Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость — страница 7 из 9

20 января 2004

Ты здесь ради тотального расслабления

Чарльз: Думаю, завтра все будут в смирительных рубашках.

Джеймс: Мы уже в них!

Карл: Тебя приводят в порядок. С помощью Джин шин джитсу. Это материальное искусство по приведению людей в порядок.

Тереза: Материальное искусство?

Карл: Материальное. Оно приводит в порядок материю. Даёт мне очень много сил. Готовы?

Антонио: Готовы. Не знаю, к чему, но готовы.

Карл: София?

София: Только один вопрос: где я могу найти пейот? (смех)

Карл: Для себя?

София: Да, почему бы нет? Подходящий момент! (громкий смех)

Карл: «Я созрела для пейота».

Франческо: Я созрел для всего.

Карл: Посмотрим, созрел ли для тебя пейот.

Франческо: Возможно, новости хорошие.

Карл: Ладно. Не важно. (шумы на заднем фоне) Опять кто-то умер или что? Барабаны. Ага, процессия с музыкой к погребальному костру.

Георг: Ты знаешь, где находятся погребальные гхаты?

Лиз: В Варанаси.

Георг: Да нет, здесь.

Карл: Лиз снова счастлива.

Лиз: О да. Я дома. И меня можно снова резать на куски — обожаю это!

Карл: Готова снова превратиться в отбивную! Если не будет серьёзных вопросов, то я так и буду валять дурака.

Антонио: Давай, продолжай.

Женщина: Продолжай!

Антонио: Ничего страшного. Всё в порядке.

Карл: У меня тоже. Просто на случай, если у кого-то есть что-то посерьёзнее. Серьёзный вопрос всегда может сработать, как спусковой крючок.

Антонио: Это правда. На серьёзный вопрос можно потратить аж более двух часов.

Карл: На лёгкий вопрос!

Антонио: Да, на лёгкий вопрос тоже.

Карл: Всего лишь один простой, лёгкий вопрос сегодня!

Тереза: Слушай, Карл. Знаешь, что происходит, когда я встречаю разных друзей из прошлого? Очень многие из Лакнау [где жил Пападжи] удивляются: «Зачем тебе снова сидеть с кем-то?» Я думала об этом, и я не чувствую, что мне снова нужно сидеть.

Карл: Надеюсь, что так.

Тереза: Это просто для удовольствия. Просто для развлечения. Но затем неожиданно возникают вопросы. «Да, — говорят, — зачем тебе нужно сидеть с кем-то?»

Карл: Потому что для них это в прошлом. Они освободились от своей зависимости и говорят теперь: «Почему ты всё ещё зависима?» Они думают, что избавились от своей зависимости. Это как курильщик, который бросил курить и теперь говорит: «Ты всё ещё куришь? Так и не получилось бросить? Посмотри на меня!»

Лиз: Я и сама об этом думаю. Но мне кажется, что если я буду сидеть, то это проникнет как-то поглубже. Возможно, мне нужно слышать это снова и снова, ведь это проникает глубже. Помогает мне становиться спокойнее. Не знаю, зависимость ли это. Мне всё равно. Это работает.

Карл: Ну, я всегда говорю: когда ты смиришься с тем, что зависимость никогда не исчезнет, то что тогда? Тебе нравится зависимость?

Лиз: Да.

Карл: И ты не будешь гордиться её преодолением. Ты никогда не преодолеешь зависимость от Самоисследования. Самоисследование — это природа сознания. Избавляться не от чего. И тогда вопрос «Кто я?» становится развлечением, ведь ты не ждёшь никаких инсайтов, или ответов, или ещё чего-то. Это и есть «Кто я?». Собственно, это здесь и происходит. «Кто я?» без ожидания результата. Это прикольно. Становится очень легко, это расслабляет и успокаивает. Потому что покой уже здесь — такой покой не является идеей. И что?

Моника: Мы могли бы делать это в одиночку.

Карл: Ты никогда не остаёшься одна, дорогая моя.

Моника: С собой.

Карл: С какой «собой»? (смех) Я со мной можем делать это в одиночку. Я, я и я. Мы можем делать это в одиночку. В Германии есть футболка с надписью на груди: «Я шизофреник», а на спине: «Я тоже». «Я мог бы сделать это один. Только я». Ты здесь одна. Кто здесь?

Моника: Да.

Карл: Есть кто дома? (смех)

Моника: Я чувствую себя, как двоечница в школе.

Карл: Надеюсь.

Моника: Я слышу это на протяжении двадцати лет.

Карл: Sitzenbleibe, haengenbleibe[49].

Моника: Ага, genau![50]

Тереза: Я не вижу разницы. Например, мои друзья постоянно торчат в горах, и для них гора — не проблема, но вот сидеть с кем-то — это уже из серии: «Тебе ещё не надоело?» Но я не вижу разницы. Ты — это гора.

Карл: Понятия не имею. Дай им посидеть один раз, и они будут сидеть снова и снова. Как и ты — сидеть, и сидеть, и сидеть. Это сидячая забастовка. Тебе нужно высидеть. Только тебе никогда её не высидеть: это сит-ин[51].

Мэри: Это хэппининг.

Карл: «Сколько лет мне нужно сидеть в забастовке, оставаясь заключённым, прежде чем меня освободят из этой тюрьмы?» Но людям сначала нужно почувствовать себя заключёнными, и уж потом они выходят и говорят: «О, теперь я освободился из тюрьмы!» Но снаружи такая же тюрьма, что и внутри. Ты не можешь убежать от того, что ты есть. Одна идея — о пребывании заключённым, а другая — о пребывании «исключённым». Как ни крути, это психушка. Есть внутренняя, есть внешняя. Да вся вселенная — это психбольница, нравится тебе это или нет. А ты — единственный пациент. (смех)

Лиз: Это слишком жёстко, слишком грубо.

Карл: Слишком грубо. (с улицы доносится стук молотка) О, сегодня у нас много звуков. Долблю не я один? Есть коллеги! (смех)

Лиз: Внешнее отражает внутреннее.

Карл: Да? Всё из-за тебя!

Лиз: Потому что я верю в это? Ах, проблема.

Карл: Проблема. Замечательно. Что делать?

(стук молотка прекращается)

Лиз: Видишь, я прекратила. Я прекратила стук.

Карл: Так это ты? Спасибо.

Лиз: Через минуту они снова начнут. (стук молотка снова начинается, смех)

Франческо: Уберите их.

Карл: Или привыкните к ним. Всё в порядке?

Каатье: Ты мог бы подробнее рассказать о времени?

Карл: О, это сложно. Сначала нам нужно найти время, а потом уж мы сможем поговорить о нём.

Каатье: Потому что иногда мы говорим «время летит» или «времени нет».

Карл: Кажется, что времени нет, а потом опять возникает течение времени. Медленное движение и скорость. Так о чём вопрос?

Каатье: Я этого порой не понимаю. Некоторые люди могут сказать, что случится, а потом это случается. Иногда я что-то переживаю и говорю: «Я была здесь раньше. Я испытывала это раньше». Каким образом я это знаю?

Карл: Если ты сконцентрируешься на этом, то, возможно, сможешь получить ответ. Я понятия не имею. Если тебе это интересно, сконцентрируйся на этом и тогда, быть может, найдёшь ответ. Потому что для Того ответ будет. Но тебя интересует, есть ли судьба или нет?

Каатье: Иногда я уверена, иногда нет. Иногда я просто знаю, иногда вообще не знаю. Это сбивает с толку.

Карл: Да, надеюсь.

Каатье: Да. Да!

Карл: Вопрос в следующем: кто хочет знать это? Кому необходимо знать, почему всё так и так? Кто сбит с толку и кому нужно знать, кто хочет контролировать с помощью знания?

Каатье: В том-то и дело. Я хочу контролировать.

Карл: Конечно. Тебе хочется, чтобы всё было по-твоему. Такова личность. Таково функционирование личности, которая хочет контролировать будущее, потому что было прошлое и всё такое. Существуют различия, и различия должны быть выявлены, потому что то, что ты знаешь, — это твой друг, а что не знаешь — твой враг. Ты хочешь знать всё, потому что хочешь подружиться со всем на свете. Потому что, если вокруг тебя будут одни друзья, сама ты сможешь расслабиться. Тогда закончится война. «Когда я полностью познаю всё, что есть, то, зная и контролируя это, я буду в ответе за всё, буду контролировать себя, буду царём вселенной». Это аватар-тренинг, который предлагают в некоторых местах.

Каатье: Я вообще ничего не контролирую.

Карл: Я сижу здесь для того, чтобы ты увидела, что быть бесконтрольностью — это рай. Всякая твоя идея о контроле контролирует тебя. Поэтому в той же мере, в какой ты хочешь контролировать время, время контролирует тебя. В тот момент, когда ты направляешь на это своё внимание, всё, что ты хочешь знать, всё, что ты хочешь контролировать, контролирует тебя.

Каатье: Это верно.

Карл: Поэтому, даже когда речь идёт о знании… если ты сконцентрируешь всё своё внимание на Я — ведь то, что ты хочешь контролировать, — это Я, — тебя будет контролировать твоё желание познать себя. Это страдание. Оно им как бы нафаршировано, это желание.

Каатье: Желание.

Карл: Но что делать? Как ты можешь не желать этого? Ведь ты так жаждешь того, чтобы быть Тем, которое ты жаждешь. И из этой жажды возникают все попытки контролировать То. Ты же предпринимала их так часто, у тебя так много опыта в попытках контроля, хотя конец всегда оборачивался страданием.

Каатье: Да.

Карл: Потому что в тот момент, когда ты хочешь контролировать себя, ты отделяешься от того, что ты есть. Ты делаешь всё что угодно, чтобы контролировать объект твоего контроля. Таким образом, ты превращаешь себя в объект знания, в объект времени, в объект чего угодно, а это страдание. Так как же остановить это страдание?

Каатье: Как остановить это страдание? Даже сегодня утром мы это делали. (смеётся) Смешно! Я вижу, что это безумие, и всё равно делаю.

Карл: Она спросила: «Почему я всё ещё сижу здесь?» Когда отсутствует «потому», отсутствует цель, то это весело. Это просто расслабляет и успокаивает, если делаешь это без ожиданий. Жизнь становится самой медитацией.

Франческо: Расслаблением?

Карл: Роскошью.

Франческо: Ты сказал ей расслабиться?

Карл: Роскошь расслабления.

Франческо: Такого нет в моём вокабуляре! (смех)

Карл: Запиши.

Франческо: Я не знал, что пришёл сюда расслабиться.

Карл: Ты здесь для тотального расслабления.

Франческо: Ты уверен?

Карл: Да!

Франческо: И ты говоришь мне об этом сейчас?

Карл: Два месяца спустя я говорю ему, почему он здесь сидит.

Франческо: Обычно я в депрессии. Теперь я расслаблюсь.

Карл: Но тебе нужно пройти через угольное ушко, чтобы достичь того полного расслабления. До того будет депрессия. Тебе нужно стать очень маленьким.

Франческо: Теперь я расслабился. Теперь я знаю.

Группа: О!

Франческо: Да, мне это нравится. (смех)

Карл: «Я люблю свою депрессию».

Франческо: Мне она нравится. (смех)

Карл: Сострадание.

Франческо: Да. И не говори!

Карл: Цветение сострадания.

Франческо: Да, я знаю.

Карл: Ты будешь уменьшен до предела. А когда ты уменьшен до предела, то ты — пустота и полнота. В этом полностью отсутствует идея о том, чем ты являешься и чем не являешься. И когда ты уменьшен до наготы бытия, то угольного ушка больше нет, ничего нет. Больше нет второго, больше нет идеи о тебе и других, и это — тотальное расслабление. Ради него ты здесь и сидишь.

Франческо: То есть это значит, ты мне помогаешь.

Карл: Нет, я тебе не помогаю.

Франческо: Кто это делает? Зачем я прихожу сюда?

Карл: Ради Того ты приходишь сюда, а не для того, чтобы тебе помогли. Чтобы освободиться от идеи «помощи», ты здесь сидишь.

Франческо: Но внутри есть помощь. Возможно.

Карл: Возможно? Он всегда стремится оскорбить меня. Он мне говорит: «Ты мне помогаешь». (смех) Я говорю тебе снова и снова.

Франческо: О, начинается «снова и снова»!

Карл: Снова, снова и снова. Нечего достигать. (смех) Звучит хорошо, а? Я говорю тебе снова, снова и снова, что нечего достигать. Gaehnen в немецком означает «зевать». Zum Gaehnen[52] — снова, снова и снова. Достигать нечего.

Франческо: Можешь повторить? Я кое-чего не понимаю. (смех) Я упустил последнюю часть.

Карл: Последнюю часть ты упустил.

Франческо: Я запишу.

Карл: Запишешь. И тогда должен будешь повторить это сегодня тысячу раз.

Франческо: О да, это садхана! (смех)

Карл: Это сделает тебя счастливым. «Ах, он дал мне что-то сделать! Я ему нравлюсь! Я могу что-то сделать».

Франческо: Ты даёшь слишком много свободного времени.

Карл: Это хорошо?

Каатье: Хорошо.

Карл: Время пришло. (оба смеются) Теперь медленно: снооооо-ваааа. О'кей. Есть какие-нибудь вопросы?

Ничто не должно исчезнуть, чтобы ты был Тем, что есть

Джеймс: У меня вопрос о том, что ты только что сказал — что достигать нечего. Я вижу, что, с твоей точки зрения Я, достигать или терять нечего, но если мы возьмём точку зрения индивида, то есть что терять, не так ли?

Карл: Да, пребывание индивидом.

Джеймс: Точно.

Карл: Но ты считаешь, что он должен исчезнуть ради Того, которым ты являешься.

Джеймс: Нет, он не должен исчезать ради Того, которым ты являешься. Но из-за чувства индивидуальности он должен исчезнуть, чтобы наступил покой.

Карл: Нет, он должен быть. Идея о том, что индивидуальность должна исчезнуть, позволяет индивидуальности остаться. До тех пор пока ты пребываешь в идее о том, что индивидуальность должна исчезнуть, ты можешь оставаться в качестве индивида. Такова система выживания.

Джеймс: Это я понимаю.

Карл: Это всё тот же вор, который становится полицейским.

Джеймс: Всё та же история.

Карл: Всё, что бы он ни делал, — это желание выжить. Любая техника, которую ты практикуешь, все тапасы, садханы, всё, что бы ты ни делал, — это техника по выживанию. Будучи призраком, ты говоришь: «Я должен быть важным. Если я не буду важным, я не буду существовать. Поэтому я сделаю себя важным, сделав важными техники по избавлению от самого себя. Дабы я мог сказать: „Я должен уйти, я могу остаться“».

Джеймс: Да.

Карл: Потрясающе.

Джеймс: Это здорово.

Карл: Очень здорово.

Джеймс: Значит, это учение о том, что достигать нечего, некуда идти, нечего делать…

Карл: В этом смысле — для того, чем ты являешься. Но во всех других смыслах… если ты хочешь стать миллионером, например, то тебе нужно делать, тебе нужно очень много работать.

Джеймс: Но я думаю, что многие люди воспринимают это учение — «нечего достигать, некуда идти, нечего делать» — с точки зрения индивида.

Карл: Они хотят сделать его частью повседневной жизни.

Джеймс: У них есть интеллектуальное понимание, и поэтому они думают, что этого достаточно.

Карл: Нет проблем.

Джеймс: Это не проблема. Я знаю. Проблем нет.

Карл: Проблемы есть, но они не образуют проблему. Есть различия, но они ничего не меняют. В этом, подобном сну, индивидуальном бытии существуют все виды проблем, и действий, и пониманий, и концепций, и все они обязаны этой первичной концепции «я». И они будут всегда.

Как видишь, после Иисуса, Будды, всех этих просветлённых мир продолжает функционировать так, как он функционирует. Со всеми этими индивидуальными идеями сновидческих персонажей, живущих или не живущих своей повседневной жизнью, во времени или вне времени — всё это продолжается, продолжается и продолжается. Вместе с учёными мужами, учителями и учениками — всё это продолжается, продолжается и продолжается. И никогда не остановится. Потому что это даже не начиналось.

Красота всего этого в том, что ничему не нужно останавливаться, ничему не нужно случаться, ничто не должно быть изменено ради того, чтобы ты был Тем, которое есть то, что есть ты. Поэтому, здесь и сейчас, мы и говорим о Том, которое есть. Ничто не должно исчезнуть, даже это «я», ни одна идея об утреннем пробуждении. Для Того не существует опасности. Просто расслабься. Никто ничего от тебя не хочет, даже как от индивида. Ты можешь быть абсолютно индивидуален; ничто не должно исчезнуть для этого. Тот, кто говорит, что что-то должно исчезнуть, и есть тот маленький дьявол внутри, который всегда твердит, что тебе нужно что-то делать.

Джеймс: О'кей, до этого разговора я думал, что на самом деле нет никакого индивида — ни здесь, ни где-либо ещё, а только кажется, что есть, и что это чувство индивидуальности ничего не может сделать, чтобы избавиться от чувства индивидуальности, и, тем не менее, чувство индивидуальности может исчезнуть, если так предопределено судьбой. А теперь я услышал, как ты говоришь, — так я понял, — что чувство индивидуальности вообще не должно исчезать ради, скажем, свободы.

Карл: Именно так.

Джеймс: Ну, ещё несколько минут назад я этого не знал, и, похоже, это стоит более подробного исследования.

Карл: Это просто, когда ты видишь, что всё, что есть, есть то, что есть ты. Ты — это То, которое есть Абсолют. Существует чувство индивидуальности, хотя никого нет. Это парадокс. Есть абсолютное чувство индивидуальности, но никто им не обладает; в Том не существует обладания моим чувством индивидуальности. Есть просто один аспект бытия в качестве того, что я есть, в качестве Я, выражающего себя посредством чувства индивидуальности. Но даже оно в абсолютной степени является Сердцем.

Всё, что есть, есть Я, или Сердце. Как бы ты ни назвал его и ни обрамил, тебе не избавиться от Того. Ты не можешь избавиться от того, чем ты являешься. И это чувство индивидуальности часть твоей бесконечной природы. Здесь нет ничего неправильного или правильного. Это просто единое переживание, единое Я-переживание, которое ты переживаешь с собой. С этим ничего невозможно сделать или не сделать.

Даже то ощущение, что индивидуальность как концепция должна исчезнуть, должно иметь место. Это другая часть Я-переживания. Оно продолжается, продолжается и продолжается, как цепная реакция сознания, концепции, творящей другую концепцию, творящей другую концепцию или переживание — назови это, как хочешь. Всё это — переживания Того, которое есть Я, переживающее себя, реализующее себя в бесконечных возможностях. Иногда индивидуально, иногда личностно, иногда безличностно, иногда вообще как-то иначе.

И единственное, на что я указываю, — это на отсутствие выхода. Ты не можешь избежать ни единого аспекта своей бесконечной природы. Чувство индивидуальности — один из аспектов этой абсолютной природы, которой ты являешься. Этот Абсолют есть всё, ибо Абсолют — всё, что есть. Поэтому даже аспекты так же абсолютны, как и То, от которого они происходят.

Даже отражение — это абсолютное отражение того абсолютного, бесконечного солнца, которым ты являешься, — Я. А для солнца, поверь, ничто не должно исчезнуть, поскольку солнце не знает тени, отражения — ничего. Оно просто есть, как оно есть. Целостное и недвижимое, столь же недвижимое, как То, которое есть солнце.

А тень продолжает носиться с идеей о том, что тень должна исчезнуть. «Тень должна исчезнуть, тень должна исчезнуть!» Это бесконечный танец тени. Но найди того, кому нужно, чтобы она исчезла.

Не обнаружив себя ни в одном из этих подобных фильму переживаниях, ты становишься абсолютным переживающим, в котором обособленный переживающий просто часть переживания. Поэтому абсолютному переживающему вообще никогда не требовались никакие изменения. Ничто никогда не происходило с Тем.

Но для подобного тени переживающего тени всегда будут изменяться; идеи, точки зрения, всё, что ты думаешь, — каждую минуту в них происходят изменения. В один день ты думаешь: «О, я должен уйти», на следующий день: «Может быть, я могу остаться». Это всегда будет меняться. Но, вопреки изменению, вопреки личностному и безличностному, ты есть. Это часть изменения. Переход от отождествления к разотождествлению и даже к осознанности — всё это часть страны теней. Всё это страна сновидений.

Джеймс: Это всё равно тень.

Карл: Даже свет осознанности является тенью. Даже переживание этого света — тень. Для Того, которое есть Сердце, не существует переживания света, потому что То, которое есть сам свет, не знает света.

Поэтому первое переживание света уже есть зеркало. Это отражение Абсолюта. Но этот Абсолют может пребывать в тотальной темноте, потому что эта тотальная темнота подобна невозможности переживать себя. Это абсолютное непереживание, несобытие. Чем бы ни было первое событие в качестве осознанности, оно уже отражение того абсолютного несобытия. Что бы ни происходило затем от Отца, Святого Духа и Сына, все эти отражения — они никогда не изменятся. Или — они изменяются, но потому, что они изменяются, они не изменятся. То, о котором мы говорим, всегда пребывает «вопреки», никогда «благодаря». Все слова о том, что что-то должно измениться, чтобы ты смог быть тем, что ты есть, — часть концептуальной рамки.

Джеймс: Но я за то, чтобы у индивидуума была свобода.

Карл: Представь себе, что свободе потребовалось бы, чтобы ты исчез ради того, чтобы свобода могла быть! Что бы это была за свобода?

Джеймс: М-да, очевидно.

Карл: Какого рода свободу ты ищешь? Относительную свободу, которую ты мог бы положить в карман? Благодаря исчезновению «тебя» ты будешь свободен?

Джеймс: Думаю, это то, что все мы ищем.

Карл: Но раз ты — это То, которое есть свобода, то, ища свободу, ты ищешь идею «свободы» и делаешь себя объектом желания, свободы. И тогда ты попадаешь в ловушку всей этой истории с желанием.

Джеймс: Мы все в ней находимся, так ведь?

Карл: Но представь себе, что ты мог бы обрести свободу. Тогда бы ты засунул её в одну из своих концепций. Это была бы твоя свобода. И что бы это была за свобода? Она была бы собственностью Джеймса.

Джеймс: Нет, нет, хорошо. Есть понимание того, что свобода не может быть достигнута никем, но, вопреки этому, некоторые индивиды, насколько мы можем судить…

Карл: Никогда!

Джеймс: …прошли через переживание свободы…

Карл: Невозможно пережить свободу. Это не переживание. Это абсолютное отсутствие переживающего, который переживает то, что может быть пережито. Это тотальное отсутствие отсутствия переживания.

Джеймс: Пусть так. Значит, определённые индивиды…

Карл: Что?

Джеймс: (со смехом) То, что ты только что сказал… (смех)

Карл: Этого никогда не случалось. Этого никогда не случалось ни с кем.

Джеймс: Да, я это понимаю.

Карл: Ты понимаешь? (смех усиливается)

Джеймс: Типа того.

Карл: Типа того? Это слова Будды или слова Раманы. Они говорят одно и то же: этого никогда ни с кем не случалось. Поскольку Я всегда реализовано, всё, что не является Я, будучи отражением, никогда не сможет реализовать То, которое есть Я.

Джеймс: И все мы являемся Я.

Карл: Ты не являешься Я. Ты не можешь быть Я. Сама идея «бытийности» — уже слишком много. Абсолютное бытие должно быть абсолютным отсутствием всякой идеи бытия или небытия, даже представления о бытии. Поэтому твоя «бытийность» — это всё равно слишком много. Даже безличностное бытие — это слишком много, потому что всё равно остаётся отделённость от личностного бытия. Ты всё равно отделён.

Всё, чему ты даёшь определение, всякое «моё бытие» или «я отбрасываю» и так далее, всё, что ты делаешь, является отделённостью. Всё, что ты делаешь ради Того, которое есть ты, является отделённостью. Но ты не можешь отделить себя от себя.

Поскольку ты никогда не терял себя и не можешь потерять, то никогда не будет никакого выхода из того, чем ты являешься. Так делай это. Это прикольно. Поэтому я говорю, что разговоры об этом абсолютно бесполезны, но это прикольно. Это развлечение. Только оно ничего не даст.

В том-то и красота этого развлечения. Можно наслаждаться им, потому что в нём нет тяжести, нет значимости, потому что оно совершенно бесполезно. Оно ничего не может дать тебе.

Это действует расслабляюще. Следующий момент ничего не может добавить к тому, чем я являюсь. Поэтому, раз я ничего не могу получить, я ничего не могу потерять. Никоим образом. Так что, будь этим или не будь. Кого это волнует?

Ты никогда не освободишься от свободы

Томас: Карл, когда ты это говоришь, мне по меньшей мере кажется, что это базируется на чём-то другом, нежели если бы это говорил я.

Карл: Возможно.

Томас: Я мог бы сказать то же самое, но, похоже, есть разница.

Карл: Потому что ты предпочёл бы говорить, исходя из переживания.

Томас: Ну, не об этом речь. То, из чего ты говоришь, явно не является тем же, из чего говорю я.

Карл: Мы можем поговорить о том, из чего я говорю.

Томас: Так из чего ты говоришь?

Карл: Понятия не имею. (смех)

Томас: Это уход от ответа. Так нечестно.

Карл: Нет, собственно, это то, что есть. Тотальное отсутствие всякого представления о том, откуда это приходит или откуда не приходит.

Томас: Но даже это базируется на чём-то. У меня этого нет.

Карл: Это базируется на незнании, а не на переживании. Это базируется на том несобытии, на непроисходящем.

Томас: Это я тоже могу сказать.

Карл: Ага, скажи!

Томас: Но это не одно и то же. Я имею в виду, должно быть что-то — не важно, говоришь ли ты, что это произошло или не произошло, — что обнаруживает разницу… даже если, возможно, разницы и нет.

Карл: Абсолютная разница в том, что для Того, которым я являюсь, ни в чём нет разницы. Ты сидишь здесь, потому что думаешь, что это что-то изменит. Но здесь находится Абсолют, для которого никогда ни в чём не было разницы. Но ты по-прежнему пребываешь в идее, что что-то изменится, если это будет здесь.

Томас: Но если я по-прежнему пребываю в этой идее, это предполагает, что когда-нибудь в будущем я не буду в ней пребывать.

Карл: Может быть, ты не будешь пребывать в идее. Да. Почему бы нет?

Томас: Но это ничего не изменит.

Карл: Опять-таки, это ничего не изменит. Когда я смотрю на тебя, являясь Тем, которым являешься ты, разницы нет. Кругом одна свобода. Нечему появляться, нечему исчезать ради Того, которым ты являешься.

Томас: Но ведь какая-то разница должна быть, потому что я не вижу этого в тебе.

Карл: Я ничего не вижу в тебе, потому что я не знаю тебя. Я не разговариваю с призраками.

Томас: Хорошо. Но я разговариваю.

Карл: Да, ты находишься в стране призраков. Ты направляешь внимание на страну призраков, а я направляю внимание только на То, которое есть.

Томас: Так в этом разница или нет?

Карл: В этом разница, но она ничего не меняет.

Томас: Ну, это-то я понимаю, но…

Карл: Разве это не красота? Существует вся эта разница. Ты смотришь из разницы между «мной» и «другими», а я смотрю из абсолютного её отсутствия. Но разницы никакой.

Томас: Для тебя! (смех)

Карл: Нет, для этого бытия, о котором я говорю, для этой свободы разницы нет. С точки зрения индивидуума разница чертовская, конечно. Но всё равно нет никакой разницы.

Франческо: Да, то, что ты говоришь, очень ясно — очень, очень. (целует кончики пальцев) Но…

Карл: Что?

Франческо: Для тебя. Для меня это только мастурбация. Большая мастурбация. Постоянно. (смех)

Карл: Как я всегда говорю…

Франческо: Я прихожу только за этим.

Карл: Он приходит за мастурбацией. Он брахмачари.

Франческо: Может быть. Некоторые люди так мне говорят.

София: Я кое-что не понимаю. Ты сказал, что может быть чувство индивидуальности при отсутствии «кого-либо».

Карл: Почему нет?

София: Как можно обладать чувством индивидуальности, когда никого нет?

Карл: Это было раньше и почему что-то должно измениться? Как говорил Нисаргадатта в свои последние десять дней — о них есть маленький буклет, — даже в последний день, за час до смерти, он сказал, что его покидают последние следы индивидуальности. Что бы ты сказала об этом?

София: Это и есть никто?

Карл: Больше или меньше чувства индивидуальности — почему нет?

София: Но в таком случае кто-то есть.

Карл: Да, конечно, есть абсолютное одно!

София: Нет, ты сказал, что нет никого.

Карл: Какого «никого»? Нет личности. Но остаётся Абсолют. Поскольку ты являешься им, разницы нет. Ты — всё тот же Абсолют, который думает, что есть маленький абсолют, маленькое «я». Но это всё тот же Абсолют. Разницы нет. Что?

Франческо: Я ничего не знаю! Я ничего не знаю. Ты знаешь. Я не знаю. Какая разница? Я не знаю. Для меня это одно и то же. (смех)

Карл: Зачем этому исчезать? Для кого это должно исчезнуть? Кому надо, чтобы что-то исчезло?

София: Но ты всё время говоришь, что не должно быть никого!

Карл: Да, но одно всё равно есть. Даже когда никого нет, всё равно одно есть.

София: С абсолютной точки зрения, да.

Карл: Нет. Есть абсолютное Я, но оно не знает Я. В этом смысле никого нет.

София: Но тогда нет индивидуальности!

Карл: В этом смысле никого нет. Тем не менее существует отражение Того, которое есть. Пока есть это тело, есть ощущение индивидуальности.

Лиз: И то, что ты говоришь, является частью Я, — это ощущение.

София: А потом ты говоришь, что никого нет. Ты говоришь: «Я никого не вижу».

Карл: Есть, потому что я вижу подобные теням формы, но сущность этих форм является тем, чем являюсь я. Разницы нет.

София: О, ладно.

Карл: Что «ладно»?

София: Что я могу сказать? Ничего.

Лиз: Я так понимаю, ты говоришь: то, что находится внутри индивидуальности, является частью Я.

Карл: У Я нет частей.

Лиз: Это тень Я. Она будет присутствовать в любом случае, знаешь ты Я или нет. (молчание) Нет.

Карл: Я просто указываю на то, что знание об этом ничего не изменит, поскольку нет никакого преимущества в познании себя.

Лиз: О'кей.

Карл: Но в этом отсутствии преимущества есть отсутствие недостатка. В знании и незнании ты есть, что ты есть. Я говорю об абсолютной свободе от зависимости от знания или незнания. Я не говорю о неком знании о себе, потому что оно по-прежнему было бы зависимостью. Вопреки знанию и незнанию я есть, что я есть, не «благодаря» этому.

Лиз: О'кей.

Карл: Я всегда говорю об этом. Вопреки индивидуальности, личным или безличным переживаниям, я есть, что я есть.

Лиз: И вопреки привязанности, вопреки желанию я есть, что я есть. Несмотря на это.

Карл: Как я говорю, существуют все эти различия, каждый данный момент, различия в переживаниях, но разницы никакой. Так что наслаждайся различиями, потому что разницы никакой! Только потому, что ты думаешь, что следующий момент что-то меняет в том, что ты есть, ты делаешь это значимым. Ты делаешься самозначительной. Тогда ты становишься очень тяжёлой и очень важной.

Лиз: Сад или сатсанг. Не важно. Ты есть, что ты есть. Вот и всё.

Карл: Это развлечение. Наслаждайся им!

Лиз: Наслаждайся садоводством. Наслаждайся сатсангом.

Карл: Ты не можешь не наслаждаться им.

София: Наслаждайся отделённостью и т. д.

Карл: Потому что даже в отделённости ты не можешь быть отделённой, вот и всё. Ты не можешь отделиться от того, что ты есть.

София: Но если дело только в понимании, тогда…

Карл: Что? Всё всегда начинается с этого понимания, с понимания Святого Духа, «я есть». Это может начаться с вертикального понимания, вопреки горизонтальному пониманию появления и исчезновения, переживаний. Это вертикальное понимание духа — с него всё начинается.

София: Между вертикальным и горизонтальным происходит встреча.

Карл: Встреча. Это всегда сейчас. Встреча сейчас.

София: Значит, в пространстве и времени это — сейчас, сейчас, сейчас.

Карл: Нет. Есть вертикальное Сейчас и горизонтальная вечность. В центре находится Сердце этого Сейчас и вечности, которое является вечным Сейчас. Этим вечным Сейчас ты являешься в своей сути. Это вечное Сейчас есть то, что есть ты, Сердце бытия, наготы. И из этой наготы возникает горизонтальная вечность и вертикальное Сейчас. И ты не можешь выйти из этого. (тишина) София теперь рассердилась.

София: Нет, нет. Это не гнев. Другое.

Карл: Что это?

София: Я не знаю.

Карл: Пресыщение?

София: Я не знаю.

Джеймс: Карл, ты мог бы сказать, что говорил очень ясно о чём-то, чего мы не можем понять?

Карл: Надеюсь, что нет.

Джеймс: Ладно. Ты мог бы сказать, что говорил неясно о чём-то, чего мы не можем понять?

Карл: Надеюсь, что нет. (смех)

Джеймс: Надеешься, что нет.

Карл: Я вообще не говорю о том, о чём я не могу говорить.

Джеймс: Мы можем понять, что ты говоришь?

Карл: Нет.

Джеймс: Нет. Спасибо.

Франческо: Смешно.

Тереза: А что плохого, если мы понимаем?

Карл: Ничего. Но ты всё равно не понимаешь.

Джеймс: Ты не можешь понять.

Карл: Но в этом снова красота, когда ты абсолютно видишь, что, вопреки пониманию или непониманию, ты есть. Ни одно понимание не сможет сделать тебя тем, что ты есть, и ни одно непонимание — изменить это. Чего, чёрт возьми, ты ищешь?

Франческо: Почему ты говоришь мне это?!

Карл: Почему бы нет?

Франческо: Да, почему? Если у меня это есть, зачем ты приходишь сюда? Зачем ты проводишь здесь своё время, а я провожу своё время за этим скучным сидением?

Карл: Я сижу здесь, потому что здесь сидит «почему нет». Ты сидишь там, потому что там сидит «почему». Это встреча «почему» и «почему нет».

Франческо: Да, но почему я постоянно в этом нуждаюсь? Почему мне нужно, чтобы ты говорил мне: «Ты есть, ты есть». Ты есть кто? Ты есть…

Карл: (лает собакой) Гав-гав-гав!

Франческо: …глупое «я»! Это очень глупое «я». (смех) Нет, сегодня утром я не верю в то, что говорю тебе.

Карл: Нет, Я не глупо.

Франческо: Я очень глуп.

Карл: Сознание глупо.

Тереза: Сегодня утром он был зол на Я! (смех)

Франческо: Я проклинал всё. Ты глупый мальчишка!

Лиз: «Глупый» — это концепция.

Франческо: Я в это не верю. Кому нужен этот вздор? Кому нужна эта игра? Кому?!

Карл: Тебе.

Франческо: Кому?

Карл: Тебе.

Франческо: Я не верю. Я продолжаю выполнять садханы, и от садхан толку нет, потому что садхана — это не то, что я есть. Но в то же самое время я не знаю, что я такое. Хотя я знаю, потому что я есть. (смех) Ты мне говоришь, что мне ничего не нужно, но в то же самое время мне нужно приходить сюда, чтобы ты говорил мне, что мне ничего не нужно!

Карл: Но это же свобода!

Франческо: Но я не знаю, кто свободен. «Но я же свободен!» (с сарказмом) О, потрясающе. (смех)

Карл: В этом же красота свободы.

Франческо: Это очень полезная информация.

Карл: Я всегда тебе говорю. Самоудовлетворение.

Франческо: Нет, нет. Это всего лишь мастурбация. «Только не пиши». О Боже, я хочу написать, но нет. Всё время!

Карл: После космического оргазма он будет счастливее, пребывая в постоянной мастурбации. (смех)

Франческо: Но в то же самое время я не хочу прекращать этого.

Карл: Я знаю.

Франческо: Это совершенное безумие. (смех)

Лиз: И я должна сказать, что обожаю то, как ты говоришь от лица моей фрустрации. Спасибо тебе.

Франческо: Ах, это только начало. (громкий смех) Каждый раз, когда ты говоришь мне: «Ты свободен» (изображает задыхание), это ужасно.

Карл: Я никогда не говорю, что ты свободен.

Франческо: О, ну, что-то в этом духе. Кто свободен? Это чересчур.

Карл: Ты никогда не будешь свободен.

Франческо: О'кей. Спасибо, потому что я не мог принять решения. (смех)

Карл: Я постоянно говорю тебе, что выхода нет. Как может свобода быть свободна — от чего? Ты никогда не будешь свободен от свободы.

Франческо: (выпячивая грудь) Больше. Дай-ка мне больше. Пожалуйста! (смех; Карл делает вид, что стреляет в него) О Боже.

Карл: Ага. Это шутка, совершенно. Вроде свободы, ищущей свободу. Это шутка вселенной. Постоянно.

София: Ты единственный, кто видит это.

Карл: Да ладно!

Франческо: Да ладно что? Что значит «да ладно»?

Карл: Ты просто так сильно влюблён в свою собственную важность, что не можешь этого увидеть. Ты настолько влюблён в себя.

Франческо: Ты это знаешь?

Карл: Да, я это вижу.

Франческо: Я не знаю.

Карл: Ну, я просто тебе говорю.

Франческо: Ты говоришь мне что?! Ты не знаешь, что ты говоришь! Когда я спрашиваю тебя, ты отвечаешь: «Я не знаю».

Карл: Но это я знаю.

Не существует даже одного, способного контролировать второго

Джеймс: Карл, ты влюблён в себя?

Карл: У меня нет никакого понятия о любви или нелюбви, или ненависти, или ещё о чём-то. Я говорю о Том, которое существует до любви и ненависти и всего этого. Нет никакого представления. Есть тотальное отсутствие любви и ненависти и всех этих полярных концепций о себе. Всё это — часть сна.

Этот сновидческий персонаж, Карл, — он может быть влюблён или не влюблён. Для Того, которым является Карл, которое существует вопреки Карлу и никогда — благодаря Карлу, не существует концепций любви или нелюбви или чего-то ещё. Есть бесконцептность всего.

Джеймс: То место, из которого ты пришёл, откуда приходит ощущение чего-либо…

Карл: Это Сердце. Это называется «Сердцем», которое является абсолютным Источником, не имеющим источника.

Джеймс: Тогда как ощущение отождествлённости, которое есть у большинства людей, появляется с этим личностным ощущением себя.

Карл: Потому что они приклеены любовью к этому образу.

Джеймс: Они приклеены любовью к этому чувству?

Карл: Они приклеены влюблённостью в образ самих себя. Я склеено с Я, потому что оно принимает образ себя за второе «я», за реальность. С этого начинается любящий и возлюбленный, и это — начало отделённости. Тогда возникает «я» и другие. Поэтому даже образом божественной истины, божественной любви или чего-то ещё ты отделён от Того. Как бы ты ни определял себя, во что бы ни влюблялся, это отделённость. Потому что для любви требуются двое.

Для Того, которое называют «покоем», не существует второго, нет действия или не действия. Любовь подобна идее о любящем и возлюбленном. Но в покое, этом необъятном покое, абсолютном покое ты не можешь сотворить концепцию о нём, о более или менее высоком покое, к примеру. Есть только покой.

Джеймс: Порой эта склейка кажется не такой клейкой, и наступает покой.

Карл: Поэтому это называется «расщеплённой секундой». Благодаря этой расщеплённой секунде ты выпадаешь из любви. И тогда склейка исчезает.

Джеймс: Со мной иногда происходит такая штука во времени, она может длиться дни или недели, — ощущение покоя, ощущение знания.

Карл: Ты просто входишь в единство — из отделённости в единство. Ты выходишь из ненависти, потому что в отделённости ты ненавидишь отделённость. Ты никогда не сможешь принять отделённость. Ты входишь в единство, которое можно назвать «любовью». И тогда ты оказываешься в этой любви — в этом «ах, любовь!».

Джеймс: Но это только переживание.

Карл: Когда ты можешь войти куда-то, ты снова можешь выйти. Это как пинг-понг, знакомый всем. Небеса и ад. Ад — это отделённость, а небеса — единство, и оба существуют благодаря друг другу.

Джеймс: Это всего лишь противоположности.

Карл: Они просто олицетворяют собой полярность небес и ада. Небеса сотворяют ад, а ад творит небеса. Оба взаимозависимы, тотально зависимы друг от друга. Без идеи «небес» невозможен ад; без идеи «ада» немыслимы небеса. Оба абсолютно нуждаются друг в друге. Поэтому «ненависть» и «любовь» тоже идут рука об руку как концепции, как полярности. Когда ты делаешь единство «высшей любовью», а отделённость «адом», ты превращаешь их в крайности небес и ада.

Джеймс: Значит, ни в том, ни в другом нет преимущества?

Карл: Нет. Ты реализуешь себя в единстве, в том, что есть любовь, и ты реализуешь себя в отделённости, которая есть ненависть. Оба происходят из одного и того же Источника, из отсутствия обоих, из Того, которое является осознанностью, Того, которое суть Отец, Источник [Карл поднимает большой палец].

Но с любым источником всегда остаётся вопрос: «Каков Источник этого источника?» И так появляется концепция «абсолютного Сердца» [поднимает кулак], которое первично по отношению к «я»-мысли как первичному «я», Того, которое первично по отношению к «я»-осознанности. Уже с этим представлением о бытии [большой палец] из света возникают «небеса» и «ад» [указательный и средний пальцы], идеи в виде противоположностей.

Это называется «просветлением», если ты переживаешь ту осознанность, которая первична по отношению к небесам и аду [большой палец]. Но даже из этой осознанности ты всегда можешь вернуться. Поэтому говорится, что тебе нужно обладать «осознанностью осознанности». Что даже эта осознанность «я» должна погрузиться в То, которое первично [кулак].

В итоге ты приходишь к абсолютному переживанию того, что ты есть вопреки свету [большой палец], вопреки «я есть»-ности [указательный палец], вопреки «я есть такой»-ности [средний палец]. Это [кулак] существует абсолютно «вопреки» тому постижению, происходящему в расщеплённую секунду, что для Того, которое есть ты, ничто никогда не появлялось и никогда не исчезнет. Нет абсолютно никакой потребности или необходимости в бытии или небытии чего-то, поскольку ты не находишься ни в одной идее или не идее бытия.

Это первое представление о бытии зависит от тебя, но ты — не зависишь. Это свобода, это мокша, только этой мокши ты не можешь достичь — ни осознанностью, ни «я есть»-ностью, ничем — ни путём самадхи, ни путём понимания.

Это является пониманием [большой и указательный пальцы]. От него ты можешь перейти к супер-суперпониманию осознанности [большой палец]. Но даже эта осознанность супер-суперпонимания преходяща. Это [большой палец] уже корень небес и ада. Как же добиться тотального лечения корня — что с ним делать? Поэтому я всегда колочу по этому «вопреки».

Джеймс: Думаю, что кое-что я здесь сейчас понимаю.

Карл: Они тебе завидуют.

Джеймс: Не волнуйтесь, это не окончательное понимание. (смех) В принципе, ничего невозможно сделать для этого [кулак]. Но садхана может привести к этому [большой палец].

Карл: Садхана заканчивается здесь [кулак]. А то, что происходит потом, как и всё до того, обязано Милости.

Джеймс: Я думаю, что здесь много путаницы. Многие люди думают, что это [большой палец] и есть то самое, а садхана способна привести к этому, поэтому давайте делать садханы, кучу садхан.

Карл: Да. Это неплохо. Почему бы нет?

Джеймс: Но это не приводит к этому [кулак].

Карл: Нет.

Джеймс: Ничто не может привести к этому [кулак]. Отсюда и вытекает, что садхана бессмысленна, пустая трата времени. Это витающая в воздухе идея.

Карл: Я знаю.

Джеймс: Я не уверен, что ты говорил это.

Карл: Нет. Ты не можешь не делать садхану. Садхана случится подобно сновидческому переживанию. Ты не можешь избежать того, чем ты являешься. И садханы, тапасы, любые техники — часть твоей реализации. Но просто пойми, что нет никого, кто бы делал это или не делал.

Джеймс: Да.

Карл: Не существует абсолютно никакого выхода.

Джеймс: Ты не можешь попасть туда [большой палец], пока не познаешь это [указательный палец].

Карл: Но отсюда [большой палец] ты всегда возвращаешься обратно.

Джеймс: Многие учителя говорили, что выполнение садхан лишено смысла. Пападжи, например, так сказал. И, тем не менее, в течение долгих лет он делал невероятные садханы.

Карл: Ага. «Кришна, Кришна, Кришна!»

Моника: Он сказал, что потратил время впустую. Это никуда его не привело.

Лиз: Так он сказал.

Карл: Я уверен, что он говорил: «Я не мог избежать этого действия, но я существую не благодаря действию. Я существую вопреки ему. И, тем не менее, я не мог его избежать».

Джеймс: Когда он пришёл к Рамане, Рамана сказал, что это садхана привела его туда, и тогда у Пападжи случилось переживание. Понимаешь, о чём я?

Карл: Одна вещь приводит к другой.

Джеймс: Правильно. Так зачем говорить, что это бессмысленно?

Карл: Внутри этой сновидческой реализации есть смысл, но для того, что ты есть, разницы никакой.

Джеймс: Никакой.

Карл: Но ты приходишь к тому, к чему идти не можешь.

Чарльз: Это имеет значение во сне, но не для Я?

Карл: Даже во сне это не имеет никакого значения, потому что, вопреки пониманию, следующий момент будет таким, какой он есть. Жизнь всегда будет продолжаться, как она есть, не благодаря пониманию. Всё, что есть, есть вопреки любому пониманию, или непониманию, или ещё чему.

Ты не можешь контролировать неконтролируемое, потому что контролировать нечего. Не существует даже одного, способного контролировать второго. И в этом отсутствии второго присутствует тотальная бесконтрольность. И даже во времени, в том, что ты называешь «временем», этот сон не поддаётся контролю, так как не существует сна, который ты можешь контролировать.

Франческо: Так что?

Карл: Что «так что»? Ничего.

Франческо: И так всегда!

Карл: Теперь ты ненавидишь себя, потому что заставил себя делать такое количество всего.

Франческо: Ох.

Чарльз: Ты как-то использовал аналогию с электричеством, которое течёт через лампу, или блендер, или ещё что-нибудь — подобно жизненной силе.

Карл: Но электричество, энергия или сознание — это одно и то же.

Чарльз: Всё правильно. И ошибка думать, что эта штука существует независимо от жизненной силы или электричества.

Карл: Нет. То, что является электричеством, принимает форму информации, но это всё то же электричество. Та бесформенная энергия, вроде сознания, принимая форму информации, не изменяется. Поэтому есть личностное и безличностное сознание. Но даже безличностное сознание, которое есть осознанность в виде чистого сознания, принимает форму безличностного космического сознания или личностного индивидуального сознания. Но это ничего не меняет.

Чарльз: В электричестве?

Карл: В сознании это ничего не меняет.

Чарльз: Понятно.

Карл: Поэтому, какой бы образ и форму оно ни приняло, разницы нет. Это по-прежнему То, которым оно является.

Чарльз: Однако ощущение такое, что для личностного сознания как переживающего разница есть.

Карл: Да, но разницы всё равно нет.

Чарльз: Всё равно никакой разницы. Даже если кажется, что для нас это что-то меняет.

Карл: Существует лишь другая точка зрения на информацию или что-то ещё, но это ничего не меняет. Существуют различные точки зрения. Ну и что?

Чарльз: Это всего лишь точка зрения, которая нереальна.

Карл: Да, и эта точка зрения постоянно меняется. Меняется, меняется, меняется. Ни на одну минуту ты не остаёшься тем же самым человеком. Точка зрения меняется абсолютно каждую минуту. Ты добавляешь что-то к этой точке или занимаешь другую позицию. Сегодня ты за́ войну, а завтра — против.

Чарльз: Сегодня нам хочется сидеть с кем-то, а на следующий день мы думаем, что нам это не нужно.

Карл: Сегодня: «Он величайший мастер, какого я когда-либо встречал», а на другой день: «Вот дерьмо». (смех)

Лиз: Всего лишь ещё один немец.

Карл: Ага. Ты ему поклоняешься, а на следующий день — «ещё один немец». Но мне это нравится.

Всё, что ты делаешь преимуществом, становится для тебя препятствием

Джеймс: Карл, не мог бы ты вернуться к тому, что ты говорил о фильме: никто не может ничего сделать для того, чтобы контролировать фильм, — ты можешь рассказать об этом побольше?

Карл: Фильм уже снят.

Джеймс: Аналогия очень помогает.

Карл: Следующий кадр фильма уже есть. Ты не можешь изменить То, которое уже есть. Эта абсолютная реализация Того, которое есть Сердце, случается мгновенно, но даже тогда ничто никогда не случалось, потому что это так же бесконечно и не имеет начала и конца, как и То, которое является самим Абсолютом. Поэтому следующий момент уже абсолютно присутствует, поскольку нет ничего нового, как и нет ничего старого.

Есть бесконечное Сейчас — абсолютное бесконечное время, можно сказать, со всеми бесконечными формами. Существуют все аспекты, всё, что только может быть аспектом того, что есть бытие. И вертикальное Сейчас в качестве бесформенности всегда здесь. Благодаря «моменту» ты просто рассекаешь его, выхватывая один аспект, один момент из бесконечной манифестации того, что ты есть. И следующий момент уже является частью этой манифестации.

Тебе не изменить эту манифестацию. Она так и называется: мани-фест-ация. Она много-faltig [53], в ней множество аспектов, но она fest[54]. В ней нет движения, нет появления, нет ухода, в ней ничего не происходит.

Все сновидческие события, появления и исчезновения — это твои переживания того, чем ты являешься с бесконечных точек зрения и восприятия, момент за моментом. Так абсолютный воспринимающий, которым ты являешься, воспринимает себя через индивидуальное восприятие — или из некой точки или положения камеры в пространстве, смотрящей в То, которым ты являешься. Мы принимаем сновидческие положения, глядя в То, которым мы являемся, будучи сознанием.

Но ты абсолютно меняешь свою точку зрения в каждый момент времени. Поэтому абсолютное восприятие себя никогда не становится доступно органам чувств. Оно никогда не является частью ощущения, но все ощущения находятся в нём. Ты есть тот абсолютный Источник, в котором разыгрывается время, и все эти идеи, и всё это кино, но ты никогда не становишься его частью. Не важно, каково твоё восприятие, точка зрения или положение камеры, — ты всё равно не являешься частью этого. Ты даже можешь переживать пребывание в этом, ты никогда не пребываешь в этом.

Чарльз: Значит, то, что я воспринимаю в качестве «я», — это всего лишь точка зрения? Но, так или иначе, я стараюсь её укрепить.

Карл: Ты хочешь закрепить её.

Чарльз: Закрепить ради непрерывности.

Карл: Ты хочешь сделать эту личность реальной путём закрепления точки зрения.

Чарльз: Всё так.

Карл: Ты создаёшь историю из «моих» переживаний. Из-за этой маленькой идеи, «я», идеи обладания, влюблённости в этот образ, ты попадаешь в её ловушку.

Чарльз: Такая маленькая.

Карл: Но здесь тоже нет ничего страшного.

Томас: Тогда, Карл, внутри образа фильма — как «расщеплённая секунда», о которой ты иногда говоришь, вписывается в него? Я имею в виду, чем это является внутри фильма?

Карл: Даже это часть фильма.

Томас: Значит, это случается?

Карл: Это случается, но ничего не случается.

Джеймс: Это случается только в фильме!

Томас: Это случается только с фильмом?

Моника: Это взрыв наружу.

Маттиас: Это взрыв внутрь.

Карл: Это всего лишь слово, только выражение чего-то, что невозможно назвать, невозможно обрамить, с этим ничего невозможно сделать.

Томас: Что это за «расщеплённая секунда», или «божественная катастрофа», или как ещё это называется?

Карл: Это есть здесь и сейчас.

Томас: На что ты указываешь, когда так говоришь?

Карл: Я указываю на То, которым ты являешься.

Томас: А расщеплённая секунда?

Карл: Ты и есть эта расщеплённая секунда.

Томас: О! Можешь рассказать об этом побольше?

Карл: Я всегда указываю на То, которое суть само восприятие, в котором появляются все идеи времени и безвременья, и все переживания, но само оно никогда не является феноменом. Я всегда указываю на То, которое не пребывает ни во времени, ни вне времени, которое абсолютно отсутствует во всякой идее, которое всегда — «вопреки». Я указываю на тот абсолютный Источник, которым ты являешься, который есть бесконечная катастрофа! Бесконечная расщеплённая секунда!

Томас: Значит, весь фильм — это расщеплённая секунда?

Карл: Да, в эту секунду, в едином пробуждении, в единой реализации находится всё. Так что эта расщеплённая секунда присутствует здесь и сейчас. Этим [хлопок ладоней] ты создаёшь проявленность. Бум! Каждый момент проявленности — бум! бум! бум!

Томас: А тогда внутри одной этой расщеплённой секунды фильм продолжается, но каким-то образом одновременно останавливается.

Карл: Это полная остановка. Видя, что это фильм…

Томас: Меня сбивает с толку то, что это кажется таким очевидным, таким простым и ясным, и, тем не менее, почему-то не случается.

Карл: Нет, если это не должно случиться, оно не случится.

Томас: Кому нужно, чтобы так было?

Карл: Я не знаю. Кто хочет контролировать это?

Томас: Я не знаю.

Карл: Видишь? И я не знаю. Кому необходим контроль, и кому нужно знать?

Чарльз: А когда случается глубокий сон? Это вроде того, как электричество больше не проходит через эту форму?

Карл: Этим ты напоминаешь кастрюлю, в которой кипит электричество. А в глубоком сне…

Чарльз: Кипения нет?

Карл: Нет внимания, поэтому нет энергии, поскольку внимание оставляет тебя.

Чарльз: Но электричество по-прежнему там, всё то же?

Карл: Но в виде ровной линии. А потом ты просыпаешься, и снова — бинг-бинг-бинг. Хотя это всё та же энергия. Между глубоким сном, подобном ровной линии, и утренним «бинг-бинг-бинг» разницы нет. Сознание присутствует в ровной линии и сознание присутствует в «бинг-бинг-бинг» — индивидуальное «бинг-бинг-бинг», либо надындивидуальное «бинг-бинг-бинг», либо ровная линия в качестве осознанности.

Моника: Почему мы не остаёмся в ровной линии? То есть почему кипение всегда начинается заново?

Карл: Посмотри на учителей. Они всегда уходят в самадхи осознанности. А через тысячу лет снова выходят — и хотят пить.

София: Но глубокий сон — это не самадхи.

Карл: Глубокий сон и осознанность — это одно и то же. Таким образом, они уходят в состояние осознанности в глубоком сне и остаются в нём благодаря определённой концентрации, определённым сиддхам, всему тому, что они делают. Они стремятся контролировать осознанное состояние глубокого сна и оставаться в нём. С помощью всех садхан, всего твоего внимания, направленного на это, ты можешь оставаться в нём. Но достаточно один раз ослабить усилие и — бум! — ты вылетаешь. Здесь требуется кто-то, кто способен получить преимущество. И всё, что ты делаешь преимуществом, даже это состояние осознанности, любое самадхи, которое ты делаешь преимуществом, становится для тебя препятствием, потому что ты нуждаешься в нём.

София: Ну, это даёт чувство покоя.

Карл: На время. Поэтому мне всем хочется показать фильм «Самсара», потому что в нём всё достаточно ясно. Три года, три месяца, три недели, три дня, три часа он был в самадхи, в этой осознанности, с такими вот ногтями, с такими волосами [показывает длинные ногти и волосы], всё было хорошо, все были довольны. «О, он сделал это!» Все друзья: «А-а!»

Потом его снова разбудили. Дело было в Тибете. Так вот, его разбудили с помощью каких-то ритуалов, пудж, жизненной энергии, электричества. Из той ровной линии медленно, «ву-у-у» — обратно в форму. Ах! Все счастливы. Они провели пуджу. Тибет, [изображает звуки трубы] «Он сделал это! Один лама!» Тра-ла-ла.

В первую же ночь его друг умилённо смотрит на него. «Мой друг сделал это. Ах! Свет! Три года. Он сделал это!» А потом видит, как в одеяле медленно образовывается небольшой тент. «Тент»-денция, тенденция! О! И затем вокруг этой тенденции медленно образуется белый круг. (смех)

Моника: О Боже.

Карл: И его друг говорит: «О нет! Опять утратил!!» (смех)

Ты — это безвыборность

Франческо: Но такое происходит не в каждом случае.

Карл: Что значит «каждый случай»? Не в твоём случае? Ты всё ещё надеешься, что в твоём случае такого не случится?

Франческо: Но такое происходит не в каждом случае.

Карл: В каком случае?

Франческо: Рамана или Нисаргадатта или…

Карл: Ты приходил к Рамане ночью? (смех)

Франческо: Да нет же! Господи ты Боже мой, да нет же!

Карл: Это то, на что я указываю. Это не имеет значения. Я только сказал, что самадхи, всё, что ты можешь достичь, — это ничто.

Лиз: Если продолжать двигаться туда-сюда.

Карл: Ты всегда будешь двигаться туда-сюда. У тебя нет выбора. Ты — это безвыборность. Ты не можешь принять решения остаться в чём-то.

Франческо: Но Нисаргадатта…

Карл: Бог ты мой. Фигня. Никогда не было никакой фигни «Нисаргадатта — Рамана». Бог ты мой! Да замолчи ты уже!

Франческо: Заткните его. Нисаргадатта всё время говорил: «Оставайся, оставайся. Это так важно. Оставайся, чтобы понять».

Карл: Говорю тебе, как ты можешь не остаться?

Франческо: Для меня это одно и то же. Ты и он — это просто два разных голоса, что-то говорящих. Один сказал мне, что это правда; другой — что это неправда!

Карл: И то, и другое — фигня.

Франческо: Возможно, в этом больше правды, потому что…

Карл: Он более знаменит. (смех)

Франческо: Нет, это одно и то же. Это просто два разных голоса. И он сказал мне другое. Один сказал: «Это ничто. Это не ты». О, я понимаю, что это не я, но…

Карл: Разве же это не прекрасно?

Франческо: О, это не прекрасно! Что ты делаешь, когда кончаешь? Он мне сказал: «Не делай этого!» Это скучно. Пожалуйста, не кончай. Я не хочу оставаться в этом самадхи, пожалуйста.

Карл: Кто не хочет там оставаться?

Франческо: Если ты скажешь мне одну вещь, то этого я не хочу. Если ты скажешь мне другую вещь, то это скучно. Для тебя это ничто. Это не то, что ты есть.

Карл: Это вводит тебя в neti-neti. Значит, даже этим оно не является. neti-neti — что бы ты ни переживал.

Франческо: Я понимаю, что в эти два часа тебе хочется говорить только о Я, но не так просто понять, чем я являюсь, одновременно являясь этим парнем.

Карл: Да, ты никогда не поймёшь этого, слава Богу, ты никогда не поймёшь.

Франческо: Я не знаю, зачем я прихожу сюда. (смех)

Карл: Только чтобы увидеть красоту той свободы, которую ты никогда не сможешь понять и контролировать.

Франческо: Но это лишь то, что ты мне сейчас говоришь. Не поверю я или поверю — для меня это дела не меняет.

Карл: Да.

Франческо: Потому что всё это у меня в уме, может быть, на данный час. Через час я ни во что не буду верить.

Карл: Слава Богу, никогда не было никакого ума. Кого волнует то, чего никогда не было?

Франческо: Это всего лишь ещё одна идея.

Карл: И что?

Франческо: Хорошо.

Карл: Кому? Мне, мне, мне.

Франческо: Да. Мне, мне, мне.

Карл: Люби себя.

Франческо: Я не знаю! Для меня нет разницы. Это ничего не меняет.

Карл: Надеюсь, что так.

Франческо: Это очень тяжело.

Карл: Что тяжело?

Франческо: «Надеюсь, что так». (смех)

Карл: Я абсолютно надеюсь, что так. Это абсолютная надежда на то, что ничто никогда не изменится из-за того, что я говорю. Представь себе, что-то изменилось бы из-за каких-то моих слов! Я бы мог контролировать бытие. О Бог ты мой.

Франческо: «Я хочу контролировать всё!» (смех) Контроль, контроль, контроль! Да, почему бы нет?

Карл: Да, почему бы нет? Постарайся изо всех сил, Франческо.

Франческо: На самом деле я не знаю, почему ты мне нравишься. (смех) Но иногда какие-то слова, исходящие из тебя, из твоего голоса, из этого — прости — этого глупого сознания — они всё время мне говорят о том, чем я являюсь, что я свободен, и что «ты хочешь контролировать», и из этого контроля… ох, Господи! Теперь мне нравится мой отец. (громкий смех) Мой отец был сторонником контроля. Думаю, а не поехать ли мне домой. «Отец, ты мой гуру, а я за свою жизнь так ничего и не понял!» (смех)

Карл: Разве ты не видишь? Я работаю на твоего отца. (смех) (обращаясь к группе) Это сын промышленника из Италии, и его отец хочет, чтобы он взял на себя управление фабрикой, на что он говорит: «Нет, я хочу выполнить свою садхану».

Франческо: Я хочу уехать в Тируваннамалай! А ты думаешь, что это глупая идея. Я не верю, что торчу в этой квартире, в этой дурацкой квартире с водой, которая не… А-а-а! (смех) Ради чего? Впустую!

Карл: Тогда я говорю ему: «Это свобода, мой дорогой!»

Франческо: Это глупое сознание.

Карл: Это свобода, потому что у тебя нет выбора. Эта безвыборность и есть свобода. Прекрасно.

Франческо: Не трогай розу. Положи её на место!

Вики: Это уж точно контроль! (смех)

Франческо: С этого момента я хочу контролировать всё. (смех) Я отправлюсь домой, заработаю кучу денег. Я хочу контролировать мир.

Карл: Значит, теперь я могу пойти к твоему отцу и получить своё жалованье? (смех)

Франческо: Когда я работал на фабрике, он посмотрел на меня и сказал: «О, сын мой! Ты очень мил».

Карл: «Я люблю тебя».

Франческо: Это — нет.

Карл: Нет.

Франческо: Это — нет. Слишком много.

Карл: Это всегда приберегают для последних слов. «Сын, я никогда не говорил тебе этого, но я люблю тебя. Уф». «Я работал в поте лица — ради этого. Всё впустую. Он любил меня всегда, а я всегда работал ради этой любви. Почему ты не сказал мне раньше?»

Моника: Видишь, потому-то американцы всегда и говорят: «Я люблю тебя». (смех) Не хотят упускать возможность.

Карл: Ни одного момента без этого. Просто чтобы наполнить одно другим.

Франческо: Мне жаль.

Карл: Итальянец. Драма!

Франческо: Нет, возможно, люди всё понимают. Возможно, люди понимают, что значит «свободный».

Карл: Не беспокойся.

Франческо: Нет, нет. Я не беспокоюсь. Я рад за них.

Карл: (со смехом) Никто тебе не верит.

Франческо: Я не верю одному человеку.

Карл: О'кей, это хорошо.

Франческо: Но дело не в тебе. Дело в этом глупом сознании.

Желание немного контролировать свою жизнь превращает тебя в маленького контролёра

Эмма: У меня есть вопрос. Опять-таки касательно «расщеплённой секунды». Меня это несколько пугает. Надо понимать, что расщеплённая секунда сама о себе позаботится?

Карл: Нет. Расщеплённая секунда ни секунды ни о чём не заботится. В этой расщеплённой секунде присутствует сплошная беззаботность.

Эмма: Но, собственно, это я и имела в виду: у меня нет никакого влияния?

Карл: Нет, она не заботится. Это просто То — быть Тем, которое есть, «я», переживающее то, что есть. Вопреки всему, что переживается, То никогда ни на йоту не изменяется, ни одним переживанием чувственного мира, сна или того, что появляется, исчезает и изменяется. Вот и всё.

То́ есть здесь и сейчас; То, которое есть, было в младенчестве и до него, — в эту расщеплённую секунду ты можешь пройти насквозь всю вечность до Адама и Евы, к началу переживания — с тех самых пор оно никогда не менялось ни на йоту. Само нерождённое, никогда не изменяющееся восприятие, являющееся оком Бога, оком Будды; твоя природа Будды не может увидеть себя, но тем, что она видит, она не может быть. Она никогда не изменялась, ни одним переживанием, и никогда, ни при каких обстоятельствах, она не могла быть изменена.

Для Того никогда ничего не случалось. В расщеплённую секунду ты это видишь: для Того, которое есть само восприятие, никогда ничего не случалось. Те отдельные переживания, та личность — просто часть обстоятельств, но То, которое есть само восприятие, никогда не являлось частью каких-либо обстоятельств.

Его нет ни в одном мире, как нет и вне мира. Все идеи, всё знание и незнание, всё, что ты можешь назвать или не можешь назвать, — ты существуешь вопреки этому, поскольку всё суть видимость, ощущение, но То, которое чувствует всё, То, которое первично по отношению ко всем идеям восприятия, ощущений и того, что поддаётся ощущениям, незатрагиваемо. То есть это несобытие, потому что это тотальное отсутствие всякого события, потому что в нём ничто никогда не происходит.

Эмма: А почему лотерею выигрываешь ты, а не я?

Карл: Какую лотерею? Как я уже сказал, сознание не знает отделённости и сознанию нет дела до того, кто выигрывает лотерею, кто получает выигрыш. Существует шесть миллиардов возможностей, и, может быть, шанс один к шести миллиардам, а может быть, два, или, может быть, один к одному миллиарду. Но кого это волнует? Не существует даже одного, кто его получит.

Если сознание в качестве этого (указывает на тело) получит его, то его получит вся тотальность. Я, которое является тотальностью сознания, не беспокоится о том, кто его получит. Оно не знает никого! У него так много возможностей попыток, сидения, садхан и чего угодно ещё, и, может быть, какой-то одной форме это и выпадет, но, в любом случае, оно пребывает во всех формах, поэтому ему всё равно, с какой из них это случится.

Это случается с тобой — но не с тем, что ты считаешь собой. А с тем, что ты считаешь собой, это всё равно никогда не случится.

Эмма: (со вздохом) Да, да.

Карл: Это несобытие происходит сейчас. Оно всегда здесь, это несобытие. Эта расщеплённая секунда находится здесь и сейчас. Появляться нечему. Это ни с кем не случилось. Это не случилось с Карлом, поверь. Это никогда ни с кем не случается. Это никогда не случается с какой-то концепцией духа. Это никогда не случается с сознанием. Когда восходит внутреннее солнце Самоосознанности, когда осознанность осознаёт осознанность, что является осознанностью, то это не находится ни в чьих руках.

Поэтому это называется «случайностью». Благодаря случайности ты входишь в этот сон, и благодаря случайности ты выходишь из него. Ты влюбляешься благодаря случайности. Любое неприятие — и ты выпадаешь из любви, выходишь из неё. Это и есть «расщеплённая секунда». В расщеплённую секунду ты влюбляешься; в расщеплённую секунду ты выпадаешь.

Любовь — это клей. Любовью тебя приклеивает к тому, что ты есть. Ты находишься в абсолютных взаимоотношениях с самой собой. Но ты ненавидишь любые взаимоотношения, потому что они заставляют тебя страдать.

Миссис Анджелина: Как ты помнишь всё это?

Карл: Ничего не надо помнить. Поскольку ты никогда ничего не забывал, то и помнить не о чем.

Эмма: Значит, любовь — это, собственно говоря, враг?

Карл: Нет. Не враг.

Эмма: Разве не это ты говорил?

Карл: Ты — это просто безвыборность. Свобода не может принять решения не влюбляться. Ведь любовь — это один из аспектов твоей природы. В этом нет ничего неправильного. Но, как я только что сказал, в любви, которую ты превращаешь в икону, вроде большой любви, нет ничего особенного. Ты не можешь не любить себя. Но ты есть не благодаря любви. Вопреки любви или нелюбви ты есть, что ты есть, никогда «благодаря». Ведь это свобода. Вопреки любви, вопреки единству, вопреки всякой идее — ты есть. Никогда «благодаря». Бог ты мой.

Ты — Всемогущий. Ты обладаешь абсолютным контролем, но у тебя нет контроля. Ты — это То, которое есть контроль, но у тебя нет контроля. Поэтому, желая получить немного контроля над своей жизнью, ты превращаешься в маленького контролёра. Но ты уже Всемогущий. Благодаря тебе всё существует. Может ли быть больше контроля и больше власти? Ты — сама власть. Но у тебя нет власти. Нет обладания этим. Нет «моего» контроля.

Одна лишь идея о «моём контроле» превращает тебя в маленького контролёра.

Франческо: Нет, нет, в большого. Не маленького. Я не хочу маленького.

Карл: (ласково) Франческо!

Франческо: Всё или ничего.

Карл: Да, тогда пойми это до конца: ни одно переживание, ни одно появление и исчезновение ощущений не поможет тебе стать Тем, что есть То. Так будь Тем! Когда ты — это То, ты Всемогущий, но только не благодаря становлению, ощущениям или вторичным переживаниям.

Франческо: Значит, это самадхи.

Карл: Нет. В этом больше нет самадхи. На это указывал Рамана: для Того, которое является твоей природой, твоей абсолютной природой, которая суть отсутствие состояний, больше нет идеи самадхи. Не существует состояния самадхи.

Франческо: Да, да. Но я говорил тебе много раз.

Карл: Что?

Франческо: Меня не интересует Я. Вообще.

Карл: О!

Франческо: Ага.

Карл: Я знаю. Тебя интересует контроль.

Франческо: Нет, меня не интересует Я, потому что я не хочу понимать что-то, потому что невозможно ничего понять про Я. Поэтому я думаю — прости, но я думаю, что это очень скучно, этот разговор вокруг Я. Зачем мне тратить своё время на поиски понимания того, что невозможно понять?

Карл: Кто тратит здесь своё время? Что такое «твоё» время?

Франческо: Глупая трата времени.

Карл: Это очень глупая фраза: «Я трачу своё время». Потратят тебя, нравится тебе это или нет.

Франческо: В этом проблема. Очень большая проблема.

Карл: Тобой развлекутся, нравится тебе это или нет.

Франческо: Это другая проблема.

Карл: (со смехом) Это другая проблема! Как я всегда говорю, Бог всё равно тебя любит. Благодаря любви Бога ты есть, и ненависть Бога тебя уничтожит, или как?

Франческо: Да, но иногда трудно не понимать, потому что я не хочу понимать, это понимание выше моих сил… возможно… В английском есть другое слово, означающее не понимание, но близкое по значению?

Карл: Близкое? Приближение к пониманию?

Франческо: Много раз ты нам говорил: «Вы являетесь этим, вы являетесь этим», но когда читаешь Нисаргадатту или кого-нибудь ещё…

Мэри: «Апперцепция». Нисаргадатта Махарадж говорит об апперцепции.

Франческо: Я это чувствую. И я верю в это. В то же самое время я здесь, этот парень, на этом самом месте, а напротив меня — ты, и я повторяю, что я не знаю, почему я тебе верю. Ты мне говоришь: «Нет, это не истинно». Я понимаю, что я — это Я, мне не нужна садхана, но, в то же самое время, что мне нужно делать, чтобы понять, чем я являюсь? Я буду это делать.

Карл: Что бы ты ни делал, не беспокойся.

Франческо: Вопреки… э?

Карл: Нет, говорю тебе, абсолютное сознание знает, что лучше, поэтому не волнуйся. Следующий шаг будет абсолютным следующим шагом.

Подвергай сомнению всё, что можешь понять

Мэри: Это немного попахивает верой.

Карл: Верой?

Мэри: Ну, ты говорил: «Не беспокойся, не беспокойся». Так расскажи о вере.

Карл: Я говорю с тем Абсолютом, который может беспокоиться или не беспокоиться. Вопреки беспокойству или не беспокойству, это Абсолют, так что, не беспокойся.

Мэри: Что такое вера?

Карл: Понятия не имею. Кому это нужно? Я понятия не имею.

Мэри: Это шаг.

Карл: Да. Это шаг. Трамплин.

Миссис Анджелина: Это фильм.

Франческо: Самсара. Глупый фильм. Не этот фильм — мой фильм глупый!

Миссис Анджелина: Утончённый запах розы. Шучу.

Карл: Чистая любовь!

Франческо: Да, с этим проблема.

Мэри: В вере есть слушание.

Карл: Нет. Она начинает ненавидеть, потому что не может добиться контроля над тем, чтобы не приходить сюда. (смех)

Мэри: Но она продолжает приходить. Это зависимость или вера?

Карл: Вера делает тебя зависимой. Судьба — это часть любви, зависимости.

Мэри: Нет, вера.

Карл: Ага, нос к носу с судьбой. Я исчезаю[55]. Оказавшись нос к носу с верой в судьбу, я исчезаю! (смех)

Мэри: Да, это хорошо. Я на самом деле считаю, что из всех этих маленьких «карлизмов» стоит составить книгу. Правильно? Действительно, потрясающе. Она бы уж точно хорошо продавалась. Ты мог бы заработать кучу денег.

Карл: Слава Богу, я не знаю, откуда они появляются.

Моника: Теперь я знаю, зачем мы здесь сидим!

Карл: Это час Карла!

Франческо: Всё меняется, возможно, но если ты так говоришь, нет…

Карл: Говорю что?

Вики: Он имеет в виду, что ты не заработал бы кучу денег.

Карл: Нет. Это моя судьба. Я не заработаю кучу денег своим «бла-бла-бла». Потому что я не обещаю…

Мэри: Мы посмотрим. Ещё не вечер.

Карл: Он так сказал.

Франческо: Я не знаю.

Карл: Но я говорю тебе, красота в том, что я могу нести какую угодно чушь, а ты будешь сидеть здесь или не будешь.

Моника: Хуже!

Карл: Да, говорю же тебе. Все сидят здесь ради этой беззаботности, ради того, чтобы понять; вопреки тем глупостям, умностям или чему-то важному, что я говорю, ты сидишь здесь. Что делать?

Но это свобода. Снова и снова я говорю, что это свобода. Вопреки всякой чуши или ерунде, которую кто-нибудь несёт, ты должен сидеть здесь. Ты мучаешь свой мозг. «Он говорит что-то, но я не могу найти в этом никакого смысла. Но я сижу здесь. В этом должно быть что-то! Почему я сижу здесь? Я не сижу здесь впустую! Должно быть что-то. И опять: нет, нет, нет, бла, бла, бла».

Мэри: Я никогда не была так расслабленна.

Карл: Ты видишь эту ерунду. Это действует так успокаивающе. На кого-нибудь. Но не на него. (указывает на Франческо)

Мэри: Он просто притворяется. Он актёр. Итальянский актёр.

Карл: Он хочет нас заинтриговать. Абсолютно шальное сознание. Он как сука. Сознание — это сука.

Франческо: Знаю, знаю. А то!

Карл: Но ты и есть эта сука.

Франческо: Я знаю. В этом проблема.

Карл: Ты кусаешь сам себя. Это называется «пребыванием в Себе». Ты кусаешь себя. Затем ты становишься собакой, кусающей собственный хвост и испытывающей сильный голод по собственной крови. Это известная история. Блаженная история о кусании за собственный хвост и затем постоянном голоде по собственной крови.

София: Я знаю.

Карл: Ты помнишь эту историю, София? Да ты пандит, ты всё читаешь! (София смеётся)

Это из одной Упанишады: Я кусает свой собственный хвост и пробует вкус блаженной крови, но думает, что это что-то другое, вроде блаженства богов, блаженных состояний единства или чего-то ещё. Затем оно кусает снова и снова, сосёт и сосёт это блаженство кусания собственного хвоста. «Это больно, но — о! — я не могу насытиться этим нектаром бытия!»

Это как зависимость от блаженства или единства небес. Это Я, становящееся собакой. Бог становится собакой, которая кусает собственный хвост и сосёт свою кровь из этого блаженства, потому что думает: «Это что-то другое, это принесёт мне что-то». В одну расщеплённую секунду она видит, что это её собственный хвост. «О, я кусаю свой собственный хвост! Я есть сама кровь. Я — это То, которое является собакой». И тогда это снова Бог. Но идея превращает тебя в собаку. И тогда это действительно становится собачьей жизнью. Очень «дог»-матично[56]. (смех) С этого всё и начинается. Ты становишься собакой и делаешься догматичным. Потом ты пишешь об этом «дог-ументы». (смех сильнее) Всё начинается с этого. Собачьи мечты, «дог-тора»…

Мэри: Я никогда не хожу к «дог-торам»!

Карл: Теперь ты видишь, что это шутка. Ха-ха-ха.

Лиз: Я буду сидеть здесь догматично, пока эта догма…

Карл: Ага, это другая догма!

Лиз: Я буду пребывать в ней до тех пор, пока не пойму её. Я буду возвращаться и возвращаться!

Карл: «Я буду сидеть здесь до тех пор, пока не пойму!» (смех)

Лиз: Пока догма тверда.

Карл: Собака, сидеть! Гав-гав!

Франческо: Приятно то, что потом я ничего не помню. Не только это, но и свою жизнь.

Тереза: Поэтому утром ты снова приходишь! (смех)

Карл: Это милость забывания. Гав-гав-гав! София скоро начнёт лаять.

Мэри: Франческо, я тоже.

София: Возможно, не только ты. Возможно, многие другие! (смех)

Франческо: Можно я коснусь твоих стоп? (громкий смех)

Антонио: Садхану для него. Пожалуйста, позволь.

Франческо: Я хочу контролировать…

Карл: Он хочет контролировать меня.

Франческо: Нет, нет. Я хочу контролировать, но, возможно, я совершил ошибку. Возможно, сначала надо дотронуться, а контролировать в другой раз.

Моника: Может быть, это сработает!

Карл: На всякий случай.

Мужчина из Германии: Может быть, из-за прикосновения к твоим ступням произойдёт чудо.

Карл: Чудо? Да, да. Ein Mirakel wird von oben kommen[57]. Чудо-соус. (смех) Так, есть ещё вопросы о собаке?

Моника: Это Бог, написанный наоборот[58].

Карл: Это только противоположность, переворачивание. Перевёрнутый Бог — это собака. Сначала ты становишься собакой путём «Я кто?», попадая в догму концепции, а потом с вопросом «Кто я?» собака снова становится Богом. Но всю дорогу это был Бог, в качестве собаки или Бога, разницы нет.

София: Последнее учение.

Карл: Разницы нет.

Франческо: Скажи мне, это сознание…

Карл: Что?

Франческо: Оно ненормальное. (смех)

Карл: Нормальное?

Франческо: Я не верю в это.

Карл: Это как расщеплённая секунда. Ты входишь в «Я кто?» и становишься собакой — по-прежнему Бог, но в виде собаки, а затем в какой-то момент начинаешь: «Гав-гав-гав, о Боже! О да».

Мэри: Сознание неестественно.

Карл: Старинные писания характеризуют сознание как суку. И никогда не знаешь, когда сознание укусит тебя. Поэтому ты можешь вести себя хорошо, и на какое-то время оно будет очень добрым с тобой.

Франческо: Нет, нет.

Карл: Оно в один прекрасный день раз — и кусает. Совершенно неожиданно оно кусает тебя, поэтому его называют «сукой». Ты никогда не знаешь. Оно абсолютно непредсказуемо. То, которое является тем, что есть сознание, проявленностью всего, непредсказуемо. Никогда невозможно предсказать, что произойдёт в следующий момент.

Но ты так рьяно стараешься контролировать следующий момент, живя из прошлого в будущее; ты хочешь контролировать будущее желанием контролировать прошлое, очищением прошлого, развязыванием узлов кармы, возможно, ты даже хочешь контролировать следующий кармический шаг. В этой системе контроля ты как собака. Но увидеть непредсказуемую природу бытия и быть Тем, непредсказуемым — бух!

Мэри: Действительно классно.

Карл: Это действительно классно! Или горячо[59]. Очень горячо. Ты сможешь принять ту жару, которой являешься?

Франческо: Нет, нет.

Карл: Никто не может принять её. Но для того, что ты есть, это ерунда. Но ты никогда не сможешь принять её, поскольку ты не можешь обладать ею. Но если ты являешься ею, то нет ничего проще, чем это. Сама простота. Путём бытия ею. Но не путём становления ею. Хм?

Роза: У меня нет слов. Кажется, что это так просто.

Карл: Потому, что это так просто, это невозможно сделать.

Роза: Ум не любит простоты.

Карл: Ум? Какой ум?

Роза: (указывая на голову) Вот этот.

Карл: Вот этот? Вот этот, которого нет. Тому, которого нет, не нравится то, чего тоже нет. Звучит хорошо.

Роза: Это милый фантом.

Карл: Фантому нравится приходить в замешательство.

Роза: Знаешь, сегодня мне пришла мысль: «Я понимаю, значит, должно быть, это неправильно, потому что это за пределами понимания». (смеётся) Я почувствовала себя виноватой из-за того, что поняла.

Карл: О, это хорошо. Подвергать сомнению всё, что ты можешь понять. Сомневайся абсолютно. Стань тотальным сомнением. Потому что новое не может быть этим. Ты всё равно есть вопреки всякому пониманию, каким бы красивым оно ни было. Всё, что обнаруживает смысл или не обнаруживает, — вопреки этому, ты есть. Он снова исчезнет. Поэтому не цепляйся за него. Потому что ошибка всегда в том, что ты цепляешься за любое блаженное переживание, которое принимаешь за понимание, за нечто глубинное. «И я никогда не была так близка к тому, чем я являюсь, как тогда». Что это за идея?!

Роза: Потом это исчезло. Это был всего лишь один момент.

Карл: Ты просто превращаешь переживание в документ. Ты принимаешь его на свой счёт, чтобы сделать из него историю, ты хочешь сотворить личностную историю даже из Я-переживания. Но у Я нет истории. И никогда не будет.

Роза: Значит, я должна сомневаться в себе?

Карл: Если это происходит здесь и сейчас — сомнение в том понимании, которое приходит, — если ты подвергаешь его тотальному сомнению и говоришь «нет, нет, нет», тогда оставайся в «нет-нет» и просто смотри на то, что появится из этого «нет-нет». Ничего не появится из него. И когда ничего не появится из этого «нет-нет», которое есть Сердце, то это непроисходящее, это несобытие, это «нет-нет» станет тем, что ты есть: пустотой несобытия. Это пустота Сердца. Это покой, пустота Сердца, которая содержит в себе полноту бытия.

Но с малейшей идеей обладания ты захватываешь её. С малейшей идеей «я понял» появляется тот, кто понимает, и тот, кто понимает, захватывает всё то, что в этот момент является Сердцем. Поэтому всё, чему ты даёшь определение, любое твоё понимание, это «я», «моё», это обладание, — узел на сердце, и с этим узлом ты всегда находишься под давлением.

Роза: Это здорово!

Карл: Это здорово! Поэтому «нет-нет»…

Мэри: Абсолютное neti-neti…

Карл: Да, абсолютное «нет-нет» — это абсолютное «да» тому, чтобы быть Тем, которое есть, только не путём говорения, а путём безмолвия. Всё, что появляется, — это абсолютное «нет-нет» тому, что появляется и уходит. Это абсолютное «да». Но это безмолвное «да». Молчащее «да», без того, кто произносит его. Это «нет-нет» зависит от сознания, поэтому сознание должно перейти в «нет-нет». То, которое есть сама тишина, являющаяся абсолютным «да» бытию, есть просто то, что оно есть. Звучит хорошо, не правда ли? Но это ещё один документ во времени.

Миссис Анджелина: Карл, возможно, я не понимаю, что ты говоришь. Ты говоришь, что из этого ничто появляется что-то?

Карл: Нет. Потому, что ничего нет, может быть что-то. Поэтому из ничто должно быть что-то. Потому что пока есть ничто, должно быть что-то.

Миссис Анджелина: Непонятно.

Карл: Да, надеюсь, что так! Если ты поймёшь это, то того, кто понимает, больше не будет.

Миссис Анджелина: Хорошо.

Карл: Хорошо? Так что лучше позаботься о своём непонимании, потому что оно сохранит тебя такой, как есть.

Миссис Анджелина: Да, но непонимание, забывание, ещё один фильм, ещё один. Какой в этом толк? (Миссис Анджелина выглядит серьёзной и расстроенной, шум в помещении затихает)

Карл: Меня не спрашивай.

Миссис Анджелина: Невозможно ничего использовать. Всё нереально.

Карл: Это важно?

Миссис Анджелина: Это кажется важным.

Карл: Но говорить, превращать это в утверждение — это важно?

Миссис Анджелина: Просто набор разных слов, знаешь… Просто набор всякого рода действий, не важно, каких, бла-бла, придумывание другого фильма, другого времени, другого вневременного тебя…

Карл: Нет, сейчас ты говоришь от лица личности, которая хочет сделать всё одинаковым. Это скучная личностная история.

Миссис Анджелина: Это не скучно. Это важно.

Карл: Но эта важность для личности создаёт скучную историю. Потому что это идея.

Миссис Анджелина: Так какой толк в познании чего-либо?

Карл: Почему нет?

Миссис Анджелина: Чтобы забыть?

Карл: Что «забыть»?

Миссис Анджелина: Забыть то, что мы уже знаем и не должны знать.

Карл: Для чего?

Миссис Анджелина: Безо всякой причины.

Карл: Значит, познание безо всякой причины и забывание безо всякой причины. И то, и другое…

Миссис Анджелина: И то, и другое не важно.

Карл: И то, и другое не важно. И что? Это прикол.

Миссис Анджелина: Это путаница.

Карл: Ну и что?

Миссис Анджелина: Ну и что!

Карл: Ты есть То, которое есть путаница. Кого это волнует? А?

Миссис Анджелина: Из ничто возникает ничто. Ничто, возникающее из этого ничто!

Карл: Ещё бы!

Миссис Анджелина: Ты начинаешь таким образом…

Карл: Нет, я не начинаю. Пока есть идея «ничто», есть что-то. Ничто — это слишком много.

Миссис Анджелина: Это уже слишком много. Что-то…

Карл: Пока есть ничто, есть что-то. Из пустоты возникает форма. Поэтому даже идея «пустоты» создаёт форму. Ты не можешь избежать этого.

Ничто не является одинаковым. Можешь придумать ещё одну концепцию о том, что всё уникально, каждый момент уникален настолько, насколько это возможно. Поскольку Я всегда абсолютно уникально в своём выражении, то всё, что появляется, никогда не одинаково. Скуки не существует.

Скука возникает только в тот момент, когда появляется история переживаний и тебе хочется сравнивать. В тот момент ты — это собака, ты — сама скука. Потому что ты всё записываешь в историю своего существа, и ты хочешь сделать её важной или не важной, но всё, что появляется из этого, ловит тебя в капкан одиночества. Это скучно. «Обладатель одинокого сердца». Франческо! Развлекается.

Франческо: О, я не знаю.

Миссис Анджелина: Neti-neti не такое.

Карл: Да, но кого это беспокоит?

Миссис Анджелина: Никого не беспокоит.

Карл: Но ты беспокоишься, что тебя это не беспокоит?

Миссис Анджелина: Никто не беспокоится.

Карл: Нет?

Миссис Анджелина: Нет проблем. Всё, что я слышу или вижу, я никому не могу передать словами.

Карл: Ой!

Миссис Анджелина: Нет проблем.

Карл: Звучит хорошо.

Миссис Анджелина: Возможно…

Карл: Возможно.

Миссис Анджелина: Это не определение, когда ты можешь сказать: «О, возможно, это ещё одна концепция, ещё одно одиночество, ещё одна скука, ещё один учитель, рамка, определение чего-то». Через секунду всё меняется. Тогда я могла бы сказать: «Да, наверное, это так, поэтому я могу следовать этому хорошему и завтра». Но на этот раз всё иначе.

Карл: Не спрашивай меня.

Миссис Анджелина: А кого мне спрашивать?

Карл: Понятия не имею. Я не пастор, совершающий миропомазания.

Миссис Анджелина: Когда мне хочется миропомазания, я не прихожу сюда.

Карл: Видишь?

Миссис Анджелина: Возможно, я поищу другую возможность.

Карл: Много возможностей. Подтверждаю[60].

Миссис Анджелина: Безвременное время прошло очень быстро. Один день очень короткий.

Карл: Какой день?

Миссис Анджелина: С ночи до восхода солнца и до заката. Так быстро.

Карл: Или очень медленно, хм? (птицы чирикают громче)

Это свадьба или что-то такое! (тишина) Ну, всё в порядке?

(тишина)

Миссис Анджелина: Мне не нравится тишина.

Карл: Кому не нравится?

Мэри: Ты нас держишь.

Карл: Да. Если сделаешь движение, то не увидишь. (тишина)

Эмма: Я поражаюсь, что ты каждый день по два часа говоришь о том, о чём невозможно говорить. Это чудо.

Карл: Да, если бы «я» мог делать это. Это поразительно, невероятно, как Невероятная Индия. Это блеф.

Эмма: (со смехом) Это блеф?

Карл: Ага, это блеф.

Миссис Анджелина: Только не говори, что это блеф.

Карл: Что?

Миссис Анджелина: Ты знаешь что — это не блеф.

Карл: Что не блеф?

Миссис Анджелина: Некоторые моменты, некоторые проявления, то, что можно воспринимать, возможно, это не бла-бла. (тишина)

Карл: (потирая руки и хлопая) Нет вопросов? Тогда мы закончили? О'кей. Спасибо.

Группа: Спасибо.

Франческо: Так могу я коснуться твоих стоп?

(смех)

ВСЕГДА «ВОПРЕКИ», НИКОГДА «БЛАГОДАРЯ», ИЛИ КОНЕЦ «ПРИЯТИЯ»