19 января 2004
Ты превращаешь себя в объект желания
Карл: Санта-Фе ist ganz schön vertreten[29].
Луиза: Мы собираемся тебя растопить.
Карл: Растопить?
Луиза: Да, Зачарованная Страна.
Карл: Святой Дух Санта-Фе растопит меня!
Тереза: Я пыталась — не сработало ни разу. Но, может быть, Санта-Фе погорячее.
Карл: Погорячее?
Тереза: Чтобы растопить.
Луиза: Не сдавайся. Продолжай.
Карл: Продолжай.
Луиза: Если процесс идёт хорошо, продолжай процесс.
Карл: Не идёт. Движение никогда не движется или как? Так, ладно, готовы? Есть лёгкие вопросы? Это самые опасные вопросы. София! Устала?
София: От всего!
Карл: От всего? Но ещё не на пенсии[30]. Ты готова выйти на пенсию?
София: Уже там.
Карл: А теперь тебе нужно уйти с пенсии. Нет, сначала ты выходишь на пенсию, а затем тебе нужно уйти с неё. Ты устаёшь и выходишь на пенсию[31]. Перемотка назад. Всегда говорят, что, когда ты выходишь на пенсию, удовольствия начинаются, нет? Пенсионер выходит на пенсию и тогда — что тогда? Ладно.
Луиза: Давайте посерьёзнее!
Карл: Да! (смеётся) Что бы то ни значило. Свежие силы из Санта-Фе, новые вопросы из Америки!
Женщина из Санта-Фе: Я уже исчерпала все вопросы. Я только что сидела в книжном магазине Раманашрама, куда мне в общем-то нравится заглядывать, открыла одну книгу, но сразу закрыла. Я увидела сплошные концепции.
Карл: Ну, в другой раз. Попробуй снова. Всё вернётся.
Женщина: Ты так думаешь?
Карл: Почему нет?
Женщина: Почему нет!
Рита: У меня вопрос. Почему состояние бодрствования выглядит намного реальнее, чем сон? Когда мне снится сон, то он кажется реальным, но вскоре после того как я проснусь, он просто обретает другую плотность и становится уже не таким реальным.
Карл: Но это то же самое. Когда ты засыпаешь, всё это уходит. А затем — та же история. Может, тебе стоит спросить в том сне, почему он такой реальный, а этот сон до него — нет. Может быть, в нём обнаружится больше истории, больше содержания.
Рита: Да, прекрасно. Точно.
Карл: Как день за днём ты можешь вспомнить предыдущие дни.
Рита: Я могу вспомнить прошлое в хронологическом порядке.
Карл: Но иногда во сне ты принимаешь какую-то форму, мужчины или женщины, у которых есть история и всё такое. И в тот момент она кажется такой реальной, эта история, вступающая в силу. Нет, я бы не стал говорить «в большей или меньшей степени». Прямо здесь и сейчас ты думаешь, что это «больше», может быть, потому, что ты больше привыкла к этому. Не знаю.
Но большая или меньшая степень реальности не делает её более реальной. Прямо сейчас у тебя в запасе большее количество историй, больше эффектов памяти, но эффекты памяти не делают её более реальной. Это всё то же придумывание реальности, благодаря которому что-то существует. Потому что ты полагаешь, что был момент рождения, и все остальные идеи окружают эту идею рождения, и тогда из воспоминаний и историй ты создаёшь облако — и принимаешь его за реальность. Так что с ним делать? Если бы оно было реальным, то должно было бы быть здесь всё время.
Рита: Что ты имеешь в виду?
Карл: Оно должно было бы быть постоянным. Но тут возникает другое сновидение, потом ещё одно, и точно так же — сон, глубокий сон и прочие состояния, и в других состояниях ты не помнишь этого состояния здесь. Вспоминания нет, нет тела памяти вроде энергетического тела воспоминаний; ты принимаешь некую другую форму. Но в памяти этого не остаётся, потому что во сне ты не можешь вспомнить этот сон здесь. Может быть, и можешь, но это не делает его более реальным.
Рита: Значит, это просто бесконечный цветок из снов, никогда не заканчивающихся?
Карл: Я бы назвал это абсолютным сном о том, что ты есть. Тотальное проявление реализации — это абсолютный сон и фантазия Того, которое есть ты. Один аспект одного сна не делает его «больше» или «меньше», потому что даже этот сон — это то, что ты есть. Даже назвать его «сном» — это уже чересчур, я считаю. Даже этот сон есть Я. Какими бы ни были сновидческие образы, Я остаётся Я.
Простая фраза «Это мой сон» — единственное, что никак сюда не вписывается. «Мой», идея обладания — это фикция. Об остальном понятия не имею. Но это «я» означает, что есть я и ещё раз я, то есть два «я». И чем бы тогда тебе ни казался этот мир, это будет: «я и мой мир» — сплошная зависимость от этого «я», идеи «меня», владеющего остальным. Это отделённость.
Так что пребывай до этого сновидящего, будучи абсолютным сновидящим, всегда свободным ото всех относительных идей «я» и «моего», для которого невозможна ни одна идея обладания или делания, потому что, пребывая до всякого сна и не сна, ты не можешь проводить различия.
Всё, что ты можешь вообразить себе, даже первичный сновидящий, остаётся воображаемым. Ты воображаешь себе себя, и это воображаемое «я» уже есть «я»-мысль, с которой начинается сон. Но видение того, что ты можешь переживать на опыте эту «я»-мысль, означает, что ты не можешь быть ею. Это уже фантазия о неком втором «я». Ошибка — принимать второе «я» за реальность. Тогда ты входишь в отделённость. Тогда появляются «я» и «я сам», а из них возникают другие «я».
Рита: Значит, с твоей точки зрения, так сказать, здесь нет никого в качестве второго?
Карл: Нет, здесь есть бесконечное количество форм и образов Я.
Рита: Но не отделённых.
Карл: Нет даже идеи «единства». Для Я не существует ни единства, ни самой идеи Я. Есть просто То, которое есть Сердце, и Сердце — это всё, что есть, ибо То есть сама жизнь. Другой жизни не существует.
То есть любая идея жизни, что бы ни означало «жизнь», любое определение является отражением Того, но это не То. Сердце — это всё, что есть, ибо То суть сама жизнь. Всё остальное — так или иначе фикция. Ей требуется тот, кто называет что-то «фикцией» или «иллюзией», то есть ей необходима иллюзия, способная называть «иллюзией» что-то ещё.
Сердце не знает ничего. Но, не зная, что такое Сердце, ты являешься Тем, которое есть Сердце. Таким образом, полное отсутствие идеи о том, чем ты являешься, а чем нет, всякого определения этого есть то, что ты есть. Всё, что ты говоришь и чему даёшь определение, является разделением. «Пустота сердца» — это лишь указатель на пустоту, свободную от идеи того, что является Сердцем, а что — нет, как и «суть бытия» или «нагота бытия».
Попытки определить, является ли этот сон более реальным, и почему это так, а то эдак, — всё это часть сознания, размышляющего над тем, что такое сознание. Это всё часть Я-исследования, но Я-исследование сознания не приведёт тебя к тому, что ты есть. Я-исследование не сделает тебя тем, что ты есть.
Рита: Так что же делать? Ничего?
Карл: Ты медитируй. Ведь твоя природа — это медитация в качестве сознания, и эта медитация означает, что ты не ждёшь никакого результата. Ты есть, как ты есть. Ты есть медитация, которая является медитацией по природе, действие без намерения.
Просто пойми, что ничто из сделанного или не сделанного не принесёт результата. Никакое понимание не поможет тебе стать тем, что ты есть. Вопреки знанию или незнанию, ты есть. Поэтому, если ты есть абсолютно вопреки всему, что ты знаешь или не знаешь, значит это медитация, потому что ты не можешь не реализовать себя.
А реализация себя — это медитация о Том, которым ты являешься. Из этой медитации начинается весь сон. Этот сон медитирует о том, чем ты являешься в качестве сознания. Это проявление того, что ты есть. Такова медитация без намерения.
Как только намерение становится частью медитации, она превращается в личностное «я», потому что появляется идея преимущества. «Медитируя, я смогу стать тем, что ищу, чего жажду». Ты превращаешь себя в объект желания, в цель. И начинаешь контролировать. Ты становишься «медитирующим». Ты делаешь медитацию.
Но тебе надо быть медитацией. В медитации нет делания. Это медитация «я есть» о Том, которое есть «я есть». Вот и всё.
Луиза: (со смехом) Вот и всё!
Карл: Очень просто. И что? Из медитации возникает тотальность проявленности. В тот момент, когда медитация становится «моей» и преследует какую-то цель, медитация заканчивается. Начинается система контроля «я», движимая идеей существования чего-то, что нужно контролировать, и чего-то, что нужно достичь. Это называется «поиском» и «стремлением». Но ни один поиск и ни одно открытие не сделает тебя тем, чем является искатель. Поэтому, вопреки поиску, ты — это То, которое есть искатель, а не благодаря ему.
Если бы искание могло помочь тебе, если бы искание было твоей природой, то оно присутствовало бы всегда. Но уже в глубоком сне нет ни искателя, ни искания. Оно начинается только тогда, когда ты просыпаешься и принимаешься вести себя, как житель каменного века, накапливающий еду для зимы, даже когда речь идёт о поиске того, чем ты являешься. Ты собираешь всевозможные переживания шакти, потому что «возможно, наступит тьма, придёт зима, и мне пригодятся все эти переживания света, чтобы выжить во тьме бытия!» (смех)
Это превращает тебя в охотника за шакти, охотящегося за присутствием гуру, за переживаниями, утепляющегося для зимы. Таков генетический дизайн, бог знает почему. Своим поведением жителя каменного века ты должна контролировать всё вокруг, в противном случае ты умрёшь. Но применение системы контроля к Тому, дабы использовать её в поиске того, что ты есть, делает тебя несчастной. Это страдание. Оно превращается в психологическую идею о том, что своими действиями ты можешь добавить что-то к тому, что ты есть.
Так что же делать? Что скажет Венгрия на всё это?
Женщина из Венгрии: У меня нет ничего оригинального.
Карл: У тебя нет оригинальной идеи об этом? Помощи не будет?
Женщина: Ты же знаешь, когда ты смотришь на меня, я краснею.
Карл: Ты смущаешься?
Женщина: (хихикая) Как в детстве, когда я делала что-нибудь, и кто-то смотрел на меня.
Карл: Я это тоже ощущаю. Я чувствую, что ты прикидываешься.
Женщина: Прикидываюсь чем?
Карл: Да чем угодно. Это то же самое, как если бы твой ребёнок нахулиганил, а потом: «О, я знаю, что ты сделал!» Я знал, что ты прикидываешься.
Женщина: Понятия не имею, что я натворила. (смех)
Карл: Понятия не имеешь? То ты знаешь. (смех) Ладно, поищу в другом месте. Да?
Сама жизнь не может обнажиться ещё больше
Рита: Существует ли какой-то аспект Я, который просто созерцает себя?
Карл: Нет, созерцает не аспект. Созерцает Я. Нет ничего вне Я.
Рита: Значит, не существует ни плохого, ни хорошего?
Карл: Существует, хотя и не существует. Нельзя сказать, что этого нет, потому что если сказать, что этого нет, то всё равно останется это «нет». Нужно сказать что-то вроде: «В этом сне это есть; в реальности — нет». То есть в реализации — существует; однако в реальности — нет. Так что всё есть сон, но сна не существует. Этот парадокс не решить. Этот коан не поддаётся пониманию.
Рита: Это сводит с ума.
Карл: Да, но благодаря этому тотальному безумию, тотальному замешательству, даже в этом переживании тотального замешательства, ты видишь, что тотальное замешательство не может коснуться того, чем ты являешься. И что дальше? Ты просто видишь, что всегда пребываешь вне ощущений, что никакое ощущение замешательства или переживание замешательства не может коснуться того, что ты есть. Потому что То, которым ты являешься, не может прийти в замешательство. Поэтому даже в тотальном замешательстве незнания, в полном хаосе ты остаёшься тем, что ты есть.
Собственно, в этом и заключалось переживание Раманы, когда он лежал и переживал опыт жизни, ибо всему, что могло умереть, он дал умереть. Но сама жизнь оставалась нетронутой. Сама жизнь не может быть затронута ни одним объектом или идеей, которые исчерпывают себя, которые приходят и уходят. Так что если ты просто отпустишь все эти идеи и концепции, то в остаточном субстрате — тотальном остатке бытия, тотальной наготе, которая не может обнажиться ещё больше, — ты увидишь, что жизнь как таковая никогда не рождалась и никогда не умрёт, а ты никогда не сможешь покинуть её.
Просто осознай, что тем, что ты можешь пережить, ты не можешь быть. Поэтому когда в результате видения ты отбрасываешь все переживания, то всё больше возвращаешься к тому, что является абсолютным переживающим, ибо ты осознаёшь переживающего как часть переживания. Это снова становится Тем, которое есть сама жизнь, которое никогда не появлялось и никогда не исчезнет, которое не является частью феномена мимолётных теней переживаний и переживающих. Поэтому это и называется «подобным сновидению». Это не сон, но оно подобно сну.
Рита: Я ощущаю пропасть между тем, что говоришь ты, и тем, что переживаю я.
Карл: Нет, нет. Так кажется. Но, я говорю тебе, То, которое есть здесь и сейчас, — это То, которое является абсолютным переживающим, сидящим здесь в качестве камеры для того, чем ты являешься, просто наблюдающим. Происходит восприятие, чистое восприятие. Это чистое восприятие, которое есть осознанность, подобно холсту. Оно существовало и в виде младенца, и даже до него, не затрагиваемое никакими ощущениями рождения и всего, что имеет отношение к этому сну.
Я говорю только с этой наготой, которая всегда была неизменной, всегда недвижимой, с которой никогда ничего не происходило. Я не обращаюсь к призраку или к идее, я всегда говорю с Тем, которым я являюсь, с Тем, которое не соприкасаемо ни с чем и которого никогда не коснётся ни одна идея, так что ничто не сможет возвести или разрушить его. Так будь Тем, которое является младенцем ещё до всякой невинности. Ни в каком смысле[32].
Рита: Невинный.
Карл: Тебя нет ни в каком смысле. Всё бесполезно.
Луиза: А кому это нужно знать?
Карл: Тебе. Кому ещё? То, что спрашивает, хочет знать.
Луиза: Почему?
Карл: Почему бы и нет?
Луиза: Хорошо, почему бы и нет?
Карл: Почему?! Иначе бы ты тут не сидела. Или сидела бы? «Могла бы, была бы?»
Луиза: Здесь сидит та самая нагота.
Карл: Ага. И смотрит в собственное лицо, сидя перед наготой, чтобы только превратить это в идею, которой напоминают, что она и есть нагота. Вот и всё. Это просто: «Ага! О, да». Так что в этом смысле я тебе не могу помочь. Могу только указать на То; на то, что ты и есть То, которому вообще невозможно помочь, тем более помочь вспомнить, потому что оно никогда не забывало себя. Поэтому даже напоминание — это уже слишком много.
Луиза: И всё равно возникает упрямство, я всё равно упрямлюсь, снова и снова.
Карл: Это прикольно. Вот она и краснеет, потому что она такая упрямая и никогда не слушает, что ей говорят. (смех)
Луиза: Это потому что ты такой красавчик, вот она и не слушает.
(смех ещё сильнее)
Женщина из Венгрии: Точно!
Карл: Выдумки!
Женщина: Теперь ты покраснел!
Карл: Я знаю, когда она краснеет. Это сострадание! (смех) Нет, если честно, если уж приходить куда-то со своими эмоциональными или энергетическими штуками, то сюда. Здесь разницы нет.
Другая женщина: Если ты говоришь честно ради неё…
Карл: В остальных случаях я тоже лгу. Но даже когда я честен, я лгу, ты же знаешь. (смех) Особенно когда говорю, что честен. Особая ложь. Типа: «Сколько раз я тебе говорил!»
Женщина из Венгрии: Это мой ум!
Карл: Колотящийся внутри тебя. «Сколько раз тебе говорить, что это не то!»
Луиза: Это цветение. Краска смущения — это цветение.
Карл: Цветение.
Луиза: Плоти. Краска смущения цветущей наготы.
Карл: Да, я и говорю, что если эта энергия затронута, если это «ба-бах» происходит, то оно подобно энергетической вспышке. Это как пробуждение слона. Рамана, когда его спрашивали, почему его сотрясала такая дрожь, говорил: «Что делать, когда в хижине просыпается слон?» Это неизбежно, потому что подобно впаданию в любовь. Этого невозможно избежать.
Женщина из Венгрии: (со смехом) Я знаю.
Карл: Вот я и указываю на то, как это происходит, это хороший указатель для беспомощности, поскольку ты не можешь избежать любви, не можешь избежать того, что как гром среди ясного неба появляется из Того, которое есть сама жизнь. Начинается поток жизненной энергии, и он не поддаётся контролю.
Англичанка: Он делает тебя слепым.
Карл: В том и прелесть. Ты переживаешь полную бесконтрольность, потому что это ты контролировать не можешь. Всё, что у тебя есть, даже мысли, ты можешь контролировать — возможно, с помощью медитативных техник ты можешь контролировать своё приятие, границы своей толерантности. Но когда происходит это, ты ничего не можешь. Это просто: «Ах, чёрт! Опять!» Всё впустую.
Так что впадание в любовь — это то же самое, потому что бесконтрольность просто-напросто открывает себя. Особенно, когда тебе хочется избежать её, ты проваливаешься в неё ещё глубже, чем раньше. Ты не можешь не упасть в любовь.
Луиза: А потом ты выпадаешь обратно.
Карл: Даже этого выпадания ты не можешь избежать. Так что в обеих крайних ситуациях происходит одно и то же: ты впадаешь в любовь и не можешь избежать её, этой беспомощности, а затем выпадаешь снова, ибо можешь выпасть только тогда, когда выпадаешь, а не в результате твоего желания выбраться. Ты хочешь разорвать отношения, но продолжаешь их, словно выхода нет. Ты страдаешь, ты делаешь всё, а затем в долю секунды происходит полный отказ от всего, ибо он разбивает твоё сердце, и ты выпадаешь. Но ни мгновением раньше. И с этого момента начинается что-то вроде: «Как я вообще мог влюбиться в эту клушу?» (смех)
Но до того момента ты ничего не можешь поделать с собой. Тебе звонок. Бум. Разве же это не потрясающе? Но всё происходит именно так. С курением, любым пристрастием та же история.
Луиза: Значит, сначала все эти дела с наготой, а потом, когда ты снова выпадаешь из неё, то становишься простым обывателем и ходишь на работу, с восьми до пяти — или что тогда происходит?
Карл: Когда что?
Луиза: Ну, ты впадаешь в любовь к наготе, а потом выпадаешь снова, так?
Карл: Нет, нет. Любовь к наготе невозможна.
Луиза: Невозможна?
Карл: Нагота не может влюбиться в наготу. Нагота не может избежать любви к образу. Это другое. Но нагота не может влюбиться в наготу. В наготе нет идеи отделённости, нет никакого падения куда-то.
Но из этой наготы со всеми её образами ты впадаешь в любовь. А впадая в любовь к идее, ты попадаешь в собственную ловушку. Ты воображаешь себе что-то, потому что не можешь не воображать себе себя. Ты не можешь избежать пробуждения к «я»-осознанности, вслед за которым появляется «я есть» — этого ты тоже не можешь избежать. Дальше ты влюбляешься в образы вокруг тебя, и это тоже неизбежно. В конце концов ты выпадаешь снова — опять-таки, в неизбежном порядке. То есть всю дорогу сплошная беспомощность.
Я всегда указываю на тот Абсолют, которым ты являешься, который есть тотальная беспомощность. Никогда, ни в каком смысле не существовало никакого контроля. Ты никогда не сможешь контролировать себя, поскольку второго, которого можно контролировать, не существует. Беспомощность — это всё, что есть. Поэтому всё, что есть, есть, как оно есть, но никогда как следствие твоего контроля, действия или обладания.
Всё есть тотальность бесконтрольности и свободы. Всё, что есть, есть сама свобода. Какими бы ни были обстоятельства, есть только свобода. И эту свободу ты не можешь утратить и вновь обрести, потому что ты и есть свобода тотальности бытия, которая не может помочь себе. Сама тотальная беспомощность — это и есть свобода.
А сейчас тебе снится сон о контроле, снится сон о свободной воле, и всё это — сон, потому что ничего подобного никогда не существовало.
Всемогущая Беспомощность
Луиза: Я снова попадаю в ловушку дуальности, когда ты говоришь «беспомощность», потому что беспомощность предполагает помощь.
Карл: Нет, нет! Беспомощность пребывает до помощи или отсутствия помощи. Ты неправильно понимаешь беспомощность. Ты принимаешь её за личностную беспомощность, но в беспомощности не остаётся личности. Когда исчезает идея помощи или отсутствия помощи, никого не остаётся. Когда есть помощь и не помощь, это личностная помощь и не помощь. Но в беспомощности нет разделения.
Луиза: Приведи мне практический пример.
Карл: Отсутствие желаний.
Луиза: Приведи мне практический пример; я ведь простой человек.
Карл: О, она всегда лжёт. Ну и лгунья! (смех)
Луиза: Приведи мне пример беспомощности. На что это похоже?
Карл: Я только что привёл пример. Если ты влюбляешься в кого-то, то ничего не можешь с этим поделать. Ты не можешь решить, когда тебе проснуться утром. Очень практический пример.
Луиза: Могу!
Карл: Да никогда!
Луиза: Я ещё валяюсь часок-другой в постели.
Карл: Валяешься, но уже бодрствуешь.
Луиза: Сновидческим бодрствованием.
Карл: Что ещё за «сновидческое бодрствование»?
Луиза: (хихикает) О, не знаю.
Карл: Послушайте её! Она человек тайцзи. «У меня всё под контролем!» (смех) Мастер энергий. Их так много, этих мастеров энергий. Ты однажды сказала мне: «Своей энергией я могу контролировать всё». Нет? Ведь сказала?
Луиза: (со смехом) Я тебе такое сказала?
Карл: Я помню.
Луиза: Посмотри на всех этих людей здесь. Они приходят.
Карл: Всё из-за тебя.
Луиза: Нет, из-за тебя!
Карл: Из-за меня? Нет, уверен, что не из-за меня.
Луиза: Двенадцать тысяч миль — и вот, пожалуйста.
Карл: Эта беспомощность — всемогущая сила. Беспомощность — это Всевышний.
Луиза: Ха! Теперь у тебя такой практический пример? Это меня не удовлетворяет.
Карл: Удовлетворение? Да ты никогда не будешь удовлетворена. Ты не можешь быть удовлетворена. Как ты можешь быть удовлетворена? Что это за идея о том, что идею можно удовлетворить?! И кто хочет, чтобы ты была удовлетворена?
Луиза: Ты.
Карл: Нет, нет, нет. Я здесь не для того, чтобы угодить тебе или удовлетворить. Кому какое дело до твоего удовлетворения? Нет, нет, нет. Так каждая женщина: «Пожалуйста, дай мне удовлетворение! Дай мне что-нибудь!» (смех) Нет, нет, нет. «Старайся больше. Дай мне какой-нибудь практический совет!» Это старая техника. (смех)
Луиза: (со смехом) Ты не попадёшься на эту удочку! Ты уже достаточно большой.
Карл: «О, теперь ты сможешь лучше. Побольше практики. Ты обещал удовлетворить меня!» (смех) Майкл?
Луиза: Оставь его в покое! (смех)
Карл: «Не говори с ним!» В противном случае отруби голову Майклу. (смех) Так что насчёт твоей практической…
Луиза: О'кей, не важно!
Карл: Не важно?
Луиза: Достаточно оскорблений для одного дня. (смех)
Карл: Оскорблений? О, теперь она впадает в психологию. (смех) Она очень умна. Остроумна, психологична…
Луиза: (со смехом) Какой глупый ум.
Карл: Какой глупый ум? О, а то!
Луиза: Ты заставляешь меня смеяться и плакать одновременно!
Карл: Это звучит хорошо. Сначала головная боль, а потом смех и слёзы.
Луиза: Два по цене одного!
Карл: Это хороший пример. О'кей. Есть вопросы об этом? Будут ещё практические советы?
Рита: (со смехом) Значит, по сути всё есть парадокс, и ты не можешь пережить — вернее, не можешь ничего понять, и поэтому все эти поиски совершенно тщетны.
Карл: Да, слава Богу. Представь себе, что своим поиском и пониманием ты смогла бы контролировать бытие. Хорошенькая идея!
Рита: Так что лучше оставайся дома, если можешь.
Карл: Никто не может остаться дома. Дома никого нет! Сначала найди дом. Но ты никогда не найдёшь дом. Боже мой. Никого нет дома. Это лишь идея.
«Оставайся дома». «Пребывай в себе!» (смех) Если бы это работало, то после Иисуса, Будды и всех этих великих Я больше никогда не вышло бы из дома. Хм? Но посмотрите-ка. Ничего не закончилось. Даже после всех этих святых сон всё идёт, идёт и идёт. В этом красота бытия — в этой свободе: ты не можешь контролировать её ни пониманием, ни каким бы то ни было инсайтом, ни практическим советом. «Как мне контролировать себя?» Никак.
Ты можешь говорить о том Всемогущем, которым ты являешься. Что значит быть всемогущим? «Всемогущий» означает, что нет второго, которого ты можешь контролировать, и ничто, никакой второй не может контролировать тебя. Это означает быть всемогущим. Но это так же означает, что, раз нет второго, которого можно контролировать, и нет второго, способного контролировать тебя, ты не можешь контролировать даже самого себя.
Так что бесконтрольность — это твоя природа. Эта бесконтрольность есть абсолютное приятие, только принимать нечего, ибо есть только Я. Это и есть абсолютное приятие, а не какое-то относительное приятие практического совета или чего-то ещё путём контроля.
Любое личностное приятие является контролем. Поэтому, что бы ты ни делала в качестве практики приятия, ты стремишься контролировать своё окружение путём его приятия. Ты хочешь быть беспристрастной ко всему. Работает твоя система контроля. Ты даже хочешь достичь просветления, потому что хочешь контролировать его. Даже просветление ты воспринимаешь персонально и становишься неким «просветлённым». Тогда ты пребываешь в Богосознании, а всё прочее — это хлев со свиньями.
Рита: Хлев со свиньями!
Карл: Так должно быть. Если кто-то что-то ищет, то по этой причине. «Я должен контролировать, потому что вижу разделённость. Вижу разделённые миры, разделённых других и, исходя из этого, должен контролировать себя». Тебе даже хочется контролировать свободу. Боже мой. Положить её себе в карман и унести домой, ведь ты же хочешь остаться дома. Разве нет?
Рита: (со смехом) Не особенно.
Карл: Эта абсолютная безвыходность, абсолютная беспомощность — это же рай. Это и означает быть всемогущим, потому что беспомощность означает отсутствие контроля как изнутри, так и извне. Для Того, которым ты являешься, ничего никогда не происходило, и никто не может контролировать то, что ты есть.
И никакие обстоятельства не могут изменить тебя или что-то сделать с тобой, поскольку все обстоятельства существуют благодаря тебе, но ты существуешь не благодаря чему-то. Ты — сама беспричинность. Всё, у чего есть причина, не есть то, что есть ты. Поэтому объектная и чувственная жизнь или её отсутствие никогда не может затронуть ту вечную жизнь, которой ты являешься. Так будь ею. Нет практического совета о том, как можно стать ею.
Луиза: Это как младенец. Ты становишься как младенец.
Карл: Ты ничем не становишься.
Луиза: Но это выглядит именно так! Беспомощность подобна младенцу.
Карл: Это беззащитность. Младенец беззащитен, но он не есть беспомощность. Ты не можешь превратить объект в беспомощность. В беспомощности больше нет объекта и субъекта, нет второго. Есть только тотальная беспомощность. Если ты называешь это беззащитностью младенца, то это не та беспомощность, которую я имею в виду.
Матильда: Она больше похожа на животное?
Карл: Нет. Даже оно беззащитно, но это не беспомощность. Беспомощность означает тотальное отсутствие идеи контроля и контролёра. Но даже животное, можно сказать, обладает контролем. С помощью «контроля» ты определяешь его. Ты не можешь определить его как таковое.
Матильда: Животное не хочет контроля, не думает о контроле.
Карл: Животное испытывает голод и ради него убивает. Как и твой ум голодает в отсутствие идей, и ты убиваешь ради них.
Матильда: Он не думает об этом.
Карл: Но что такое ум? Он как желудок, который хочет есть. Это вечно голодный желудок, который хочет получить как можно больше переживаний. Где разница между твоим желудком и мозгом? Оба хотят работать.
Матильда: Это инстинкт, я думаю.
Карл: Инстинкт?
Луиза: Он плохо пахнет[33]. (смех)
Карл: Плохо пахнет! Ты думаешь, что у тебя есть запах, и ты идёшь на запах. У тебя «ин-стинкт», потому что он воняет. Но ты — это безвкусность. Ты никогда не сможешь обонять себя. Поэтому, что бы ты ни делала, следуя инстинктам, это не то, что ты есть. То, что ты есть, никогда не пахнет. Поэтому у него нет никаких «инстинктов».
Ты никогда не готов к той бесконечности, которой являешься
Матильда: У меня другой вопрос. Если я не могу повлиять на своё будущее желанием или волей, тогда как оно происходит? Когда ко мне приходит мысль или идея, то они воплощаются в реальности, иногда очень скоро. Например, порой я думаю: «О, хотелось бы встретиться с этим другом», даже если он живёт в другой стране. А потом выхожу на улицу и встречаю его!
Карл: Но разве это не логично? Чтобы встретиться с другом в будущем, тебе сначала надо подумать о встрече с ним. Сначала тебе нужно сотворить идею, или же идея сама возникает: «Хочу с ним встретиться», а затем ты прикладываешь усилия, чтобы встретиться с ним. Тебе нужно приложить усилие, чтобы будущее было тем, чем будущее может быть. Такова взаимосвязь будущего и прошлого. Понять это очень легко. Ты сначала должна захотеть пить, прежде чем выпьешь.
Матильда: Да, но обычно…
Карл: Обычно?
Матильда: Он очень простой, этот пример, мне нужно придумать другой, посложнее. (смех) Нет, ну действительно, этот друг — он просто не может быть там. Я живу в Германии, а он — в Италии, и однажды я думаю: «Ох, хочу с ним встретиться», а потом выхожу на улицу попить кофейку и сталкиваюсь с ним нос к носу.
Карл: Ты действительно полагаешь, что сознание не ведает, что случится в следующий момент? Откуда они приходят, идеи?
Матильда: Иногда…
Карл: Что иногда? Нет никакого «иногда». Сознание — это Источник извечного функционирования сознания. Не существует границы между вчера, завтра и сейчас. Есть только То, которое является сознанием во всех своих проявлениях. Почему бы сознанию не знать следующий момент? На чём бы сознание ни концентрировалось, оно способно стать этим — будущим, например. Иногда это называется «ясновидением».
Матильда: Значит, я могу…
Карл: Если ты направишь всю свою концентрацию на то, чтобы стать ведьмой, то станешь ведьмой, которая может заглядывать в будущее. Сознание способно на всё что угодно. Если это должно произойти, то оно произойдёт. Так что у сознания нет границ.
Матильда: Значит, это сознание создаёт мои мысли и идеи, а не мой ум?
Карл: Никогда не было ума, который бы что-то создал. Ум создан Тем. Сознание — в качестве бесформенного сознания — воспринимает информацию ума как «я»-мысль, которую затем окружает целое облако мыслей. Но всё это — «ин-форма-ция» сознания. Никогда не существовало такого ума, который бы что-то создал.
Матильда: Но мне кажется, что медитация и садханы что-то меняют. В прежние времена…
Карл: В прежние времена?
Матильда: До того как я начала выполнять садханы, такого не случалось, чтобы у меня появлялась мысль или идея и внезапно получала воплощение.
Карл: Так ты — источник этого единства или что? Источник чудес?
Матильда: Нет, этого я не сказала.
Карл: Но звучит именно так. Напоминает семинар по материализации. Тебе всегда хочется иметь место для парковки, когда это нужно. (смех)
Аико: Вот тебе и практический пример!
Карл: Это твой особый трюк, ага. Все ведьмы с этого начинают. Отличная система контроля.
Матильда: Я всё равно не понимаю. Вчера мне было сказано, что я не могу повлиять на свои мысли или желания.
Карл: Ты не можешь желать то, что желаешь, потому что То, которое желает что-то, уже возжелало это. Фильм уже отснят. Так что, если к этому желанию должно возникнуть желание, что-то произойдёт, потому что это часть фильма. Причина и следствие. Это цепь «действие — реакция», в которой всё взаимосвязано, но внутри неё нет того, кто хочет этого. Даже хотение ты не можешь захотеть. Ты не можешь подумать о чём-то прежде, чем подумаешь об этом. Ты не можешь испытать желание прежде, чем испытаешь его.
Матильда: Я думала, что эти видения и желания исходят из ума.
Карл: Даже об этом ты не можешь подумать. Ты не можешь решить, что ты подумаешь в следующий момент. Ты не можешь предвосхитить мысль.
Матильда: Я думала, что объяснение в этом, потому что эта цель была у меня в уме.
Карл: О, ты не можешь нацеливаться, но ты нацеливаешься. Просто пойми это. Ты не можешь хотеть того, чего хочешь. Ты не можешь предвосхищать думание. Ты должна думать. А потом ты думаешь, что благодаря думанию ты думаешь.
Берта: А выглядит так, словно ты сам это делаешь.
Карл: Выглядит так, но именно поэтому я и говорю, что это сон.
Берта: Вроде того, как я думаю, что буду действовать «по Карлу».
Карл: Да, но откуда появляется эта мысль?
Берта: Эх, да. (смех)
Карл: Ой-ой! Это как домино. Твой мозг похож на игру в сбивание домино. Сначала должна упасть одна костяшка, а затем все остальные. Похоже на цепь «действие — реакция». Но для начала должна упасть первая костяшка. А кто толкает эту первую костяшку? В том-то и весь вопрос. О первой ты думаешь: «О, это объясняется тем, что было раньше», но что было раньше этого «раньше» и что было раньше «раньше этого „раньше“?» Кто толкнул первую кость домино?
Берта: Что было раньше, яйцо или курица?
Карл: Есть ли курица или яйца? Приходите позже! (смех)
Матильда: И остаётся много мыслей и мечтаний, которые не реализуются.
Карл: Надеюсь, что так. Представь себе, что погода зависела бы от всех пожеланий к ней. Представь себе, что было бы, если бы исполнилось каждое желание! (смех)
Мужчина: Ну и бардак!
Карл: Сейчас ты здесь, а потом — бум! — уже в Нью-Йорке! Благодаря одному лишь воображению ты уже там. Только представь себе такое сальто. Камня на камне не осталось бы, если бы каждое желание исполнялось на раз-два-три.
Франческо: Попробуй как-нибудь!
Карл: Жаждущее мышление!
Матильда: Значит, ты думаешь, что всё предопределено? Моё будущее предопределено кармой?
Карл: Нет. Просто найди того, у кого может быть будущее, у кого есть прошлое, а потом мы поговорим о том, что предопределено, а что нет. Сначала найди того, кого это беспокоит и кому нужно знать. «Мне!» Этого первостепенного врага — «я»[34] — тебе нужно найти. «Я» — это враг. Особенно то «я», которое хочет знать «что такое „я“?». Это враг. Так что сначала попробуй найти этого врага, а потом мы поговорим о будущем или прошлом этого врага.
Аико: Это уловка, которой пользуются все.
Карл: Ага, трюк.
Мужчина: Это подлость.
Карл: Это «я».
Аико: Тогда больше спрашивать некого.
Женщина: До неё дошло!
Карл: До неё дошло. Слава Богу.
Аико: Я прочитала об этом.
Карл: «Я прочитала об этом»! (смех) У Витгенштейна есть известное высказывание, но и Эйнштейн говорил то же самое: что терпеть человечество он способен только благодаря пониманию, что человечество не может хотеть того, что оно хочет. Так что ни в чём нет ни вины, ни греха — ни в действии, ни в бездействии человечества, ибо человечеству не дано решать, какое желание ему, человечеству, захотеть. Это означает, что всё приходит из абсолютного Источника бытия. Всё, что должно быть сделано или не сделано, — требование тотальности. Нет никакого отделённого «я», которое может что-то решить.
Это уже свобода. Что будет в следующий момент, уже предрешено — в том смысле, что с точки зрения «я» ты не можешь решить, что будет в следующий момент. Тотальность, тотальное обстоятельство диктует каждый последующий момент. Даже следующий вздох или движение пальца происходят из этой тотальности.
Матильда: Так я стану страшно ленивой.
Карл: Ленивой? Да ты никогда ничего не делала. Как ты можешь стать ленивой? Ты вообще никогда ничего не делала. Как ты можешь стать ленивой? Бог ты мой!
Матильда: Иногда это вызывает стресс.
Карл: Стресс? Где?
Матильда: На работе, в отношениях.
Карл: Да быть живым — это уже стресс.
Матильда: Ну, раз это не имеет значения, то я больше не буду работать.
Карл: Думаешь, тебе решать? Ты думаешь теперь, что, благодаря какому-то пониманию ты можешь решить, чему быть дальше?
Матильда: Я больше не хочу ни за что бороться.
Карл: О! Борьба будет, когда она будет, нравится тебе это или нет.
Матильда: Это я могу решить.
Карл: Можешь решить? Ох, опять эта ведьма. «Я могу решить! Что-что, но свободу воли ты у меня не отнимешь! Это последнее, с чем я расстанусь».
Матильда: Я могу отказаться от всего.
Карл: Ты не можешь отказаться. От чего ты можешь отказаться? Что вообще тебе принадлежит?
Матильда: Вещи, которые я вынуждена делать.
Карл: Вынуждена?
Матильда: Моя собственная дисциплина вынуждает.
Карл: Твоя собственная дисциплина? О Господи. Теперь ты точно в беде!
Берта: Но, Карл, это приводит в сильное замешательство, ведь мы живём в мире, где тело считается тем, что ты есть. «Ты», то «ты», о котором ты говоришь, «я», которое сидит здесь, — не знаю, как сказать — совершенно сбито с толку.
Карл: Ага, надеюсь, что так.
Берта: И все эти разговоры про свободу воли…
Карл: Я сижу здесь, чтобы сбить с толку то, что может быть сбито с толку, чтобы в одну долю секунды ты увидела: То, что ты есть, никогда не было и никогда не будет сбито с толку, ни при каких обстоятельствах. А то, что может быть сбито с толку, — это просто идея, объект, который можно потрогать, передвинуть или толкнуть. То, чем ты являешься, просто абсолютная осознанность, или То, которое является самим восприятием, абсолютный воспринимающий, само Я, никогда не было затронуто ни одним ощущением и никогда не оказывалось в замешательстве.
Так что всё это ради того, чтобы сбить с толку то, что может быть сбито с толку. То, которое пребывает здесь и сейчас, таково, что ты целиком и полностью уходишь в беспомощность, или безнадёжность — назови, как хочешь, и видишь, что То, которым ты являешься, никогда, ни в каком смысле не нуждалось в надежде или помощи. А того, кто нуждается в помощи и лелеет надежды, никогда не было, потому что это — сновидческий персонаж. Он просто возникает и исчезает, но ты никогда не зависела от него. И тогда ты снова можешь стать Тем — безучастностью, которая никогда ни о чём не тревожилась.
Берта: Но ты связан с этим сновидческим персонажем на протяжении… мне уже пятьдесят пять лет…
Карл: О нет! (смех)
Берта: Так я начну называть это «я» вместо цифры. Что мне делать?
Карл: Да, пятьдесят пять цифр. Ты такая цифровая.
Берта: Я каждое утро просыпаюсь с одним и тем же сновидческим персонажем. «О, я опять здесь».
Карл: И снова здравствуйте.
Берта: Я знаю.
Карл: И что? Вечером ты говоришь «прощай», а утром — «привет».
Берта: И это продолжается бесконечно.
Карл: И никогда не кончится. Это никогда не исчезнет, потому что исчезать нечему. Будет продолжаться и продолжаться.
Луиза: «А sweet song».
Карл: Хари Ом![35] Продолжай! Да, тебе нужно взглянуть в лицо своей бесконечной природе, а твоя бесконечная природа означает, что появление и исчезновение отсутствуют даже в реализации того, чем ты являешься. У этого сна никогда не будет конца, как никогда не было начала. Эта сновидческая реализация есть то, что ты есть, и реализация того, что ты есть, бесконечна, как и ты.
Но ни одна личность не может выдержать этого. Если ты посмотришь в бесконечность, то тебя не станет. Никто не может справиться с ней. Никто никогда не мог справиться с бесконечностью. В этом смысл ответа Раманы на вопрос Юджи Кришнамурти: «Можешь ли ты дать мне то, что у тебя есть?», на что Рамана сказал: «Я могу дать тебе это, но сможешь ли ты взять?»
В нём всё, в этом вопросе: «Можешь ли ты взять?» И никогда никто не будет готов к тому, чтобы взять это, чтобы быть бесконечностью, Тем, которое не появлялось и не исчезнет, которое никогда не рождалось и никогда не умрёт. То, что живо, будучи рождённым, не может встретиться лицом к лицу с Тем. Встретившись лицом к лицу с бесконечной вечной жизнью, тебя как Берты не стало бы в то же самое мгновение, тебя никогда и не было. Но Берта не способна выдержать этого.
Поэтому я никогда не говорю с Бертой. Я всегда говорю с Тем, которое уже есть Абсолют и никогда не покидало того, чем оно является. Только Абсолют способен выдержать это: быть Тем — бесконечным, нерождённым и неумирающим, бессмертным бытием. Всё, что составляет идею «смерти», будучи смертным, не может выдержать бессмертия, никогда. Потому что в бесконечном объятии Того, которое бесконечно, ты как идея отделённой жизни, рождения и смерти будешь уничтожена в то же самое мгновение.
Всё, что существует до понимания, до «я» и всякой системы контроля, в любом случае в расчёт не берётся. Никаким пониманием ты никогда не сможешь контролировать То. Даже став магом, брухо[36] или кем-то в этом духе, ты никогда не сможешь контролировать бытие. Ты никогда не будешь готова к той бесконечности, которой ты являешься.
Я могу нести полную чушь о том, что есть, о желаниях и нежеланиях, о том, кто какую форму принимает и почему это так, но всё это бесполезно, абсолютно бесполезно, потому что не может затронуть то, чем ты являешься. Я не могу сделать тебя тем, что ты есть. Понимание или непонимание — кого это волнует? Мне нечего тебе дать, даже понимание. Потому что никакое понимание или система контроля не позволит тебе управлять бытием или стать тем, что ты есть.
В этом красота бытия: ни одна система контроля не может управлять им. Это всё идеи, концепции того, кто хотел бы быть у руля. А ведь даже моё появление на свет из влагалища не было моим решением! Упала первая костяшка домино. А затем домино превращается в «домину»[37], контролёра. Доминирование. Диктат. (смех)
Просто из идеи рождения, этой ошибочной идеи[38] «я»-отбивная, падает первая кость домино. А потом, что бы ни случилось дальше, ты думаешь, что всё объясняется первой костяшкой, хотя причиной всего была та самая «я»-отбивная. Ведь это даже не было твоим решением — появляться на свет или нет. И я здесь для того, чтобы сказать тебе: то, что ты есть, никогда не появлялось на свет, ни из одного влагалища. Ты всегда то «дитя бездетной женщины».
Рита: Стало быть, нет никакой «я»-отбивной?
Карл: Есть, хотя её нет. Принимать себя за «я»-отбивную, отождествляя себя с этой отбивной, — это уже ошибка, первичная ошибка, из-за которой ты становишься объектом во времени.
Рита: Но этого так же невозможно избежать.
Карл: Нет. Появления этого первого домино, падающего «я»-мыслью из Сердца, тебе не избежать. Ты не можешь избежать пробуждения к «я»-осознанности, из которой появляются «я есть»-ность и «я есть такой»-ность. Оно неизбежно. Но я здесь, возможно, для того, чтобы ты смогла увидеть, что, будучи Тем, которое есть Сердце, которое есть то, чем ты являешься в качестве «я», «я есть» и мира, ты никогда не утрачивала свою природу. Ты есть здесь и сейчас — абсолютное бытие, абсолютная нагота.
Ты никогда не утрачивала эту наготу, поэтому какое бы платье ты ни надела, какую бы идею ни превратила в концепцию, это только концепция, и однажды её не будет, поскольку у последней рубахи нет карманов. Даже просветление, которое может случиться с тобой, или физические переживания тебе не забрать с собой никуда.
Рита: Значит, любая личностная история бессмысленна.
Карл: Да, это выражение «у последней рубахи нет карманов» означает, что в тот момент ты обнажена. Затем ты снова одеваешься. Но ты можешь быть обнажённой здесь и сейчас. Будь этой наготой, которая просто одета в идею, просто будь ею путём понимания, что эта одежда — идея, это тело — идея. Ты — это одетая нагота. Тебе не нужно раздеваться, чтобы стать наготой. Тебе просто нужно понять, что всё это — дрессинг[39]. Тогда ты сможешь заправить ею салат. (смех)
То, чему нужна помощь, — это персонаж сна
Луиза: Ты можешь сказать, почему это свойственно природе не каждого человека, почему только немногие, только горсть людей обладает этим желанием?
Карл: Скажу больше — вообще никто не обладает.
Луиза: Повтори.
Карл: «Немногие» — это уже слишком много. Нет никого, кто обладает этим желанием. Желание есть, но нет никого, кто имеет желания. Поэтому им никто не обладает. Это ещё меньше, чем ты думала.
Луиза: Он такой негодяй! (смех) У него такой невинный подход…
Карл: (со смехом) Невинный? Невинный подход?! Это как если бы кто-нибудь пришёл к Иисусу и сказал: «У меня есть гвозди и молоток. Это всего лишь невинный подход. (смех) Очень невинный. Не волнуйся. У меня просто молоток и гвозди. Я просто хочу прибить тебя на бытие. Почему только немногие? Иисус, ответь мне».
Луиза: Хорошо.
Карл: Хорошо?
Луиза: Хорошо.
Карл: Тогда иди «от Понтия к Пилату» и задай тот же вопрос. «Скажи мне, почему?»
Луиза: Нет, в этот раз я сказала «как». Я не сказала «почему».
Карл: Ах, «как». Это то же самое.
Луиза: Нет, действительно, как так получается?
Карл: Ты слишком долго живёшь в Америке. Ты превращаешься в краснокожего индейца. «Как? Как это? Как нам отсюда выбраться?» Как? «Побей меня, прежде чем уйдёшь»[40]. И что, как?
Луиза: Ладно, не важно!
Карл: Нет, ты должна увидеть: любая продавщица колбасы, нарезая её, хочет быть счастливой. Таков подход счастья. Всё, что делается сознанием, есть стремление к счастью, возникающее из медитации о Том, которое есть само счастье, необусловленное счастье. Всё, что ты делаешь как личность, исходит из желания быть счастливым всё время. В этом смысл «личности». Всё, что личность делает, в любых обстоятельствах…
Луиза: Да, мы хотим покоя, хотим счастья, мы хотим радости.
Карл: И ты даже губишь, убиваешь ради счастья, ради покоя. Так что означает «подход»? Существует шесть миллиардов подходов.
Луиза: Значит, шесть миллиардов пришло бы к этому месту.
Карл: Но для них это, возможно, «мерседес Аруначала». Они думают: «Если я буду управлять мерседесом, то буду Аруначалой», потому что Аруначала — это просто необусловленное счастье, само Сердце. «Если я буду управлять мерседесом, то буду счастлив навеки».
Но в тот момент, когда ты поворачиваешь ключ и едешь, оказывается, что существует машина больших размеров, а ты всё ещё сидишь в этой консервной банке. Всегда найдётся что-то получше.
А тут ещё всплывают идеи «просветления». «Сначала будет реализация, а затем будет реализация реализации…» О Господи. Даже с просветлением та же история. «О, просветление. Но это только первый шаг». (смех) Похоже? А дальше: «О, однажды случилось просветление, но это было только первым шагом, а потом я всё понял, на самом деле! И моё первое сатори было у меня в пятнадцать лет. О да. А позднее случилось „ага!“. Тогда я не знал, как, но теперь я знаю!» (смех)
Эта куча идей то и дело растёт: получить ещё больше того, что ты в любом случае получить не можешь. Тут просветление даже начинает измеряться количественно. Подумать только! «Ты просветлён в большей или в меньшей степени?»
Как в том анекдоте: «Вы сильно беременны или чуть-чуть?» Это известный пример. «Я чувствую себя немножко беременной». (смех) «Я чувствую себя уже немножко мёртвым». (громкий смех)
Луиза: (со смехом) Ты сказал «свёрнутым»?
Карл: Свёрла? Вёдра?
Луиза: Это больно? Тебе стало больно?
Карл: Стадо? Пастух. Одна овца, вторая. В последнее время получила популярность одна штука, называется «глубокое разделение». Похоже на стрижку овец[41]. Быть вместе, быть абсолютно честными друг с другом. Всё равно что бриться тупым ножом. (смех)
Луиза: Да, овцу помещают между ногами…
Карл: Я знаю.
Луиза: …и сжимают, чтобы зафиксировать положение.
Карл: О'кей.
Луиза: Теперь ты говоришь «о'кей»!
Карл: Почему бы нет? Я всегда удивляюсь.
Луиза: Действительно.
Карл: А что делать? О'кей. Вернёмся к тому переживанию. Ты можешь переживать свободу воли, но того, кто обладает свободой воли, тем не менее, нет. Это переживание сродни сну. Я этого не отрицаю. Можешь делать всё, что хочешь. Ничего страшного. Но, называя это «моим переживанием» и «моим действием», ты превращаешь их в историю.
У тебя есть переживание свободы воли. Ну и что? История «я», рождённого и переживающего историю каждого момента своей так называемой жизни, собирающего их вокруг своей шеи в надежде получить опыт просветления или переживания какого-нибудь воплощения и выбросить весь этот хлам подальше от всех глаз, оставив на груди только эту сияющую штуку, лелея её и показывая всем и каждому, — это личность. Что с ней делать? Она должна быть такой, какая она есть, потому что такой она задумана. В противном случае она не была бы такой. Так что наслаждайся шоу.
Но ничто из того, о чём мы сейчас говорим, не поможет тебе стать тем счастьем, которое ты ищешь и которого жаждешь. Ни одно ощущение, ни одно переживание, никакое понимание, приходящее и исчезающее, не сделает тебя Тем, которым ты являешься. Но это ты должна увидеть сама. Никто другой не сможет дать тебе это. Это не передаётся по наследству. Это невозможно получить с помощью понимания или чего-то ещё.
Поэтому, когда я говорю, что, как обычно, надеюсь на свою полную бесполезность, то указываю на ту беспомощность, на то, что не могу дать тебе ничего похожего на надежду или помощь, поскольку то, что ты есть, уже Всесильно и уж точно не нуждается ни в какой помощи. То, чему требуется помощь, — это просто персонаж сна того, чем ты являешься. Идея нуждается в помощи — ну и что? — возможно, ей нужна помощь, и она её получит или не получит, но кому есть дело до этого фантома, который получает или не получает помощь? Самому фантому, носящемуся с идеей свободной воли. Аллилуйя. Бог ты мой. Будь хоть сукой, хоть ведьмой.
Женщина из Венгрии: Упрямый.
Карл: Упрямый.
Матильда: Если нечего делать и не о чем думать, может быть, самое удобное — вообще ничего не делать?
Карл: Попробуй. Ага, попробуй. Попробуй не переваривать пищу. (смех) Очень просто. Я прошу тебя об очень простой вещи: попробуй не переваривать пищу. Это то же самое, если я попрошу тебя не думать. «Разве это не самая простая вещь — просто перестать думать?»
Матильда: Нет, я имею в виду, ничего не делать.
Карл: Это одно и то же.
Матильда: Я знаю, что не могу не думать.
Карл: Но где здесь разница? Это всё равно что переваривание бытия, которое заставляет тебя что-то делать. Движение пальца — это переваривание бытия. Как и идея о том, что ты когда-либо что-то сделала, — это идея. Все действия — то, что было сделано и что будет сделано, — происходят из самого бытия, из самой этой энергии, которая является сознанием, постоянно творящим следующее действие, что образует цепную реакцию кармического сознания. Никогда не существовало личностного делания или неделания. Поэтому ты не можешь ничего не делать. И это «ничего», которое ты хочешь не делать, слишком огромно для тебя. Только представь себе, что ты могла бы ничего не делать. Исключено.
Франческо: Хороший напиток с сахаром?
Карл: Моча с витаминами. Я на лечении. (смех)
Женщина: Правда?
Карл: Ага, у меня внутренняя терапия. Всё время. Называется «перевариванием». (смех)
(Карл пьёт лимонад)
Франческо: Хороший?
Карл: Клёвый!
Изнасилование бытием
Антонио: У меня маленький вопрос.
Франческо: О Господи! Не верю. Будь осторожен! (смех)
Антонио: Не благодаря тому, что…
Франческо: Не благодаря!
Антонио: Вопреки, вопреки! Как тебе нравится. Ты говоришь, что у Я нет вкуса…
Карл: Нет, я не говорил «нет вкуса». Я — это безвкусность.
Антонио: Хорошо, безвкусность.
Карл: Безвкусность невозможно попробовать на вкус.
Антонио: Да, поэтому вопрос такой…
Карл: Я не сказал, что у неё нет вкуса!
Антонио: О'кей, о'кей! Как скажешь! (смех) Дело не в этом. Вопрос такой: когда Рамана постиг… О! (смех)
Франческо: Не говори об этом так!
Антонио: Хорошо. Произошёл опыт отбрасывания всего, но сатсанги он не давал. Кто-то побудил его давать сатсанги, кто-то определил его на эту позицию. Так кто говорит «безвкусность», не говоря этого?
Карл: Не заставляй меня тут сидеть. Или что?
Антонио: Ты, Рамана или Будда… Ведь самого Будды нет, нет Раманы как такового, нет тебя, сидящего здесь. У тебя нет выбора.
Карл: Тебе нужно сказать: «Я сижу здесь сам по себе». А не почему-либо ещё.
София: Потому что таковы устремления Того.
Карл: Существует свобода принятия решений, и сама эта свобода принятия решений есть бытие. Эта свобода принятия решений решила здесь сидеть.
Антонио: Значит, то же самое относится к случаю Будды?
Карл: К любому случаю. Будда говорил, что никогда на Земле не было никакого Будды и никогда не будет. Ты видишь личность, сидящую тут или там, но Будда сказал бы, что есть образ, но нет сидящего. А Будда — То, что является твоей природой, — никогда не становится частью чего-либо. Этот сон, это проявление есть, как оно есть. В нём присутствуют всевозможные объекты и вещи, объекты сновидения, но нет никаких решений, ни в каком смысле.
Свобода — это всё, что есть. Это беспомощность. Абсолютное отсутствие идеи «моей воли», или «не моей воли», или «несвободы», это сидение или не сидение здесь, эта безучастность и есть свобода. Потому что ты не можешь не сидеть здесь, ибо момент, когда ты садишься, вызван тотальной потребностью.
Антонио: Значит, в этом случае бытие просто поместило тебя туда?
Карл: Нет, никто никуда не помещён. Это часть сна.
Антонио: Во сне.
Карл: Никто никого никуда не помещает. Это просто сон бытия. Никого никуда не помещают и не просят ничего сделать.
Тебе, с точки зрения личности, кажется, что тебя вынуждают здесь сидеть. Когда ты понимаешь, что сидение здесь не могло быть твоим решением, но ты всё равно здесь сидишь, то принимаешь это сидение за насилие над собой. Ты становишься беспомощной личностью. Тебе кажется, что бытие насилует тебя, каждую минуту, ведь оно делает с тобой всё, что хочет, а?
Антонио: Без понятия.
Карл: Когда ты сидишь и думаешь, что бытие требует от тебя сидения здесь, — вот что я имею в виду, когда говорю, что ты чувствуешь себя изнасилованным бытием. Против своей воли ты здесь сидишь. И всё та же идея крутится в голове: «Я сижу здесь не по своей воле», бытие вынуждает тебя сидеть здесь и производит насилие над тобой.
Франческо: Я потерял твою мысль. Я потерял всё.
Карл: Аllа[42] понятно?
Франческо: Нет, я имею в виду a la dent (смех), поверь. Я знаю.
Карл: Я просто хочу указать на то, что когда ты рассматриваешь бытие в качестве абсолютного контролёра, а себя — в качестве всё того же «я», то ощущаешь, что над тобой совершается насилие. Это опять страдание, потому что ты думаешь, что бытие насилует тебя и что бытие против тебя. Ты даже превращаешь бытие в своего врага. Разве не так?
Франческо: Ей нужно лечь. Давайте освободим ей место.
(Миссис Анджелина ложится. Ей нехорошо. Она тихонько переговаривается с Франческо по-итальянски, в то время как сатсанг продолжается.)
Женщина: Это правда. Это всё та же беспомощность.
Карл: Нет, оно беспомощно, но это не беспомощность. Когда ты являешься Тем, которое есть беспомощность, то нет никакого бытия, которое что-то делает с тобой. Потому что тогда ты являешься Тем, которое и есть бытие, и нет никого, кто что-то с кем-то делает. Но если в силу некого понимания ты начинаешь думать, что всё делается бытием, то остаёшься отделённым от бытия, и тогда оно совершает над тобой насилие. «О, бедный я, бедный!» Всё это — жалость к себе. Все эти идеи «я» — это всегда жалость к себе. Остаётся отделённость, а отделённость — это ад.
Чарльз: Потому что ты думаешь, что у тебя есть выбор.
Карл: Да, но даже если ты думаешь, что у тебя нет выбора, то по-прежнему находишься в жалком состоянии отсутствия выбора. Сначала ты полагаешь себя деятелем, а потом становишься неделателем путём понимания «я ничего не делаю», но всё равно страдаешь. Это ничего не меняет. Так что это понимание, в котором ты — неделатель, а бытие в ответе за всё, в той же мере бесполезно. Потому что даже понимание ты делаешь «своим», в нём отсутствует свобода. Нет свободы в идее «свободы», и нет понимания в понимании.
Мэри: «Я-мне-моё» — это единственная проблема.
Карл: Даже это не проблема.
Мэри: Да, но ты знаешь, что я имею в виду.
Карл: Да, имею в виду! Ты знаешь, что я имею в виду, ты знаешь! (смех)
Мэри: Видеть то, что есть…
Карл: Это ничего не значит. В который раз мне приходится указывать на то, что ни одна секунда понимания, ни одно прозрение, никакое высшее знание не помогут тебе достичь этого, ничего! Забудь.
Это как в Махабхарате, когда Юдхиштхира отправился с Кришной в ад. Это ад для ума — видеть, что выхода нет. Тогда Кришна задаёт вопрос: «Можешь ли ты выдержать это страдание столько времени, сколько способен себе вообразить, целую вечность? Осталось ли в том, что ты есть, желание избежать этого?»
А затем происходит абсолютное отпускание того, кого это волнует. «Не важно. Пусть всё будет, как оно есть». Внезапно не стало ни ада, ни Кришны, ни Юдхиштхиры — не осталось ничего. Только один Абсолют, свободный от всякого избегания, ибо Абсолют пуст от идей о том, чем он является и чем не является. Это прямой указатель на абсолютное приятие, которое невозможно совершить.
Внезапно возникает пустота Сердца, однако это происходит не благодаря какому-то действию или бездействию, пониманию или кому-то, кто что-то понял или нет. Это тотальное отсутствие понимания, тотальное отсутствие свободы. Только это тотальное отсутствие или пустота Сердца может вместить То, которое есть абсолютное бытие. И это То, чем ты являешься здесь и сейчас, и ничто не отнимет этого.
Ты обнажена здесь и сейчас, и для этого тебе не нужно раздеваться. Ты абсолютно пуста. Какие бы идеи ни возникали по утрам, их не было раньше. Ты первична по отношению к этим идеям, похожим на одежду. Ты есть вопреки идеям и концепциям, никогда «благодаря» им. Так что всё, что появляется вкупе с идеей «я» по утрам, всякое понимание или непонимание, мимолётно. Оно ничего не может добавить к тому, что ты есть.
Ты одеваешься и потом раздеваешься перед сном. Бесконечно. Но ты — всё та же нагота, не знающая одежды. Так просто будь этой наготой. Очень просто. Оставайся в этой наготе. Утром, когда приходит время одеваться, просто скажи: «Хорошо. Привет и прощай». Абсолютное «прощай» и абсолютное «привет». Каждую ночь. «Если я не увижу тебя завтра утром, то было очень приятно познакомиться». А утром: «А, привет, опять ты. Ну ладно».
(тишина, несколько смешков)
Карл: Это ад.
Женщина из Венгрии: Что?
Карл: Когда То, которое есть жизнь, осознаёт тот Абсолют, которым является, начинается ад. Потому что, когда появляется осознанность, начинается холокост. В этом холокосте и адском огне осознанности — только в этой осознанной осознанности, которая есть сам огонь ада, — дьявол сгорает.
Женщина: (со смехом) Ты думаешь, что я хоть что-то понимаю из того, что ты говоришь?
(группа взрывается смехом)
Карл: Какая разница. Я всё равно не разговариваю с идеями!
Женщина: Я знаю, я чувствую, что ты не со мной говоришь.
Карл: Вот видишь!
Женщина: Может быть, поэтому я и не понимаю.
Карл: Я всё время повторяю, что не разговариваю с призраками.
Женщина: Я знаю. Я чувствую, что это призраки…
Карл: Призраки. Далеко позади. Все всегда говорят: «Когда ты смотришь на меня и говоришь со мной, я ничего не понимаю».
Женщина: Да!
Карл: «Ты должен говорить с другими. Тогда, может быть, до меня дойдут слова».
Женщина: Нет, даже когда я просто сижу здесь. Раньше я думала, что поняла что-то, но сейчас вообще не получается…
Карл: Хорошо звучит. Похоже, этому знанию или незнанию больше не за что держаться. Всё просто снова исчезает.
Женщина: Да, такое ощущение, что ты спишь.
Карл: Но ты по-прежнему бодрствуешь.
Женщина: (со смехом) Я бодрствую. Я рулю, но не сплю.
Карл: Хм. Ну, это неплохо.
Женщина: Нет.
Ты никогда не можешь заткнуться
Карл: Может быть, что-то с этой стороны? Нет? Если что-то есть, выкладывайте. Я кусаюсь, но это не трагедия. Всё в порядке? Всегда остаются маленькие вопросы жизни, с них всегда всё начинается, а потом достигает огромных размеров. Берта, на твой день рождения у тебя должно быть 55 вопросов.
Берта: Я их собираю. (смех)
Карл: Копишь на будущее.
Берта: Но знания не помогают. Так, сидя с тобой, мой ум вроде как становится очень острым и направленным, но это не помогает.
Карл: Поэтому он такой острый. Потому что не помогает.
Берта: Он и не должен помогать, я знаю.
Карл: Да, благодаря этому парадоксу ты видишь, что даже острый ум, интеллектуальное понимание или красивые слова не могут тебя коснуться. Они есть и на какое-то время, возможно, приносят облегчение, но так что же? А дальше?
Берта: Да, «а дальше?».
Карл: Именно это я и имею в виду — «а дальше?».
Берта: Этим я сейчас и поглощена.
Карл: А я указывал на «а дальше?».
Берта: (с сарказмом) Ага, «а дальше?!» (смех)
Тереза: Пятьдесят пять раз «а дальше?», «а дальше?!»
Мужчина: Выпей чаю.
Карл: Выпей чаю, потому что ничего не помогает — аллилуйя!
Берта: Да, ничего не помогает.
Карл: Ага, прекрасно.
Берта: (сердито) Ага, прекрасно! (смех)
Карл: Это же покой. Одна только идея о том, что в один прекрасный день ты получишь помощь, что кто-то или что-то поможет тебе, что придёт некое понимание, и тогда ты сделаешься счастливой на веки вечные, — это порождает войну. Но если ты увидишь, что ничто никогда не поможет тебе, не выведет тебя из того, что ты есть, — это покой. Ты пребываешь в войне только потому, что надеешься что-то выиграть, что-то получить. Но если ты действительно увидишь, что тебе ничего не выиграть, то уже обретёшь покой ума, потому что нет никакого «а дальше?». Всегда остаются эти «а дальше?» и «что потом?».
Берта: То, что ты только что сказал, я говорю себе. И опять это двое разговаривающих, одно «я» говорит другому: «О, ты уже То».
Карл: Разве же это не прикольно? Одно «я» говорит: «И снова привет». А другое говорит: «О да, я тут. В очередной раз приятно познакомиться». «Давненько не виделись». «Ага, с прошлой ночи. О да». «С прошлой ночи? Ах да, интересно». «Очень интересно». (смех)
Берта: Этот вечный…
Карл: Разговор.
Берта: Репортёр.
Карл: Бесконечный разговор.
Берта: Всё время рассказывает что-то, «тра-ла-ла», ну ты знаешь. Постоянно.
Карл: Но если ты перестаёшь его консервировать, то останется просто разговор, а не консервы из него. Если ты не будешь класть его в консервную банку историй, то разговор будет идти своим чередом — ну и что? Ты постоянно ведёшь разговор с собой. Бесконечный разговор бесконечной вселенной. Но когда в нём отсутствует история, нет вчера, нет завтра, нет предшествующего момента, то остаётся простое говорение в настоящем, разговор с собой без предшествующих мыслей. Всегда новый и свежий. (встаёт, перемещается из стороны в сторону, разыгрывая разные роли) «Привет!» «А! Мы знакомы?» (смех) «А, приятно познакомиться». «Кажется, я тебя знаю, хотя и не знаю».
Тереза: Лучше встать?
Карл: (садится обратно) О! Это цирк. Скоро я буду…
Мэри: Жонглировать.
Карл: Жонглировать! Берта, без проблем.
Мужчина: «Должна быть проблема, должна быть!»
Карл: Ты всегда говоришь с собой. В чём же дело? Благодаря всем этим разговорам ты понимаешь, что это только развлечение, потому что оно ничего не даёт. Ты постоянно всех затыкаешь. Но сам заткнуться не можешь. Этот разговор никогда не начинался и никогда не завершится. Ты никогда не сможешь заткнуться.
Чем сильнее ты пытаешься заткнуться и контролировать себя, тем больше вовлекаешься в разговор и превращаешь его в нечто серьёзное, важное. Ты становишься всё тяжелее и тяжелее, и затем превращаешься в личность, считающую себя чертовски важной. «Всё, что я говорю, так чертовски важно! Я чертовски важный говорун!» (смех)
Франческо: С меня хватит!
Карл: «Я надоел себе до чёртиков! Но я чертовски важен!» (смех усиливается)
Мэри: Язык тела не хуже слов.
Карл: Язык тела. Ходячий сэндвич. Ein Witz zwischen zwei Ohren[43] Ходячая. «Привет!» Это называется «я».
Берта: Это уже давно продолжается. Всё бесполезно.
Тереза: По-моему, она считает тебя шуткой.
Карл: Да, но как насчёт неё самой? Вот где проблема.
Женщина: Но другие так думают.
Карл: Другие думают?
Берта: Нет, что касается меня…
Карл: Тебя? О, покажи мне себя. (тишина)
Карл: Как выглядит «я» Берты?
Берта: Я могу только повторять за тобой.
Карл: Ах, повторять за мной. Как попугай. Попугайничать. (на заднем плане кричат попугаи) Хм. Есть что на сегодня? Израиль?
Израильтянин: Это секрет. Я могу спросить себя.
Карл: (со смехом) «Ты мне больше не нужен!» Да, это лучше всего! Кому ты нужен? Наслаждайся!
Израильтянин: Взаимно!
Карл: Значит, это так просто, что тебе достаточно спросить самого себя. Ха! Красота. Я могу идти домой. Ха! Словно ты постоянно не спрашивал самого себя. Но Я не знает больше твоего «я». А есть ли моё «я» в твоём «я»? Что делать?
Берта: Но ты никогда… ты сам говоришь: «Я не могу никому помочь, поэтому мои речи бессмысленны, так какого чёрта я здесь делаю, пойдёмте по домам». Всё в таком духе.
Карл: Думаю, ты бы сказала то же самое, если бы сидела здесь. (смех)
Берта: Если ничего из того, что ты говоришь, не помогает…
Карл: Ага!
Берта: Значит, ты просто говоришь, говоришь и говоришь.
Карл: Я всегда повторяю, что должен бы считать себя самым бесполезным человеком на Земле. Но я счастлив этим. То, что никто ничего не понимает, даёт такую свободу. Я могу говорить и петь песни, творить всякую ерунду, да что угодно. И это ничего не меняет. То, что это ничего не меняет, и есть свобода. Я и могу нести сплошную ерунду, потому что вокруг и так одна сплошная ерунда. В ней никогда не обнаружится смысл, потому что он ей не нужен! Это прекрасно!
Представь себе, если бы от меня была какая-то польза. Это было бы адом! Я был бы дьяволом. Тот, кто говорит тебе: «Я могу помочь», — это сам дьявол, сто пудов. И самому этому дьяволу требуется самопомощь. (смех)
Рита: Ты мог бы просто петь песни.
Карл: Нет, не мог бы. Каждое слово, сказанное здесь, должно быть сказано. Когда происходит пение, то происходит пение; когда идёт говорение, то идёт говорение. Я не «мог бы». Не может быть иначе, нежели то, что я делаю прямо сейчас. Всё это сказки — все эти сравнения с чем-то ещё. «Рамана ничего не говорил в течение двадцати лет, а затем заговорил. А почему ты болтаешь?» Сравнения, тра-ла-ла. «Иисус ходил по воде. Ха, он плавать не умел. Ха-ха-ха». (смех)
Мэри: Это правда. Авсипар не плавает. Нет, серьёзно! Мехер Баба говорит… (смех)
Карл: Слава тебе, Господи, я не авсипар. Я умею плавать.
Ты не можешь не наслаждаться собой
София: Я понимаю шутки про всякую ерунду, но не могу отделаться от тоски по дому.
Карл: Я могу повторить для тебя шутку.
София: Я не могу от этого отделаться. Для меня это не шутка. Вот и всё.
Карл: Но я тебе говорю, это шутка. Для Того, которое является самим домом, тоска по дому — это шутка, нравится тебе это или нет. Твоя тоска — шутка.
Аико: Так, это хорошие новости. А где плохие?
Карл: Всякие новости — это плохие новости, потому что в любом случае ничего не ново. А когда ничего не ново, ничего не старо. В том и прелесть этого.
Луиза: «Отсутствие новостей — это хорошая новость». Так говорят.
Карл: Но это всё равно новости.
Мэри: Это всё равно «ин-форма-ция». (смех)
Франческо: Вот тебе подарок.
Карл: Каждый день — день рождения или что?
Франческо: Ага. Для тебя.
Карл: Поздравления! Да-да-да-да-да!
Луиза: Вот ты и запел!
Карл: Каждое утро до просыпания похоже на песню: «Junge, коmm bald wieder»[44]. (смех) Мой корабль придёт. «Корабль взаимоотношений» придёт[45]. Титаник всё равно пойдёт ко дну. Если ты Титан, то превратишься в Титаник, тонущий корабль. Корабль назывался Титаник, потому что был самым большим в своё время. А все эти гиганты понимания должны пойти ко дну.
Рита: Лучше держаться в тени.
Карл: Открытка из ниоткуда?
Рита: Нет, лучше не высовываться.
Карл: Не высовываться? Откуда?
Рита: (со смехом) Не знаю.
Карл: Ты не знаешь? А некоторые скажут, что тебе нужно сделать себя заметной, чтобы тебя торкнуло. Но это не срабатывает. Каждый ищущий говорит: «А, гильотина! Просветление! Пожалуйста, отруби мне голову в первую очередь. Пожалуйста, ну пожалуйста!» Но тут является тоскливейшее бытие и говорит: «Нет!» (смех)
Франческо: Это очень угнетает.
Карл: Это его постоянная позиция. «Возьми меня! Возьми меня!»
Мэри: Хороший был фильм «Титаник».
Карл: Я не видел.
Мэри: Ты не видел? Я думала, ты смотрел все фильмы.
Карл: Я не смотрю фильмы про любовь. Фу! Отвратительно. «Взаимоговношения». (смех)
Мужчина: Там был один плюс — спецэффекты…
Карл: Ну, может быть, одна минута этого фильма ничего. Конец всегда счастливый, я знаю.
Мужчина: Нет, он тонет.
Карл: Но для меня это и есть счастливый конец — когда все умерли! (смех)
Мэри: Ты смотрел «Лжец, лжец»?
Карл: Нет.
Тереза: Тебе нужно посмотреть.
Мэри: Это эксцентрично.
Карл: Эксцентрично?
Мэри: Я думаю, тебе понравится.
Карл: Мне всё нравится. Это не вопрос.
Женщина: Кроме «Титаника».
Карл: Кроме «Титаника».
Мэри: А как насчёт «О Шмидте»?
Тереза: «Лучше не бывает». Тоже хороший.
Мэри: Да. Если тебе нравится…
Карл: То, что я не видел, мне не нравится. (смех) Очень просто. То, что я видел, мне понравилось. Она хочет составить меню. «Ах, этот хороший, тот хороший». Да быть не может — я ведь их не смотрел.
Антонио: Это значит, что первого хватило. Тебе понравилось то, что ты посмотрел, так что первого фильма было достаточно.
Карл: Какого фильма?
Антонио: Этого фильма.
Карл: Первого ужаса, появившегося из утробы. Поверь, этого было достаточно! Этого фильма о появлении из темноты — а-а-а! Вполне достаточно. Этого ужаса быть живым уже достаточно. Каждую секунду фильм ужаса.
Мэри: Если только ты не знаешь, что это сон.
Карл: Кто знает, что это сон? Всё та же часть этого фильма ужасов. «Если только»! Хорошенькая идея — «если только»!
Мэри: Это только слова.
Карл: Ага, опять! «Ты же знаешь, что я подразумеваю под этим!»
Мэри: Давай заменим слово «подразумеваю».
Карл: Это очень хорошее слово. С этим твоим «ты знаешь, что я подразумеваю» ты уже достаточно гнусная[46].
Один такой гнус пришёл поговорить в Берлине. Очень гнусный. Он сказал: «О, ты носишь часы, значит, ты встревожен». С места в карьер: «Ты носишь часы, значит, ты встревожен».
Тереза: Почему?
Карл: Потому что все, кто носит часы, встревожены. Почему? Понятия не имею. Спроси его.
Он был одним из тех учителей — духовных учителей, пришёл с тремя или четырьмя учениками и просто хотел пошуметь. «Я тебе покажу, кто лучше!» «О'кей». Потом я начал говорить, а он выпучил глаза и принялся орать: «Я знаю!» «Ты знаешь? О, милости просим. Пожалуйста, расскажи нам, что ты знаешь». «Я знаю!» Он пришёл в настоящую ярость. «Пожалуйста, расскажи нам. Все ждут. Всем любопытно узнать, что ты знаешь». «Я знаю!» Он здорово рассердился. А кульминацией стало: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я знаю!» (смех)
Мэри: Да он покраснел.
Карл: (со смехом) Я не шучу. Но это было весьма гнусной штукой. Как ты говоришь: «Ты знаешь, что я подразумеваю». Это всё равно что: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я подразумеваю».
Мэри: Это хорошее слово.
Карл: Да, хорошее слово.
Мэри: Но если увиливать, то это не такое хорошее слово для тебя.
Карл: Увиливать? Увиливать, как змея? Не так хорошо для меня?
Мэри: Не важно.
Карл: Ты имеешь дело со множеством лиц, поверь. Много лиц с гнусным «я подразумеваю». «Если ты знаешь, что я подразумеваю под этим». «Очень разумно»[47]. Может быть, будет последний вопрос?
Роза: Последний звонок.
Карл: Последний Карл на сегодня.
Луиза: (хихикая) Чаша наполнилась. Нет, плёнка закончилась.
Карл: Нет, нет. Там ещё два часа. Не волнуйся.
Луиза: Запись перегружена.
Карл: Потому что ты на ней говоришь.
Луиза: Кто говорит?
Карл: Без понятия.
Франческо: Это большой вопрос для последнего вопроса.
Карл: Смотрите, кто говорит. «Уж кто бы говорил»[48].
Мэри: Карл? Значит, рамка существует просто для красоты?
Карл: Для какой красоты?
Мэри: Обрамление — не для того, чтобы что-то получить, а просто ради красоты.
Карл: Нет, обрамление есть, потому что сначала ты создаёшь картину, а потом эту картину тебе хочется вставить в раму. Вот и всё.
Мэри: Я поняла.
Карл: Особенно, когда у тебя хорошая картина, тебе хочется вставить её в раму Тебе хочется её сохранить.
Мэри: Мило. И ничего при этом не получить. А просто — ох.
Карл: Что «ох»? Это обрамление — ты создаёшь историю из обрамления чего-либо, обрамления момента.
Мэри: Чтобы запомнить.
Карл: А что ты не можешь запомнить? Чтобы сказать, что ты не можешь запомнить что-то, ты должна запомнить это.
Мэри: Я не говорю, что это истина.
Карл: Какая истина? Какая ложь?
Мэри: Мне нравится обрамление.
Карл: Раз нравится обрамлять, обрамляй. Значит, ты застряла в этой раме.
Мэри: Не застряла!
Карл: Конечно, застряла.
Мэри: Не застряла!
Карл: (твёрдо) Ты застряла в раме! (смех)
Мэри: Мне нравятся рамы.
Карл: Она обрамляет даже божественную любовь. Она обрамляет всё. Она — обрамитель. Это её работа. Она торгует рамами.
Мэри: (со смехом) Нет, я ничего не делаю! Я ничего не зарабатываю.
Карл: Те, кто говорит: «Нет, я ничего не делаю», — этих я хорошо знаю. «Я не делаю, я не делаю. Нет, я этого не делал! Нет, нет, не я! Нет, я не такой. Нет!»
Мэри: Мне следует что-нибудь сделать с моей любовью к обрамлению?
Карл: Я понятия не имею, что тебе следует сделать. Понятия не имею.
Мэри: Я тоже.
Карл: Наслаждайся этим.
Мэри: Я наслаждаюсь.
Карл: Да? Ладно. Ведь ты не можешь не наслаждаться. Словно кто-нибудь мог бы сидеть здесь и не наслаждаться. Всё, что сидит здесь, — это Я, наслаждающееся собой. Бесконечно. Даже ненаслаждение — это наслаждение собой. Ты не можешь выйти из наслаждения, ибо ты есть само наслаждение. Часть этого развлечения — это говорение и не говорение. И ты не можешь не развлекать себя, поскольку это всё, что ты есть, — развлечение. Бог мой. Аллилуйя! Большое спасибо. (смех)