Зойка сидит уже там. Ждет меня? Или у самой что-то случилось? Сидит на полу, так же, как в тот день, когда мы с ней познакомились. Уткнулась лицом в колени, спина поднимается от глубокого дыхания. Она, очевидно, слышит мои шаги и поднимает на меня свой взгляд. Зойка точно не плакала, в отличие от меня. В этом мы разные. За все время я видела ее слезы только один раз. О причине она мне так и не сказала. Сегодня мне показалось, что она на что-то зла, но будто надела на себя очередную маску. Улыбается мне, думает, ничего не заметила. Впрочем, если ей удобно, то пусть будет так, как она хочет.
– Ты чего сегодня такая, Мила? Рассказывай.
– Да так, – у меня от Зойки секретов нет, но сейчас отчетливо понимаю, что наши отношения с Глебом – только наши.
– Ну ты чего, Мил? С Глебом какие-то проблемы? – прозорливо отмечает она. – Говори, станет легче.
– С Глебом все прекрасно, Зойка, – она из сумки достает упаковку M&M’s и озирается по сторонам. – Мы тут одни. Ты чего?
– Вдруг, – берет в рот одно драже и закатывает глаза от наслаждения.
С семи лет Зойка ограничивает себя в сладком. Важен не столько вес, сколько правильная комплекция. Мне повезло, Зойка же склонная к полноте, как она сама говорит. Я же могу есть все. Вру, опять. Только то, что одобрено мамой.
Но помню, Глеб через неделю после нашей свадьбы позвал меня перекусить, как он выразился. Я думала, он пригласит меня в ресторан, даже подобрала платье, придумала образ. К нему бы подошли жемчужные сережки, что мне подарил Павел Навицкий – сувенир из Вьетнама. Но Глеб привез меня в бургерную. Сейчас снова вспоминаю, и мне хорошо от этих воспоминаний. Поначалу был шок, за которым я скрывала свою радость, боясь показать ее.
Он заказал мне самый сочный и вредный бургер и картошку фри с ужасным сырным соусом. Но было так вкусно и снова запретно. Все, что касается Глеба окутано запретом. Мы ели эту неправильную еду и смотрели друг на друга, улыбались. Он сказал, что рад нашей дружбе. В нашем с ним положении – это лучший выход. Бургер был вкусным, картошка была бесподобной, даже ярко-желтый соус тоже вызывал восхищение. Но потом Глеб меня отвез домой, а сам уехал, “по делам”, как он выразился.
– Что думаешь на счет прослушивания? – Зойка опустила глаза, она мечтает попасть во Францию, просто бредит ей. Хочет, чтобы ее выбрали из сотни претенденток.
– А что тут думать? Здорово. У нас появился шанс.
Зойка еще какое-то время сидит, понурив голову, бросая в рот разноцветные орешки. Хочется подойти и обнять, спросить, что же все-таки ее тревожит. В этом теперь я уверена. И тем не менее не лезу.
– Наблюдай за Соней, – тихо произносит она, – не нравится мне, как она загорелась. Эта сука точно что-то может подстроить, особенно, когда ты пытаешься у нее увести роль Авроры.
– Боже, Зойка, ты о чем сейчас? Соня, конечно, та еще, мадемуазель, но не опустится же она до такого?
– Как знать, Мила, как знать. Помнишь, как тебе пачку испачкали перед выступлением? Какой был класс? Второй? Третий?
– Третий, – не верю я своим ушам, краска отхлынула от лица, выгляжу как тень самой себя. – Я даже маме ничего не рассказывала. Она бы очень расстроилась.
– Конкуренция, Мила. Я о ней тебе говорила.
– Даже в таком возрасте?
– Всегда, Мила. А будет не просто выступление. Это шанс поехать во Францию. Мечта? Больше, Мила. Это мечта каждой из нас.
– Ты меня пугаешь…
– Ладно, не бойся, может, я говорю все это из-за своего настроения. Прости.
– А что с ним?
Зойка долго не решалась мне сказать правду, ее взгляд бродил то по моему лицу, то по стенам вокруг нас.
– Я расстроилась, что ты будешь Авророй в паре с Никитой танцевать. Мы же с тобой должны были исполнять вариацию из “Конек-Горбунок”, а теперь…
Домой возвращаюсь с двумя билетами на руках. Щелкунчик – одна из моих любимых постановок. Мне хочется показать ее Глебу. Он пригласил меня в свой мир, может, пора ему показать мой? Кто знает, какой мостик будет следующим между нами.
Ложусь спать, сегодня был тяжелый день. Мной написано пять листов: чувства, мысли, ожидания, переживания. Но пора переворачивать страницу и идти дальше.
Глава 16.
Глеб.
Стою перед высоким зданием. NAVitsky Holding. Высокое, из бетона, стекла и человеческих амбиций. Кто-то пришел сюда, чтобы доказать в первую очередь кому-то, что не зря учился. Не себе доказать, это же самое сложное. А родителям, жене, друзьям. Ты ведь что-то стоишь? Кто-то работает, чтобы погасить кредиты и ипотеки, накопить на новую тачку, полететь на Мальдивы и все в таком духе. Обычные человеческие мечты. Задаю себе вопрос – что здесь делаю я? Если бы отец смог прочитать мои мысли, то очень удивился бы: я иду сюда по своей воле, мне любопытно посмотреть, что я могу. Может, мой диплом и правда пригодится? Может, управлять тачкой – не единственное, что я умею.
А всему виной Мила. Наш разговор на кухне несколько недель назад не давал мне покоя. Кто бы знал, что такая скромная и тихая девчонка зажжет огонь у меня внутри.
– Глеб, почему ты не хочешь работать в компании отца? – начала она с наводящих вопросов. Смотрела то на меня, то на кусок своего торта, аппетитно облизывая ложку, с которой только что съела кусочек.
– Хм… обязательно надо искать причину, если просто не хочется?
– У всего есть причина. Вопрос в том – хочешь ли ты ее озвучить. Хотя бы для себя?
– Как-то давно мы с отцом разговаривали в его офисе. Он уже подготовил мне кабинет, нанял секретаря, даже помощника. Все было готово к тому, что на следующее утро я встану рано, и мы вместе с отцом отправимся в офис. Так все идеально складывалось. Картинка. Красивая и желанная. Но для него. Моя картинка другая. Я сообщил ему об этом. А он сказал, что гонки – это удел тупых бездельников.
– Это такой твой бунт?
Ничего не отвечаю. Потому что, черт, она сейчас озвучила то, что творилось у меня внутри, оформила мою обиду на отца в слова. Они так и осталась выцарапанными перед глазами.
– Если в какой-то момент тебе надоест рисковать жизнью, ты уйдешь, перестанешь гонять? Чем ты займешься?
– Я не думал над этим, потому что в моих планах нет все бросить, – сказал довольно грубо, хочу закончить уже надоевший мне разговор.
– Тебе ли не знать, что планы имеют свойство меняться.
И теперь я стою у поста охраны, в костюме, черт бы их побрал, и в выглаженной белой рубашке. Красавчик. Все меня знают, пропускают без проблем, не задавая ни единого вопроса. Со мной вежливо здороваются и передают пропуск. Я только киваю в ответ. Но чувствую, что за мной все наблюдают, оценивают. Может быть, что-то ждут в ответ. Не понимаю, что именно. Мне пока все, что со мной здесь происходит не просто чуждо, оно непонятно.
Перед заездом по новой трассе похожее чувство. Но я приезжаю и исследую, делаю несколько кругов, просчитываю. В голове рисую план, как лучше пройти тот или иной поворот, где лучше притормозить, а где пролететь на виражах, не нажимая педаль тормоза.
Лифт поднимает меня на последний этаж, оповещает о прибытии противным писком. Выхожу и сразу натыкаюсь на секретаря за большим столом. Девушка симпатичная, если не сказать красивая. Лет двадцать пять, не больше. Пытаюсь улыбнуться и показать свое дружелюбие и хорошее к ней расположение. Она повторяет мне свое имя. Но в голове у меня оно не закрепляется.
Отец выходит из кабинета и радостно раскрывает руки для объятий. Серьезно? Это такая игра?
Он видит, что обниматься я с ним точно не собираюсь, остаюсь стоять там, где и был. Впрочем, отец настаивать не стал. Только жестом показал пройти в его кабинет.
Кабинет у него большой, с шикарным видом. Могу поклясться, что я вижу Кремль. Большой стол для переговоров, на нем у каждого места по небольшому микрофону, напротив – проектор и белое полотно. Только в конце у стены вижу рабочий стол. На нем яблочный монитор и большое шикарное кресло. Значит, вот как выглядит истинный дом моего отца. Я был здесь раньше не более двух раз, но сейчас на все взглянул по-новому.
– Выходит, мои разговоры с тобой не напрасны. В итоге, ты стоишь у меня в кабинете…
– Это ничего не значит, отец. В наших отношениях ничего не изменится.
– Глеб, как ты не понимаешь. Ты мой единственный сын. Я не желаю тебе зла. И все, что ты видишь – твое. Но перед тем, как это получить, надо научиться управлять всем этим.
– Ага, – развязно отвечаю я, – Так и чем я буду заниматься? Где мой кабинет? Секретарь же будет? Вон твоя девочка за дверью вполне себе ничего.
– Не спеши, – ничего не отвечает отец на мои выпады, я думал, будет снова отчитывать, – для начала ознакомься вот с этими документами, – кивает на стопку бумаг, они лежат с краю стола для переговоров, их я и не заметил.
– Понятно, – грустно отвечаю я, язвить устал.
– Глеб, что с гонками?
– А что с ними?
– Когда это закончится? Я вижу, женитьба на Апраксиной дает свои плоды, – он имеет в виду, что я первый переступил порог его офиса по своей воле, – Но все-таки Мила еще недостаточно влияет на тебя, раз не хочешь бросить это дело.
– А она должна на меня повлиять? Вы для этого нас женили? – тошно от этих мыслей и своих же слов. Что, если Милу загнали в еще худшую ловушку нежели меня? Ей не оставили выбора, как и мне, только самому оказалось смириться проще, чем ей. Может ли быть такое, что я ей противен? Что я ей чужой? Скользкое чувство окутывает меня, мне хочется согнать его с себя. – Я буду этим заниматься и дальше, я этим живу.
– Глеб, ты же умный парень у меня, но почему-то считаешь себя хуже, чем ты есть. И пытаешься убедить в этом меня. Хочешь что-то доказать?
– Доказать? Никогда не стремился. Разве что нервы тебе помотать, – я не улыбаюсь, и, наконец-то, отец разговаривает со мной на равных. Он не ставит себя выше меня, просто спрашивает и желает получить ответы на свои вопросы, но я пока буду молчать. Открыться, значит, показать свою слабость перед ним. А хищник всегда хитер. Он будет действовать исподтишка, нападет, когда ты будешь беззащитен перед ним.