин Марычев! Меня – не вас. Так что позвольте, – голос Евдокии превратился в режущую сталь, – за свидетелем моей невиновности мне самой присмотреть. И сохранить. Не удивлюсь, если в этом подъезде каждый знает – в восьмой квартире живет женщина с определенными проблемами. Если Марину найдут мертвой с диким количеством алкоголя в крови, никто ничего не заподозрит! Подумайте, почему к операции привязали конкретно эту женщину?
– Если ты права, то за домом наблюдают уже сейчас.
– Ой-ой-ой, как страшно! – ернически покачала головой сыщица. – А вы отдайте чемодан своим парням, чтобы изобразили жильцов-курортников. А Маринка, пошатываясь, доковыляет до ближайшего магазина!
– Там ее и грохнут. При выходе, с чеком в кармане, качающуюся, как ковыль.
Землероева почти уткнулась в «генеральское» лицо и прошипела:
– А вы сделайте так, чтобы не грохнули. Отправьте своего шофера изобразить любителя пьяных женщин. Пускай привяжется, потискает и усадит ее в тачку. Или… – Дуся сощурилась, – вы хотите установить здесь оцепление… посадить под дверь своих парней и засветиться? После чего киллеры сольются в неизвестном направлении.
На какой-то момент Землероевой показалось, что Марычев ей врежет.
Но тот сдержался. Хотя и не любил, когда дилетанты пристают с вопросами или еще пуще – советы раздают.
– Евгений Тарасович. Я увезу своего свидетеля и сама его спрячу. А вы, будьте добры, разберитесь, пожалуйста, где у вас протекает. В СВК слишком быстро разгадали ребус с подставленным Пучковым и нанесли удар. Я не права?
Дядя Женя не умел убивать взглядом, но сделал все, что было в силах.
Помолчав, кивнул:
– Хорошо. Будет так, как вы просите. Но только в одном случае. Если вы гарантируете безопасность свидетеля.
– А вы гарантируете, что меня не посадят лет на десять за заказ убийства и последующее личное исполнение?! А?
Евдокия понимала, что совершает недопустимое – вдрызг ругается с человеком, который должен помогать!
Но иначе дядя Женя не дал бы сыщице спрятать нужного свидетеля. Свидетель необходим им обоим, и не вопрос, чьи интересы крестный предпочтет: Камиллы или Дуськи Землероевой. Для бодигарда-родственника дилеммы здесь не будет. Ради крестницы Тарасович сможет пренебречь безопасностью Марины, подставить Хрусталеву под удар ради расследования убийства прошлогодней давности.
Евдокия же не подставит – никогда!
И посему внаглую утаскивает рыжую чертовку. Знает, что теперь «генералу» и Камилле придется торговаться уже и с сыщицей. За жизнь и за свободу. За безопасность Паршина. Который, кстати, пока никак не может подтвердить слова напарницы о том, что ситуация с Пучковым развивалась по вполне безобидному сценарию.