Она сурово обвела всех уставшим взглядом, развернулась и ушла из кухни…
Ого, это ж надо, как она устала! Элка выползла из ванной комнаты в совершенно сомнамбулическом состоянии — ноги не слушались, глаза просто не открывались. Даже устроенный под конец водных процедур ледяной душ не помог — организм спал на ходу.
Внизу, в гостиной, раздавались какие-то приглушенные звуки.
— Саш, чего там за возня? — Наклонившись через деревянные перила, Ёлка попыталась посмотреть, что там такое происходит.
Тяжелая голова перевесила, и девушка чуть не кувыркнулась вниз. Ага, осторожней надо с кульбитами. Вестибулярный аппарат уже отключился.
— Эл! — послышалось из прихожей. — Я Ямана уговариваю у нас сегодня остаться ночевать. Чего он на ночь глядя сейчас куда-то поедет! Ты не против?
— Естественно! — Ёлка сладко зевнула, широко раскрыв пасть. — Постелите ему в гостиной, нечего по ночам кататься. Тем более после тех стрессов, что на его бедную голову сегодня обрушились. Пока он домой доедет, ему надо будет обратно шуровать. Короче, укладывай его. Будет сопротивляться — бей по голове и укладывай бесчувственного. И ты сам уже прекращай шляться, разгоняй давай всех по углам, и все, отдыхать!
Шум внизу стих — похоже, Ёлкины указания про «по голове и укладывать» стали для переводчика весомым аргументом.
Элка повисела на перилах еще немножко, подождала непонятно чего и, решив, что все в порядке, собралась шлепать в спальню. Вслед ей донеслось:
— Уборщика заперли, Стив уже спит. Мы с Женькой и Яманом тоже укладываемся. Будильник на сколько ставить?
— Сам решай! — во всю пасть зевнула Ёлка. — Я сейчас думать не могу, тем более про цифры. Все, до завтра…
И она побрела в спальню, спотыкаясь о собственные ноги.
— Спокойной ночи… — как сквозь вату донесся Женькин голос.
— Угу… — муркнула себе под нос Элка и рухнула лицом в подушку.
…Реальность закончилась. Бывает такое странное ощущение — вот вроде понимаешь, что ты спишь и что все это с тобой не на самом деле происходит, а почему-то веришь, что все это правда, что это на самом деле так хорошо, что это состояние спокойствия и умиротворения — настоящее. И просыпаться очень не хочется…
Они гуляли с Валеркой. Гуляли по парку — как тогда, в Екатеринбурге. Держались за руки, шлепали по горячему летнему асфальту и болтали о всякой ерунде — о жаркой погоде, о том, что у Валеры скоро соревнования и ему надо уезжать, о том, что они будут скучать друг по другу. Тяжелая мужская рука нежно обнимала Ёлку за талию — и все было так здорово!
Оказывается, она соскучилась по этому парню. Оказывается, он так ей нужен! В ее жизни было очень много ненужных, мелких, продажных людей — и совсем мало настоящих. Как Валерка. Сильный. Спокойный. Уверенный. Мужик.
И с ним, оказывается, так хорошо! И очень плохо без него.
— Валер, а давай ты долго ездить не будешь? — Элла прижалась щекой к сильному плечу. — Ты и так очень редко появляешься. И постоянно пропадаешь куда-то. Мне же тебя не хватает. Я же скучаю…
Валерий грустно вздохнул и нежно чмокнул Ёлку в макушку.
— Ты же знаешь, что у меня работа такая. — Он чуть крепче прижал к себе девушку. — Я тебя предупреждал, что постоянно вожусь с этими пацанами. Я за них отвечаю. Это тебе плевать на всех остальных, а мне нет. Я не могу жить так, как ты.
Вдруг стало прохладно. Вот только что солнце жарило, воздух почти не шевелился — а тут почему-то ветерок резко рванул, взбаламутив мусор на асфальте, и холодок по спине остро коготками царапнул.
— Валер, не надо так!
Элка подняла глаза и посмотрела на высокого парня снизу вверх.
— Не надо так… — повторила она. — Ты же меня совсем не знаешь!
— Знаю. — Голос молодого человека вдруг стал холодным, как этот самый ветер. — Я знаю таких, как ты.
Ледяной ветер хлестанул по щекам — очень резко, неожиданно, пробираясь до костей, проморозив каждую клеточку. Чтобы хоть чуть-чуть согреться, Ёлка покрепче прижалась к сильному мужскому телу. Но Валерий почему-то был такой же ледяной, как беснующийся вокруг ветер.
— Валер… — Все еще надеясь на какое-то чудо, на то, что парень растает, прижмет ее к себе, поцелует, Ёлка осторожно уткнулась лбом в мускулистое плечо. — Ну пожалуйста…
— Что «пожалуйста»? Тебе на всех плевать! Ты не можешь влюбиться! Такие, как ты, не могут любить!
Ветер бесновался, не останавливаясь, он впивался в щеки, в руки ледяными иголками, было очень-очень холодно и больно!
— Валера!
Элка ужасно замерзла, она прижималась к юноше, и от этого ей становилось только хуже, еще холодней. Она уже кричала, она хотела, чтобы ее услышали:
— Валера!
Но он не слышал ее. Он не слышал и не видел ничего вокруг. Он смотрел Ёлке прямо в глаза — и не видел ее.
— Валера!
Мужчина холодно прищурился и презрительным металлическим шепотом проговорил ей прямо в лицо:
— Тебе никто не нужен. И ты никому не нужна. Тебя никто никогда не будет любить. Ни-ког-да…
И небо с треском обрушилось на землю ледяным дождем! Огромные градины с силой били в ставший черным асфальт, больно хлестали по беззащитным листьям, ломали ветки, крушили всё — и хрустальным звоном разлетались на миллионы бриллиантовых ледяных осколков. И спасения от этой стены не было. Она падала, убивая все живое вокруг…
Она не проснулась. Она выскочила из кошмара, как подлодка при экстренном всплытии.
Ёлка сидела на кровати в жгучем липком поту, пыталась дышать. Воздух, с трудом продираясь в сведенное судорогой горло, крохотными глоточками все-таки начал попадать в легкие, и ужас постепенно отступал, отходил, прятался в темных уголках сознания…
Потихоньку отпускало. Но легче почему-то не становилось. Просто получалось дышать. И все. А холод и страх никуда не делись. Как в детстве — когда ты сидишь один в комнате и знаешь, что уже все закончилось, что больше бояться нечего, а все равно очень-очень страшно…
Элка неловко выбралась из кровати, дрожащими руками нашарила в темноте брошенную на стул одежду и, путаясь в штанинах и вороте футболки, с пятого раза попадая пуговицами в петельки, оделась. Сбежать из темной комнаты, сбежать, не включая света, не оглядываясь, не поднимая глаз. Просто сбежать из этого холодного кошмара.
Ёлка выскользнула в темный коридор и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Оставаться сейчас одной, в темной комнате — нет уж, увольте!
Спустившись на пару ступеней вниз, Элка услышала приглушенные голоса. Кто это там, интересно, полуночничает? Может, Стив за судьбу свою переживает? Вряд ли. У этого француза совести нет — и, соответственно, его спокойный сон ничто нарушить не сможет. А кто тогда?
— О! Ёлк! Кофейку посреди ночи будешь?
Увидев на пороге кухни всклокоченную хозяйку, Женька, казалось, ничуть не удивился. Он взял чашки и побрел к кофеварке.
— А водка у нас есть? — Зябко поежившись, Элка устроилась в своем любимом кресле.
Зажужжала кофеварка. Никто, кроме опального повара, бодрящий напиток без этого аппарата готовить не умел. А кофейку, похоже, этой ночью захотелось многим.
— Водка есть. Но тебе ее никто не даст, — категорично заявил Шурик. — Тебе вообще сейчас лучше теплого молочка тяпнуть и обратно в кроватку шагать. И уж точно никакого спиртного.
— Да не хочу я в кроватку, — тоскливо проскулила девушка. — Мне кошмары снятся.
Кофеварка заткнулась, и стало слышно, что там говорит маленький телохранитель:
— А мне вот просто чего-то не спится. Я думал, что это от переутомления, пошел на кухню, а тут Саня сидит, чай из пакетиков гложет.
Элка удивленно вскинула бровь:
— Тут чай в пакетиках есть? Вот это роскошь! Пятьсот лет этой гадостью не пользовалась! Интересно, как это в Стивовом царстве такая замечательная вещь оказалась? Меня, честно говоря, все эти его суперсорта, прямиком из Цейлона на особенных слонах привезенные, уже подзадрали немножко.
Женька тихонечко хохотнул:
— Похоже, не тебя одну. Видела бы ты Санино лицо, когда он пакетик ложкой отжимал — прям ностальгия по студенческой юности, он же балдел, когда пальцы обжег! Так тебе чаю или все-таки кофе сварить?
— Кофе. А чай давайте заныкаем и потом втихую от кулинара нашего по ночам будем употреблять. Этакий клуб тайных любителей пакетированной чайной крошки!
Шурик, сидевший в углу с совершенно невозмутимой физиономией, шумно отхлебнул из чашки и, уставившись на Ёлку, невозмутимо поинтересовался:
— У Женьки переутомление. Я планы на завтра обдумываю. А тебе чего не спится?
Девушка шмыгнула носом:
— А мне, похоже, совесть спать не дает. Кошмары снятся.
Мужики как-то очень понимающе вздохнули. Ага, судя по всему, никакие это не переутомления и планы. Сдается, эти двое тоже переживают.
— Слушайте, вот вы меня уже не первый день знаете… — издалека начала она разговор по душам. — Я что, действительно такая избалованная сучка, как про меня Валерка говорил? Да не делайте вы удивленных лиц, вы же прекрасно наши с ним ругательства слышали! Он что, прав?
Женька со стуком поставил чашку на столешницу. От этого глухого звука девушку аж передернуло — ей на мгновение показалось, что тяжелые градины из кошмара вновь начали падать на землю! Бррр!
— Эл, да не дергайся ты, — не поднимая глаз на собеседницу, попытался успокоить девушку Шурик. — Нет, ты не сучка. На фоне всей этой вашей гламурной тусовки ты единственная нормальным человеком выглядишь.
— Выгляжу… — задумчиво повторила за ним Ёлка. — Выгляжу, но не более того.
Женя шмыгнул носом. Похоже, от разговора по душам уйти не получится.
— Эл, ты тоже пойми парня. Ему знаешь как досталось! Не дай бог кому такого. А ведь поначалу у них с женой идиллия была — он же по большой любви женился. А потом — бац! И такое предательство.
— Да хрен с ней, с его женой! Я сейчас про себя говорю. Я вот что, действительно тварь бездушная?
Шурик посмотрел ей в глаза: