Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость — страница 9 из 9

22 января 2004

«Исчезнуть» учителя

Карл: Немного ветрено. Сегодня kommt die Katze[83].

Георг: Hier kommt die Katze![84] Камикадзе!

Моника: Комфортные кошки, комедийные кошки (играет со словом). Sie kommen wie Kaetze[85].

Тереза: Камикадзе! Мяу!

(Карла обычно никогда не окружают какие-либо знаки почтения, которые, как правило, сопровождают духовных учителей в Индии, вроде цветочных гирлянд и благовоний. Для него напротив аудитории ставят простое кресло (обычно дешёвое пластиковое), на которое он садится. Но в этот день кто-то прикрепил по два цветка на бамбуковую перекладину позади и над креслом Карла и два цветка на подлокотники кресла.)

Карл: Здесь и здесь… Что это?

Франческо: (указывая на Монику) Это она сделала.

Карл: Ох, вот тебе на…

Георг: Цветочная сила.

Карл: Цветочная сила! Обратно в шестидесятые.

Георг: Калифорния, да.

Моника: Это из Голландии, цветочного Bauer[86].

Тереза: У меня хорошая новость. Сегодня день путаницы.

Моника: Это хорошая новость?

София: Только сегодня?

Тереза: Сегодня особенно. Это индус подвёз меня от Маунтин-Вью, и я ему сказала: «О, я немного опаздываю сегодня», и он ответил: «О, не волнуйся, сегодня день путаницы, как говорят астрологи». То есть даже если у тебя есть планы, все они будут спутаны. Я сказала: «Это Карлу понравится — день путаницы!» (смех)

Карл: То есть тебе делают вливание путаницы. О'кей. Опять путаница. Что делать?

Кристоф: Ум — это путаница.

Карл: Тогда был бы ум. Даже если дать ему другое название, оно ничего не изменит. Сначала тебе нужно найти ум, а потом ты его как-нибудь назовёшь. Так это путаница — то, что ты не можешь найти?

Кристоф: Просто игра со словами.

Карл: Я это и сказал.

Тереза: Эй, Карл, это становится опасным. Тебя начинают окружать цветами. Почитание не за горами!

Карл: Ага, мне нужно быть осмотрительней.

Тереза: Почитание, авторитет.

Карл: Я сделал что-то плохое, я думаю. (смех) Что-то пошло не так. (рассматривает цветы, которые обозначают четыре угла квадрата над ним) Четыре.

Георг: Обрамляют тебя.

Карл: Обрамляют. Все хотят обрамить меня, как пить дать! (смех) Это действительно опасно. Рамка «божественной любви».

Джеймс: Причина, по которой тебя хотят обрамить, Карл, заключается в том, что они знают, что всё это твоя вина.

Карл: О'кей, распят! Прибей меня. Обрами меня. Разницы нет.

Джеймс: Я не принёс с собой гвоздей.

Карл: Нет? Ты не принёс ни одного вопроса?

Джеймс: У меня есть вопрос, развлечения ради. С точки зрения или с позиции Я-реализации может показаться, что Я-реализованный индивид не стал бы относиться критически к проявленности и в особенности к другим учителям.

Карл: Кто так говорит?

Джеймс: Ну, это всего лишь идея, но каждый учитель, которого я встречал, критикует других учителей.

Карл: Да, так должно быть.

Джеймс: Ты можешь это объяснить? Почему так должно быть?

Карл: Потому что тот аспект Шивы должен разрушить всё, даже самого себя в виде учителя. Это учение, призванное разрушить все учения, и учителей, и всё, что можно сказать словами. Это не критика или цинизм; это просто означает, что ничто не должно остаться. Ни учитель, ни учение, ни ученик. Это разрушительный аспект Шивы.

Так что это не критическая точка зрения. Это просто означает, что ты забираешь всё, что можно забрать. В том числе всех учителей, потому что этим ты указываешь: «Смотри, они не могут тебе помочь. Нет никого, кто обладал бы этим в большей степени. Никто не обладает тем нектаром, чтобы дать его тебе».

Джеймс: Да, то есть звучит хорошо — критика других учителей.

Карл: Она ничего не критикует. Она уничтожает их — прямо у тебя на глазах.

Джеймс: Я имею в виду, хорошо критиковать других учителей и в то же самое время критиковать самого себя. Но они просто критикуют других учителей — некоторые из них просто критикуют других учителей.

Карл: Некоторые. Тогда им нужно сделать следующий шаг: им так же нужно «исчезнуть» учителя, сидящего напротив тебя. Поэтому им нужно разрушить целый мир, а затем и самих себя у тебя на глазах. Но возможно, это то, что произойдёт дальше. Кто знает? Почему ты ставишь это под сомнение?

Джеймс: Я вижу, что это вызывает к жизни другую вещь, когда люди берут и помещают учителя или гуру на пьедестал — ну, ты знаешь: на самый, самый, самый верх.

Карл: И тогда они думают, что находятся в безопасности или что?

Джеймс: Это проекция, верно?

Карл: Просто прикол. Никакой опасности.

Луиза: В этом есть что-то ещё помимо развлечения?

Карл: Развлечение.

Луиза: Это всё — развлечение?

Карл: Да, помимо развлечения есть развлечение.

Луиза: Помимо этого?

Карл: Есть развлечение.

Луиза: Продолжай, продолжай.

(Карл сидит молча несколько мгновений. Все взгляды направлены на него. Внезапно с бамбуковой перекладины над головой Карла один цветок срывается и с лёгким стуком падает на пол. Несколько человек восклицают «ах!».)

Карл: Видишь, а потом это обрушивается. (смех)

Луиза: И тогда у тебя похмелье.

Карл: От чего?

Луиза: От переизбытка развлечения?

Карл: У кого? Развлечение — это отсутствие того, кто развлекается или не развлекается. Тогда есть только развлечение и нет похмелья. Но когда ты рассматриваешь это как личностное развлечение, то после него всегда наступает похмелье, потому что ты проводишь различие между развлечением и чем-то другим. Но когда нет ничего, кроме развлечения, то больше нет того, кто развлекается. От этого не бывает похмелья. Только когда присутствует полярность развлечения и не развлечения, счастья и несчастья, с тобой случается похмелье от блаженства, от нектара — чего угодно: от развлечения, от божественного, блаженного…

Луиза: Бесконечного развлечения!

Карл: О'кей. Но возможно, нет даже развлечения.

Луиза: Ох!

(Внезапно с перекладины над головой Карла на пол падает второй цветок. Группа взрывается смехом.)

Карл: Я снова выпадаю из рамки — ничего не делая. Они отваливаются сами собой.

Франческо: (поднимая цветок и протягивая его Карлу) Что это?

Карл: Нет, на тебе он смотрится лучше.

Франческо: Спасибо. Завтра я поменяю гуру.

Карл: Завтра ты поменяешь гуру! Ладно.

Франческо: Ладно? Секунду! Перед «ладно» скажи мне «нет, почему?».

Карл: Думаешь, ты услышишь это от меня?

Франческо: Я знаю. Я шучу.

Карл: Это было бы прикольно. «Пожалуйста, останься!» Итак, возможно, нет даже развлечения. (закрывает голову руками) Сейчас что-то упадёт? (смех)

Моника: Крыша!

Джеймс: Ты бы сказал, что Карл должен исчезнуть?

Карл: Нет. Как может исчезнуть то, чего никогда не было? Сначала найди что-то, что есть, и тогда мы сможем поговорить о чём-то, что должно исчезнуть.

Джеймс: Это хороший ответ. (смех) Я думаю, что, возможно, некоторые из нас, включая меня, по-прежнему думают, что здесь есть «Карл».

Карл: Да, развлекайся с Карлом, поскольку это (указывает на себя) тоже развлекается с Карлом.

Джеймс: Ещё один хороший ответ.

Карл: Это всё «фан-тастика». Всё «фан-тазия». Всё есть «фан-тази»[87]. Всё «фан-тастично», и всё прикольно.

София, есть что добавить к этому? (обращаясь к остальным) Теперь София в срочном порядке хочет принять пейот и на самом деле улететь. (София смеётся) «Раз и навсегда я хочу вырваться из этих оков…»

Тереза: …развлечения! (смех) Сегодня утром я думала о том, что мне нужно идти к другому учителю, и сразу же заскучала по веселью здесь. Я не хочу сидеть в безмолвии.

Карл: Да ты всё равно никогда не сможешь сидеть в безмолвии! Что за идея, что можно кого-то оставить в безмолвии. «Я сижу в безмолвии».

Берта: Да, но это было и учением Раманы.

Карл: Но не сидение в безмолвии.

Берта: Он безмолвствовал.

Карл: Нет, нет, он не безмолвствовал. Было безмолвие, но не было того, кто безмолвствовал. В этом разница. То, что ты есть, тоже является безмолвием, разницы нет. А тот шум, то движение или ещё что-то не может нарушить это безмолвие, вот и всё. Он всегда осознавал это безмолвие, но осознающего не было. Было просто безмолвие, осознающее само себя.

Берта: Думаю, что именно это так восхищало меня в Пападжи.

Карл: Я понятия не имею.

Берта: Потому что он тоже был тем, о чём ты говорил, что не можешь выразить. То есть он как бы тоже пребывал в безмолвии.

Карл: Да не было никого, кто был бы в безмолвии.

Берта: Это то, что я имею в виду; я не могу это выразить так, как ты.

Карл: Забудь Пападжи, форму, имя — всё. Никогда не было никакого Пападжи. Безмолвие всегда будет, вместе или без имени Пападжи или какого-то другого мастера. Безмолвие — это то, что есть само бытие. Оно не нуждается ни в имени Пападжи, ни Раманы, ни чего-то ещё, даже Аруначалы.

Берта: Если ты никогда не слышал об этом, то это здорово, когда у тебя есть такой человек, как Пападжи, с которым можно посидеть в безмолвии и таким образом осознать То, которым ты уже являешься.

Карл: Нет, он может показать тебе, что ты никогда не будешь сидеть в безмолвии. Оно не будет твоим безмолвием — это он может тебе показать. Но ты никогда не сможешь сидеть с кем-то в безмолвии. Никто не может принести тебе то безмолвие, которым ты являешься. Ни Пападжи, ни Рамана, ни какая-то другая форма. Он может указать на то, что он ничем не отличается от того, что есть ты, что безмолвие — это твоя природа, твоя истинная природа. Ничто не должно появиться, ничто не должно исчезнуть ради него, но он не может принести его тебе, и он не может дать его тебе. Нечего давать, нечему учить, нечего получать, даже от него.

Я говорю тебе ещё раз, если ты действительно уважаешь Пападжи, позволь ему умереть в качестве образа, в качестве имени. Будь тем, что есть Пападжи, абсолютно забыв его и не превращая его в икону. Об этом он просит тебя сейчас.

Кристоф: Если ты встретишь Будду, убей его.

Карл: Если у тебя действительно есть уважение к Тому, которое ты называешь своим учителем, позволь ему умереть перед тобой, потому что он хочет, чтобы ты дала ему умереть, чтобы в то же самое мгновение ты умерла вместе с ним в То, которое есть безмолвие, где нет ни Пападжи, ни тебя, ни чего бы то ни было ещё — где пребывает чистое безмолвие, То, которое есть Я, без второго.

Каатье: И нам просто нужно расслабиться и отпустить.

Карл: Ты никогда не сможешь расслабиться! Ты не можешь стать более расслабленной, чем ты уже есть. Ты — это само расслабление. Что это за идея, что ты можешь расслабиться ещё больше или что личность сможет когда-либо расслабиться настолько, что уйдёт в ту тишину. Никогда, ни одна форма не сможет достичь тишины. Что за идея, что ты можешь расслабиться! (пауза) Надеяться не на что.

А новое расслабление — что оно тебе принесёт? То, что ново, становится старым и снова может умереть. Забудь об этом. То, что является твоей природой, есть здесь и сейчас, абсолютно расслабленное. А то новое расслабление просто сродни идее, фантазии того, кто сам является фантазией.

Унося прочь систему убеждений

Пит: Ты можешь рассказать о разнице между «я» и «я есть»? Я путаю эти две вещи. Ты говорил, что «я есть» бесформенно, а «я есть такой-то» — это форма…

Карл: Да, а то, что является чистым «я», — это бесформенность. Это Источник формы и не формы, который является осознанностью. Нет даже идеи «не формы». В осознанности нет второго. Нет даже пространства. «Я есть» — это уже пространственноподобное, бесформенное сознание. И из этого пространства, или пустоты, появляется форма. «Ин-форма-ция». Обе появляются одновременно в виде противоположностей: форма и не форма как единство. Обе появляются одновременно из того, что есть осознанность.

Пит: Значит, «я есть» — это потенциальная форма?

Карл: Нет, даже «я есть» — это уже подобие формы. Даже не форма — это своего рода форма. Обе они появляются вместе. Не существует формы без не формы. Нет пустоты без полноты. Обе приходят одновременно из того, что является Отцом, осознанностью.

В христианстве можно сказать, что Отец [поднимает большой палец] есть осознанность как Источник, и тогда «я есть» [большой и указательный пальцы] — это Святой Дух, а из Святого Духа приходит информация в виде «я есть такой и такой» [большой, указательный и средний пальцы]. Так что бесформенное «ин-формирует» себя в «ин-форма-цию». Оба появляются одновременно в качестве «ин-формации» той проявленности в виде формы и бесформенности. Оба появляются из Отца, из того, что есть осознанность. Поэтому Отец [большой палец], Святой Дух [большой и указательный пальцы], Сын, или мир [большой, указательный и средний пальцы], — это ещё одно триединство.

Но То [кулак] — это то, что есть ты. Поэтому даже с осознанностью ты есть То, которое есть осознанность. Потом появляется «я есть»-ность, и ты — это То, которое есть «я есть»-ность. А потом появляется «я есть такой»-ность, или мир, и ты — это То, которое есть мир. И ты есть, здесь и сейчас, То, которое есть само Сердце, в качестве осознанности, в качестве «я есть»-ности и «я есть такой»-ности [поднимает пальцы — раз, два, три, затем снова сжимает их в кулак, повторяет это несколько раз].

И во всём этом пребывает тишина. Потому что тишина — это всё, что есть. Ничто не происходит в Том. Никогда ничто не появляется и не исчезает в Том, которым ты являешься.

Тереза: [показывая пальцы и затем сжимая их в кулак] Но от этого оно переходит в это — что-то произошло.

Карл: Ничего не произошло. Это пробуждение осознанности бесконечно. Оно никогда не начиналось. Когда есть это [кулак], это тоже есть [кулак и пальцы]. Не существует пробуждения от этого к этому [от пальца к пальцу]. Ты не можешь пробудиться, потому что этого никогда не случалось.

Есть тотальность как Сердце и проявленность. Она никогда не возникает и никогда не умирает. Как То, которое есть Сердце, То, которое есть проявленность, бесконечно. Ничто не появляется и не исчезает. Оно никогда ни к чему не пробуждается. Осознанность так же бесконечна, как и То, которое есть осознанность, а «я есть»-ность так же бесконечна, как и То, которое есть «я есть»-ность, а «я есть мир» так же бесконечно, как и То, которое есть мир. Ни в чём нет появления и исчезновения.

Поэтому никогда не было никакого пробуждения. Невозможно поместить время туда, где времени не существует. Никогда не существовало такой вещи, как время, как что-то творящее, что-то творимое, потому что никогда не было ничего сотворённого. Всё, что есть, есть. Момента большого взрыва никогда не было. Возможно, есть такой Биг Бен в Лондоне, но не «биг бэнг» в бытии. Надеюсь, это ясно! (смех)

Но уже одно это есть покой, тот абсолютный, беспредельный покой Того, которое есть Сердце, никогда не появляющегося, никогда не исчезающего. Реализация ничем не отличается от Того, которое есть Сердце, поскольку всё, что есть, есть Сердце, или Я. Оно абсолютно целостно. Никогда не изменяющееся, никогда не появляющееся, никогда не исчезающее. Этот момент так же бесконечен, как и То, которое есть Сердце, потому что сущность этого момента, здесь и сейчас, есть То, которое есть Сердце.

Джеймс: Те три состояния — они существуют одновременно? Они существуют одновременно и не существуют одновременно?

Карл: Они есть, но их нет.

Джеймс: И ни в одном из этих состояний никого нет?

Карл: Да, ты есть То, которое есть Я при любых обстоятельствах, но у тебя самого нет никаких обстоятельств. Ты никогда не находишься ни в каких обстоятельствах. Все обстоятельства являются твоей бесконечной реализацией, но не существует того, кто находится в каких-то обстоятельствах.

Это то, что имеют в виду говоря: «если на пути ты встретишь Будду, убей его», потому что Будда не может разгуливать по земле. Он никогда не является формой, или именем, или ещё чем-то. Это хорошее название для книги. Это помогает тебе увидеть, что является твоей природой: То, которое есть сам Будда, природа Будды, никогда не может воплотиться в чём-либо. Она никогда не пребывает в каких-то обстоятельствах, никогда не ходит по земле. Она никогда не является частью чего-либо, потому что не может быть отделена. Её нет ни в одном месте, но не существует места без неё.

Джеймс: И поэтому нет никого, кто становится просветлённым?

Карл: Да, никогда не было, никогда не будет. Ещё раз: когда Раману спрашивали о его реализации, он говорил, что Я извечно реализовано, а Рамана ничем не отличается от Я, поэтому То, которое есть Рамана, так же извечно реализовано, как и То, которое есть Я. В этом нет сомнений. Не существует никакой новой реализации. То есть ты реализуешь, что ты уже реализован. Но в этом нет ничего нового. Нет того, кто был бы реализован больше, чем кто-то другой.

Войди внутрь, тогда ты сможешь взглянуть наружу. Присядь. Сделай глоток. (делает глоток из бутылочки с соком) Спасибо.

Франческо: Я люблю тебя. (слышно, как течёт вода) О, как ты быстро… (смех)

Карл: Так быстро это и происходит! Есть ещё вопросы об этом, о персональном развлечении?

Кристоф: В какой-то момент личностная история должна закончиться. Разве это не так? Как ты можешь говорить, что личностной истории не существует?

Карл: Ничто не должно заканчиваться. Можно сказать, что в конце, в том, что ты называешь «концом», ты видишь, что начала не было.

Кристоф: О'кей. Ты видишь это с точки зрения Абсолюта, но существует и точка зрения личности, разве нет?

Карл: Да, я об этом слышал. (смех)

Кристоф: Но если ты вспомнишь свою историю — может быть, ты уже и не можешь вспомнить — ты тоже когда-то был в том состоянии, когда отождествлял себя со своей формой.

Карл: Нет, я никогда не был ни в каком состоянии. То состояние неведения возникло в Том, которым я являюсь, но То, которым я являюсь, никогда не пребывало в неведении. Так что я никогда не был в состоянии неведения. То состояние неведения, которое ты называешь «личностью», возникло в Том, которое есть я. Возможно, потом оно исчезло. Но в этом нет необходимости, потому что его никогда не было. То возникновение личностного неведения, какого угодно состояния, может быть, может и не быть, но кого это волнует? И кто хочет избавиться от него? И кому нужно, чтобы что-то заканчивалось? Я понятия не имею.

Кристоф: Значит, это всего лишь мимолётное… как лист на ветру. Отождествляешь ты себя или нет.

Карл: Да, это система «верований». Это лист на ветру, потому что это система верований[88]. (смех) Хочешь верь, хочешь нет!

Пока ты находишься в системе верований, ты подобен листу на ветру. А потом: «О, бытие уносит меня! Может быть, туда, куда я не хочу. Возможно, уносит меня прочь». И так тебя носит по ветру.

А потом наступает момент, когда ты говоришь: «О, я на ветру. Я сознание. Я — творец всего». От одной системы верований ты переходишь к другой системе верований, заключающейся в том, что теперь ты — творец листа и этой системы верований. Тогда ты думаешь: «О, возможно, это место для меня самое удобное для приземления. Я больше не лист, я ветер, который дует и гонит лист». Это большая продувная система, работа ртом. (смех)

Да, потому что ты по-прежнему весьма зависим. Это зависимость. Сначала ты зависишь от ветра, который уносит тебя, потом ты сам дуешь, но ты по-прежнему зависишь от порыва, уносящего лист, потому что иначе ты не можешь. Ты должен творить. Ты должен дуть, потому что ты — ветер. Назначение ветра — дуть, назначение листа быть гонимым ветром — гонимым прочь.

Кристоф: Но на самом деле ты являешься обоими?

Карл: Ты не являешься ни тем и ни другим. Ты — не ветер и не лист.

Кристоф: Ты тот, кто это видит? Ты тот, в ком это происходит?

Карл: Нет. Ты — это То, которое является этим. Но нет никого, кто видит это. Даже тот, кто видит это, часть системы убеждений. Даже тот относительный видящий, тот воспринимающий или переживающий, часть абсолютного переживания. Поэтому я не являюсь тем, что ты называешь «переживающим».

Ты можешь, как Рамана, называть это «абсолютным сновидящим», и относительный сновидящий как переживающий будет частью этого сна, абсолютного сна или реализации, но То, которое реально, То, которое есть Я, никогда не будет частью этого сна. Нет ни субъекта, ни объекта, ничего, что ты можешь назвать или обрамить. Всё это, подобное сну, находится в нём и ничем не отличается от того, что есть сновидящий, но это не То, которое есть Я.

Истина, о которой ты можешь говорить, не является истиной. Истина, которую ты можешь заключить в рамку имени, назвав «свидетелем» — да как угодно, не может быть Тем. Даос сказал бы: «Дао, о котором можно говорить, не есть Дао. Но нет ничего, кроме Дао». Так что тебе надо стать парадоксом, ведь ты уже есть То.

Кристоф: Значит, если бы я хотел подобрать этому имя, то возникла бы проблема.

Карл: Ничего страшного в этом нет. Ради этого мы здесь сидим. Ты выносишь что-то на обсуждение, а я бью это. Тогда оно оказывается побитым.

Но в том-то и дело. Ты хочешь вообразить себе себя, и, воображая себе себя, ты хочешь обрамить себя, возможно, потому, что хочешь познать себя. Тогда ты погружаешься в воображение и становишься тем, кто воображает себе себя, желая познать себя. Так ты становишься сознанием, медитирующим о том, что ты есть. Ты пребываешь в поиске, в Я-исследовании сознанием, вечно ища То, которое есть сознание.

И в какое-то мгновение, или в долю мгновения, сознание абсолютно осознаёт, что Тому, которое есть сознание, не соответствует ни одна рамка. Ничто. И тогда происходит полная остановка. И тогда, в этой полной остановке, этой расщеплённой секунде, есть просто То, которое есть Я, не имеющее абсолютно никакого представления ни о бытии, ни о небытии. Это тотальное отсутствие всякого отсутствия или присутствия.

Таков был жизненный опыт Раманы, когда отпало всё, что может отпасть как идея или система верований: пребывание телом, духом, всем, чем угодно. Всё оставляет тебя. Всякая система верований предстаёт просто как система верований, концепция, но ты есть вопреки ей. То, которое есть Абсолют, вопреки любой системе верований или даже осознанности, — То́ есть ты, То́ есть сама жизнь.

Но это не переживание; это абсолютное несобытие. Это абсолютное непроисходящее, поскольку всё, что может произойти, ты можешь отбросить как переживание. Даже переживающий перестаёт существовать в Том. То, что остаётся, — это сам дом. Но больше никого нет дома.

Томас: И как это теперь отличается от всех других систем верований? Разве же это не такая же система верований?

Карл: Это ещё одна система верований. Она тоже должна исчезнуть.

Томас: Значит, нет никакой качественной разницы?

Карл: Это указатель на то качество, которое ты не можешь обрамить. Поэтому даже эта рамка не подходит Тому. Его невозможно поместить в рамку.

Томас: Даже указатель — это верование?

Карл: Указатель — это указатель. Ты можешь превратить его в систему верований, если тебе так нравится, если сделаешь его своей системой верований: «С помощью этого указателя я стану чем-то». Тогда он превращается в систему верований. Если ты примешь его исключительно как указатель, то системы верований не будет, поскольку этот указатель есть сейчас, а не во временной рамке.

Томас: Указатель не указывает на систему верований?

Карл: Нет.

Томас: Значит, здесь есть отличие от системы верований?

Карл: Здесь есть отличие. В то, что является системой верований, ты не можешь верить. Ты должен быть самой этой системой верований.

Томас: Поскольку в любом случае ты являешься всеми системами верований.

Карл: Всем, во что ты веришь, ты являешься.

Томас: Значит, разницы нет.

Карл: Разницы нет. Разве что ты можешь абсолютно увидеть, получив этот указатель, что, какими бы ни были отличия, разницы нет. Всё, что появляется и уходит, никогда ничего не изменит в том, что есть ты. Оно никогда ничего не меняло и никогда ничего не изменит.

Все различия, и всё разнообразие ароматов и форм бытия, и состояния появления и ухода присутствуют в этом, великолепные, уникальные. Каждый момент предельно уникален. Каждая снежинка неповторима настолько, насколько это возможно. Ни одна снежинка не похожа на другую. Есть только Я в своём уникальном выражении в каждый данный момент. Это потрясающе. Так наслаждайся собой.

Томас: Спасибо.

Карл: Не существует другого Я, которое насладится тобой.

Не находя страдающего

София: (тихо) Я только — хм — начинаю понимать, что ум больше не в силах справляться со всем тем, что происходит.

Карл: Да, для этого я и здесь.

София: Я вроде как… не понимаю… Нет. Нет, не сегодня. Просто…

Франческо: Для меня это норма.

Карл: Для него это норма.

София: Полное, полное… я не знаю.

Карл: По-немецки мы говорим, что это похоже на универсальный… (обращаясь к группе) Что такое универсальный ответ? Was ist eine universale Loesung? Да, это растворение. Универсальное растворение (здесь игра значений: Loesung=solution как решение и растворение). Ум находит универсальное решение в указателе на абсолютное безмолвие и достигает тотального растворения. Это абсолютное решение.

Георг: Абсолюция.

Карл: Абсолюция![89] Ты в церкви, прямо здесь и сейчас. Каждое утро ты идёшь в церковь, нравится тебе это или нет. (смех)

Но я не продаю грамоты, грамоты об отпущении грехов. В средние века была популярна торговля грамотами об отпущении грехов, которые ты ещё даже не совершил, грехов, которые ты совершишь завтра или через неделю. Лучший крупный бизнес, которым Церковь когда-либо занималась. Большинство церквей в Европе было построено благодаря этим грамотам. Прибыльнейший бизнес: сотворить грешника, а затем отпустить ему грехи.

Моника: Наперёд!

Карл: Даже наперёд. До тех пор пока ты не умрёшь… но это очень дорого. (смех)

Клара: Но это тоже игра Я.

Карл: Да, прикольно, правда? Я получает плату от Я. В любом случае это шутка. Но если ты не смеёшься над шуткой, то никто больше не посмеётся над той шуткой, которой ты являешься. (смех)

Тереза: Легко смеяться над шуткой, которой является каждый, — кроме собственной.

Карл: О, мы можем тебе помочь!

Тереза: (со смехом) Поэтому я и прихожу.

Карл: Тебе нужно хорошее зеркало, чтобы смеяться?

Моника: Такое счастливое фиаско!

Карл: Каждое утро: «Тереза!» (смех) Твоё имя? Я всегда забываю твоё имя.

Миссис Анджелина: У меня нет имени. (группа реагирует громким «о-о-о-о!»)

Карл: Её называют «никто». О, это великое имя — Без Имени. Ну вот, мы нашли Без Имени.

Миссис Анджелина: Индусы называют меня «Тётушкой».

Карл: Итальянская Тётушка. Тётушка — это хорошо. «Я Тётушка — я не „за“, я „против“[90]. Я против всего. Я против!» (смех)

Миссис Анджелина: Антиработа, антимедитация, антиреализация, антимастер…

Карл: Ты Антихрист! (смех) Мы нашли дьявола! Он из Италии. Дьяволо. О, значит, тебя зовут Дьяволо.

Миссис Анджелина: Да.

Карл: А, теперь мы видим. Антихрист.

Миссис Анджелина: (тихо) Anticrisi[91].

Карл: Антикризис?

Миссис Анджелина: (очень серьёзно) Я больше не хочу никаких припадков, никакого страдания.

Карл: (с наигранным сочувствием) Оу!

Миссис Анджелина: Я здесь ради покоя, ради прекращения страдания.

Карл: Но когда ты не хочешь страдать, ты страдаешь.

Миссис Анджелина: Я знаю, но я очень…

Карл: Упорна и упряма.

Миссис Анджелина: Да, да.

Карл: Ты всегда думаешь: «У меня есть гвоздь и у меня есть молоток; мне нужно что-то сделать с ними. Иначе бы у меня их не было. У меня есть ум; мне нужно что-то сделать с ним. Иначе бы у меня его не было. Он должен быть использован. Система ничего не даёт просто так. Если есть возможность страдать, я должна делать это. Иначе такой возможности бы не было». Да? Аллилуйя. Ты хороший манекен. Это называется «манекен для аварийных тестов бытия». (смех)

Франческо: Это тест. (объясняет миссис Анджелине по-итальянски)

Карл: Манекен для тестирования. На нём проверяется, достаточно ли устойчива машина или работает ли ремень безопасности. Или просветление — достаточно ли хорош тот или иной путь. (смех)

Георг: Значит, по большому счёту, любое страдание необязательно, или же существует физический компонент страдания, а ты только создаёшь систему убеждений, чтобы отказаться и выбраться из него?

Карл: Нет, страдание начинается с первой идеей существования индивидуального «я». Твоё «я» уже является психической проблемой, кризисом, уже с него начинается страдание. Что бы ты из него ни делал, это попытка справиться с экзистенциальным кризисом ради существования. Потому что с самого начала оно уже является экзистенциальным кризисом. Всё, что ты делаешь потом, — это попытка справиться со страданием, потому что, принимая образ бытия за то, что ты есть, наделяя тот или иной опыт реальностью, даже первое представление об осознанности, ты оказываешься отделённым.

В некотором роде есть «я» и «нечто, свойственное мне». Есть Сердце и идея «Я» как осознанность, как представление о бытии. И из этого представления о бытии, посчитав его реальным, ты влюбляешься в то, что ты есть, — и тогда начинаешь воображать себе кризис бытия.

Страдание начинается в тот момент, когда ты принимаешь осознанность или какой-то образ за «я», за реальность. В этот момент ты влюбляешься во второго себя, ты влюбляешься даже в образ осознанности. Ты пребываешь в потенциальности страдания, и эта потенциальность всегда будет напоминать о себе.

С началом принятия чего-либо за Я, даже идеи «Я», начинается «я», появляется «я»-мысль, и из этой потенциальной «я»-мысли, Источника «я есть», начинается переживающий. Всё, чем является переживающий, в известном смысле оказывается страданием, потому что содержит разделение. В чём бы ты ни обнаруживал себя, какой бы образ ни принимал за себя, какую бы форму или имя себе ни присваивал, — это будет страданием, потому что ты выходишь из Абсолюта, которым являешься.

Георг: Да, мне кажется, я понимаю, но я пытаюсь применить это к конкретным вещам. Если, скажем, меня собьёт грузовик, я испытаю физическую боль и…

Карл: Это не страдание, это боль. Страдание начинается, если ты называешь это «моя боль». Если минута за минутой ты превращаешь её в мою боль, в «у меня есть история боли» и «история боли появилась благодаря мне, обладателю истории боли», тогда она становится страданием.

Без этой собственнической идеи о том, что это твоя боль, есть только что-то вроде энергетической вибрации того, что ты называешь «болью», происходящей в неком теле, испытывающем боль. А без идеи о «моём теле», без идеи обладания и без переживающего, принимаемого за реальность, страдания нет. Есть просто переживание Того, которое есть бытие.

Есть абсолютное приятие Того, потому что из него нет выхода. Ты видишь, что это переживание боли неизбежно, поскольку она есть то, что есть ты, и просто показывает один из аспектов твоей бесконечной природы. Только когда ты рассматриваешь это тело как отдельное индивидуальное тело, как моё тело, тогда всё, что происходит с этим телом, является страданием.

С самого рождения, с первой ошибки, когда ты начинаешь считать этот «стейк» реальным, ты становишься страдающим. Сначала ты ищешь грудь своей матери, чтобы удовлетворить свой желудок, но даже тогда нет «я», нет обладания. Оно начинается только в три года, когда ты произносишь «моё тело», потому что твоя мать сказала тебе, что это твоё тело, это твоя игрушка и это сделал ты, поэтому будь осторожен!

Осторожность начинается в три года, до этого осторожности нет. Есть всевозможные переживания голода и в связи с ними поиски молока, чтобы получать обычную рабочую энергию. Действие — реакция. Три года длится выработка рефлексов. Потом она заканчивается, и тут появляется «я», полностью развитое как обладатель — моё тело, моё индивидуальное существование. И тут уже действительно встраивается страдание.

Кристоф: Для функционирования требуется личность или как?

Карл: О, я не говорю, что здесь что-то неправильно. Это просто для того чтобы ты увидел, как функционирование того, что является сознанием, переходит от неотождествления к отождествлению. Опять-таки, я хочу указать на следующее: то, что сознание делает это, неизбежно. Таково функционирование сознания — переход от бесформенного к форме, к «ин-форма-ции», и отождествление себя с этим.

Однако сознанию предшествует то, в чём всё это происходит, что никогда не было затронуто этим, никогда не было вовлечено во что-либо, что является, можно сказать, самим восприятием. То, которое есть абсолютный сновидящий, никогда не было частью какого-либо сновидения, отождествляющего себя с сознанием.

Это не ты, однако ты принимаешь эту осознанность — это второе «я» — за то, чем являешься. Ты влюбляешься в него; ты склеиваешься с ним. И единственным решением оказывается разбивание сердца, потому что разбивание сердца означает, что ты выпадаешь из любви к себе. Случайно ты влюбляешься в образ, во что угодно, даже в свет, ты принимаешь этот свет за образ того, что ты есть, за второго, и влюбляешься в себя, и из этой любви возникает всё остальное, и тогда эта любовь становится любовью и ненавистью, и всеми противоположностями, и всем страданием.

Источник страдания — это влюблённость в то, чем ты не являешься, в образ себя — будь это даже первичный образ осознанности, света: из первичного «я» появляется всё остальное. Поэтому, если ты видишь, что осознанность существует, потому что ты есть, поскольку ты есть То, которое является осознанностью, тогда даже осознанность не может затронуть тебя. Всё есть благодаря тебе, но у тебя нет причины.

Тогда кого волнует, что появляется после первого осознания «я есть»? Всё это — сновидческая реализация, и она не может затронуть то, что ты есть. Поскольку ты никогда не рождался, То, нерождённое, не может страдать из-за того, что является объективным переживанием. Вот и всё.

Ты — та самая тотальная «расщеплённая секунда». Для Того, которым ты являешься, никогда ничего не происходило. Нет ни рождения, ни смерти. Всё появляется в виде системы убеждений, но только То, которое есть ты, суть сама жизнь. Поэтому всё, что ты можешь пережить на опыте, мертво, пусто. Но То, которое является самим абсолютным переживанием жизни, ты никогда не сможешь пережить. Ты просто являешься тем невообразимым, непереживаемым Я. Всё, что возникает из Того, является воображением, появляющимся и исчезающим, но оно никого не волнует. Потому что всё, что ты можешь себе вообразить, — лишь фантазия.

Это просто указывает на то абсолютное нерождённое, которым ты являешься, которое никогда не пребывало ни в одной системе страдания. Но в тот самый миг, когда ты выходишь из этого, принимая ту или иную идею или систему верований за реальность, начинается страдающий, начинается страдание. Для тебя неприемлемо наличие второго, потому что ты выходишь из абсолютного покоя, из свободы от второго в идею о «втором», — и тогда начинается война. Даже если ты назовёшь её «любовью», эта любовь будет войной. Включается система защиты, начинается консервирование всего, что есть, поскольку ты делаешься индивидуальным бытием, отделённой сущностью.

Даже эта идея делается весьма реальной, потому что всё, на что ты направляешь своё внимание, становится реальным. Всё, что ты считаешь реальным, реально. В тот момент, когда ты начинаешь считать разделённость реальной, она становится предельно реальной.

Только когда То, которое есть осознанность, оборачивается к Тому, которое есть осознанность, это подобно зеркалу, тотально отражающему То, которое предвечно. Это называется «восходом внутреннего солнца», но оно не имеет причины, оно появляется и исчезает не путём усилия, не как следствие делания или неделания. Вопреки всем твоим усилиям, ты есть, но ты не можешь избежать ни одного усилия. Этот парадокс неразрешим.

Ради этой беспомощности — дабы увидеть, что это рай, — вот для чего я здесь сижу. Я указываю на То, которым ты являешься, на ту беспомощность, поскольку в ней нет второго.

Всё, что тебе нравится контролировать, контролирует тебя. Всё, что ты видишь, всё, что переживаешь, не отличается от того, что ты есть. Пытаясь контролировать то, что ты видишь, и полагая, что, контролируя это, ты освобождаешься от него… какова идея! Всё, что тебе нравится контролировать, обрамляет тебя, и ты оказываешься в плену у этой идеи или системы верований, что бы ты ни делал. Какое бы определение ты ни использовал, это тюрьма.

Только абсолютное отсутствие всякой идеи о том, чем ты являешься и чем не являешься, и даже отсутствие этого, есть То, что есть ты. То — это тишина, и То — это покой, тот безграничный покой, который ты не можешь испытать, потому что ты есть То. Вот почему это называется «наготой бытия».

Мистер Рао: Это то, что называется «естественным состоянием»?

Карл: Можно сказать, что это отсутствие состояния, которое и есть твоё естественное состояние, То, которое никогда не обладало и никогда не будет обладать никаким состоянием. Все состояния появляются из абсолютного Источника, но То, которое является абсолютным Источником, не имеет источника. Это отсутствие состояния, в котором возникают все состояния, идеи и образы.

Не существует состояния вне Того, но само оно не имеет состояния. Можно сказать, что для него не существует места, но не существует места без него. Это всегда абсолютная сущность бытия, никогда не являющаяся формой или не формой, данным тобой именем, или рамкой, или системой верований.

Я есть То означает «Я есть то — вопросительный знак». Абсолютный вопросительный знак. Это абсолютная загадка того, что ты не можешь заключить в рамку, и, как бы ты ни пытался, тебе не втиснуть это ни в одну систему. Благодаря ненахождению того, чем ты являешься, всё, что ты уже нашёл в каком угодно переживании, отпадает. Не обнаруживая абсолютного переживающего, поскольку относительный переживающий, появляющийся по утрам, уже часть переживания, ты не можешь быть переживанием этого переживающего. То абсолютное переживание должно существовать до него. Вот и всё.

Всегда «до», «до», «до». Это указатель: просто иди к Тому, которое существует «до», которое называют «тотальной абстракцией», «тотальным субстратом». Это концепция, но всего лишь концепция о том, что ты не можешь быть концепцией.

По-немецки это называется «kotzept»[92]. То есть это выброс всех идей разом. Это выброс, выблёвывание всякой идеи о том, что ты вообще существуешь. Это абсолютная диарея из концепций. (смех)

Миссис Анджелина: (с глубокой мукой в голосе) Но, Карл, когда начинается сильная боль…

Карл: Ты плачешь.

Миссис Анджелина: А что мне делать?

Карл: Плакать.

Миссис Анджелина: Мне нужно что-то сделать с этим.

Карл: Что?

Миссис Анджелина: Я не знаю. Карл, я спрашиваю тебя, потому что, возможно, ты можешь ответить.

Карл: Я тебе и отвечаю: плачь. Что делать?

Миссис Анджелина: (плачет с умоляющим видом) Но нужно что-то делать с этим, когда начинается сильное страдание.

Карл: Что бы ты ни делала, ты подпитываешь его. Всё, чего ты хочешь избежать, ты подпитываешь своим избеганием. Ты не можешь избежать избегания.

Миссис Анджелина: Не могу?

Карл: (строго) Ты не можешь избежать избегания. Ты не можешь избежать боли.

Миссис Анджелина: (всхлипывая) Не могу?

Карл: Нет!

Миссис Анджелина: Это невозможно?

Карл: Да это «выхода нет», и это единственный выход из этой боли.

Миссис Анджелина: Но я должна прекратить страдание!

Карл: Не существует страдающего. Просто попытайся найти страдающего. Точка. И я обещаю тебе, что ты никогда не найдёшь этого мерзавца!

Миссис Анджелина: Я никогда не найду…

Карл: Ты никогда не найдёшь этого страдающего мерзавца. Раз ты не можешь найти страдающего, ты никогда не найдёшь никакого страдания.

Миссис Анджелина: (тихо) Ты уверен?

Карл: Да ведь когда ты пытаешься остановить страдание, ты подпитываешь страдающего.

Миссис Анджелина: Потому что я вижу, как нарастает моё страдание.

Карл: Да, это кризис. Он всегда нарастает[93]. Чем больше ты хочешь избежать его, тем больше он нарастает. И я предлагаю тебе, как предлагал бы тебе Рамана, найти того чёртова страдальца.

Окончательное лекарство от того, что является страданием, — это попытка найти страдающего, и когда страдающий не обнаруживается, оказывается, что никогда не было того, кто страдает. Он — часть истории. И если ты не можешь найти обладателя истории, «я», пребывающего в истории, то чем, в таком случае, является история страдания? Шуткой. Одна идея страдает из-за другой идеи! (саркастично) О Бог ты мой, я полон сострадания к этой идее, которая страдает из-за другой идеи!

(серьёзно) Я абсолютно не желаю, чтобы твоя боль закончилась. Абсолютно нет. Потому что любая боль, любой аспект бытия, существует для того, чтобы быть пережитым тем абсолютным переживающим, которым ты являешься. Избегания не существует. Ты не можешь уйти от того, что ты есть. И любая боль — это одно из Я-переживаний твоей бесконечной природы. Не от чего убегать. Ты не можешь уйти от того, что ты есть. Никогда!

(внезапно миссис Анджелина начинает улыбаться сквозь слёзы)

Карл: Ага!

Миссис Анджелина: Мне это нравится!

(группа, в полном молчании наблюдавшая за страданиями миссис Анджелины, теперь взрывается громким смехом)

Карл: Как ты видишь… Это рай!

(группа пребывает в восхищении и удивлении; люди хлопают и издают вздохи облегчения)

Миссис Анджелина: Потому что каждый день я пытаюсь почувствовать себя лучше, но это не получается.

Карл: Ты чувствуешь себя хуже. В том-то и соль: пытаясь почувствовать себя лучше, ты наверняка будешь чувствовать ухудшение.

Миссис Анджелина: А люди мне говорят: «Прими эту таблетку, или эту, или ту», и каждый день — только хуже. (с весельем в голосе) Но теперь — я не знаю, что-то…

Франческо: В данный момент всё нормально.

Карл: Опять этот дьявол. Только что он сказал: «Не волнуйся; всё вернётся». (смех) Он знает себя. «Mea culpa!»[94] Окончательное лекарство — это единственный указатель, который я могу тебе дать. Окончательное лекарство — найти страдающего или найти того, кто может быть болен. И когда тот, кто может быть болен, не обнаруживается, поскольку То, которым ты являешься, не может быть найдено ни при каких обстоятельствах, — то это и есть абсолютный конец страдания. Конец страдающего — это конец страдания, потому что ненахождение страдающего означает, что никогда не было никакого страдания. Всё. Это даже не конец чего-то, поскольку никогда не было того, что может кончиться. Так развлекайся.

Миссис Анджелина: Карл, понимаешь, иногда я теряла сознание. У меня были приступы эпилепсии.

Карл: Да, мне это нравится.

Миссис Анджелина: А когда начинается эпилептический припадок, я чувствую: «О Боже, всё кончено!»

Карл: Ты закончишься.

Миссис Анджелина: Это очень странно, потому что у меня полностью отсутствует контроль над телом.

Карл: Но это же здорово. Это абсолютный указатель Милости на твою беспомощность. Наслаждайся ею! Ничто не может навредить тебе. Нечего терять, теряя то, что обладает сознанием, теряя контроль. Нет ничего лучше, чем утрата этого чёртова контролёра. Тогда приходит милость, и начинается адский огонь. Это эпилептическое переживание чистого электричества, электричества всей вселенной, проходящего через твоё маленькое тело, — о-о-о-а-а-а! Это милость! Тебя выбивает шоком.

Миссис Анджелина: Это милость? Ты мне говоришь, что это милость?

Карл: Да, я тебе говорю.

Миссис Анджелина: Ох, я счастлива. (смех)

Карл: Веришь или нет, это электричество — это то, чем ты являешься, — сознанием. Чистым электричеством. Все формы, всё пронизывает электричество, так что, когда панцирь ломается и электричество проходит сквозь тебя, это похоже на эпилептический приступ, потому что ты не можешь поддерживать жизнь в индивидуальном панцире, сжимающем тебя в виде организма тело-ум.

У меня было так много снов, снов-реальностей, в семидесятых, когда я ходил по разным учителям. Все они появлялись и говорили: «Бла-бла-бла», и в самом конце всегда случался электрический шок, затрагивающий локоть. Бум! Это было похоже на эпилепсию, ведь про неё я знаю всё. Потом ты часами пребываешь в полном шоке, в этом электричестве, чистом «бу-бу-бу», всегда дающем тебе то, что ты не можешь взять. Да, звучит хорошо. Ах, я очень счастлив за тебя.

Миссис Анджелина: Большое спасибо.

Карл: Просто дело в том, что, в некотором роде, ты начинаешь привыкать к тому, чем ты являешься, становясь Тем, которое есть энергия. Ты видишь, что, какой бы силы электрическое напряжение ни проходило через тебя, оно не может тебя затронуть, поскольку ты уже являешься Тем. Всё, что может быть затронуто, является переживанием, но оно не может затронуть тебя в качестве Того, которое является восприятием. Это восприятие, здесь и сейчас, не отличается от восприятия в твоём детстве, или в младенчестве, или даже до него. Его никогда ничто не затрагивало. Даже высокое электрическое напряжение не может затронуть То. Так что этот шок не может тебя шокировать.

Франческо: Просто выпей ещё кофейку.

Карл: Просто выпей ещё кофейку, да. (нежно) Франческо!

Пустоты не избежать

Луиза: Но с этим электричеством — разве ты не должен быть включён в розетку? Ну, типа этого кипятильника? Его включаешь в розетку, и он кипятит воду.

Карл: Но тебя никогда не отключают. Как ты можешь отключиться от бытия?

Луиза: Но ничего не произойдёт, если его не включить.

Карл: Штепселя нет! Как ты можешь включить что-то, когда нет штепселя?

Луиза: Ну, скажем, я — это кипятильник.

Карл: Ты — кипятильник? О Бог ты мой.

Луиза: Я имею в виду, если просто говорить об электричестве. Фантазировать. Само по себе электричество — это ничто.

Карл: Что «ничто»?

Луиза: Нужно включить штепсель и использовать.

Карл: Это ничто? Сунь пальцы в розетку, и ты увидишь, что такое электричество. Ничто?

Луиза: Ну, в конце что-то есть.

Карл: В конце?

Луиза: Сначала есть вода, а потом — электричество.

Карл: Ты смотрела фильм «Матрица»? Ты видела, там использовали человеческие тела в качестве батарей, снабжающих электричеством всю систему. Так что ты уже являешься электричеством; тебе не нужно подключаться к нему. Ты уже есть электричество.

Луиза: Хорошо.

Карл: Что хорошо-то? Где теперь кипятильник?

Луиза: Я запуталась.

Карл: Ты запуталась в кипятильнике, ага.

Луиза: (со смехом) Я закипаю!

Карл: Ты закипаешь. Посмотрим, когда наступит Siedepunkt[95]. Пошёл пар.

Джеймс: В буддизме идёт своего рода непрекращающийся спор о том, что такое просветление. Одна школа указывает на очищение осознанности до тех пор, пока ты не укрепишься в переживании осознанности.

Карл: В немецком это называется: «die Scheidewand der Wahrnehmung». Звучит хорошо. Как это будет по-английски?

Моника: Стена восприятия.

Карл: Нет, граница, граница восприятия. Вроде пограничной линии. В Библии это называлось бы «днём страшного суда». Оставайся в дне страшного суда, до времени — до времени или всякого представления о времени и не времени, будь на этой границе — границе суда, до суда.

Это день суда. День суда до всякого суда, до всякого времени и не времени, до всякой концепции. Ты остаёшься в Том, которое первично, просто первично по отношению к тому, что пробуждается утром. Не участвующее в пробуждении этого тела и его переживаниях. Это то, что имеется в виду в буддизме, так?

Джеймс: Ну, другая школа говорит — в определённом смысле это то, что я слышу от тебя, — что это первично по отношению к осознанности.

Карл: Это называется «осознанностью осознанности», «пустотой пустоты». Это всегда обозначают через два понятия. Но для меня это одно и то же. То, которое есть осознанность, является осознанностью осознанности. То есть всё равно что полнота полноты. «Я есть»-ность «я есть»-ности. Это всегда указатель на абсолютное Сердце бытия. Так что здесь нет различия.

Джеймс: Значит, отсюда попадаешь в то, о чём ты говорил: к несобытию и непереживанию. Ты можешь ещё немного рассказать об этом?

Карл: По ходу дела. Не на ходу, а по ходу. Вопреки ходу. Вопреки тому, что является мимолётными переживаниями перед лицом того, чем ты являешься. Это «вопреки» есть «расщеплённая секунда», и к этому нечего добавить. Вопреки всей истории, вопреки всему, что когда-либо происходило с тем, что находится у тебя перед глазами, с этим телом-умом или чем-то ещё, в виде переживания, тобою переживаемого, — вопреки всему этому, ты есть. Но То, которым ты являешься, ты абсолютно не знаешь.

Джеймс: Тем не менее здесь есть подвох.

Карл: Подвох?

Джеймс: Это несобытие или непереживание имело место во времени.

Карл: Можно сказать, что для организма тело-ум по-прежнему существует время, потому что без времени, без разделения не было бы формы или не формы. Но времени нет. Всё есть здесь и сейчас. Этому телу требуется время. Этому воображаемому объекту требуется субъект в обстоятельствах, просто для того, чтобы переживать его. Поэтому тебе требуется воображаемое время, и рамки, и тела, и объекты для того, чтобы переживание состоялось.

Джеймс: Значит, то несобытие, то непереживание…

Карл: Есть здесь и сейчас.

Джеймс: Всё время?

Карл: В этом нет времени. Нет даже не времени. Время и не время возникают в Том.

Джеймс: Значит, это постоянная реальность того, что есть Карл?

Карл: Нет, это реальность Того, которое не знает реальности. И То не хочет познать её, потому что познавать нечего.

Джеймс: То, что я пытался выяснить у тебя, — и мне пока не удалось выяснить (смех), — заключается в следующем: было ли это однократным событием? Я знаю, что нет такой вещи, как время, тем не менее, кажется, что время длится.

Карл: Нет, нет. Пребывание Тем, с которым никогда ничего не происходит, было всегда. В Том не существует появления и ухода. Поэтому оно есть здесь и сейчас — или никогда.

Джеймс: Да, но в том, о чём ты говоришь…

Карл: Нет, это просто указатель. Это никогда, никогда! Это расщеплённая секунда пребывания никогда никогда! Даже не «всегда». Это — никогда никогда. Так что с того, если то, чем ты являешься, существует никогда никогда? Ты есть всегда? Нет. Ты есть никогда никогда.

Джеймс: Поэтому я задал вчера этот вопрос. В этом несобытии, в этом непереживании мир исчезает?

Карл: Это не непереживание. Это переживание того, что то, что является переживающим, и всё, что можно переживать, не является тобой. Это абсолютное переживание абсолютной независимости от всего, что можно переживать, абсолютная независимость даже от переживающего. Это абсолютное переживание Того, которое ты можешь назвать «свободой», но безо всякой идеи о том, что является и что не является свободой. Это простое пребывание Тем, которое никогда не может быть затронуто ни одним ощущением, ничем, что ты можешь чувственно воспринимать в объектной жизни.

Ты — это То, которое всегда лежит за пределами ощущений. Существуют все ощущения, но ты никогда не был внутри ощущений — никогда не был и никогда не будешь. И для Того, которое никогда не пребывало внутри ощущений, которое никогда не рождалось и никогда не умрёт, в этот момент умирает идея «смерти». Это всё. Ты видишь: то, чем ты являешься, — это «никогда никогда».

Но в этом нет ничего нового или старого; это всегда было никогда никогда. Чтобы оно могло содержать всё на свете — любую концепцию, любую систему верований, любой образ — ты должен существовать до них, будучи Тем, который есть никогда никогда. То, которое есть никогда никогда, является субстратом, который ты больше не можешь сократить. В момент тотального сокращения ты сокращаешь себя до предела. И в этот момент ты становишься пустотой и полнотой одновременно. Поскольку ты пребываешь в пустоте идей, Сердце настолько пусто в себе, что способно содержать полноту абсолютного бытия. Поэтому ты уходишь обратно к максимуму сокращения, чтобы стать максимумом абсолютного бытия.

Иначе просто невозможно. Вот почему буддисты так часто указывают на пустоту, на уход в эту пустоту. Чтобы достичь этого абсолютного аспекта, чтобы стать единством со всем (делает глубокий вдох), что ты не можешь достичь. Но для достижения пустоты Сердца существует внутренняя тяга. Ты просто видишь эту тягу как то, чем ты являешься, и просто покоишься в ней. Пустота, которая есть, становится лучшим другом, раем.

Поэтому ты не стремишься больше избежать пустоты. Возможно, до того ты хотел избежать умирания, потому что пустота означает умирание, умирание объектов. Но если ты видишь путём осознавания этой пустоты, что пустота — это то, что ты есть, тогда ты просто покоишься в ней — благодаря видению того, что бояться нечего. Это то, что говорил Иисус: не бойтесь того, что вы есть. Потому что этим отсутствием, абсолютным отсутствием всякой идеи ты являешься; это отсутствие всякой идеи есть пустота. Ты являешься этой тотальной пустотой, пропастью. Ты являешься этой темнотой знания.

Ты — не свет чего-либо, потому что это называется «Люцифером». Всё, что приносит тебе свет, является Люцифером. Кто бы ни давал тебе что-то, ни обещал какое-то знание, даже если это то, чем является сознание и свет, сулящие знание, которое может добавить что-то к твоей природе, — всё это ложь. Оно не может ничего добавить к тому, что ты есть. Это ложь о свете, о свете Люцифера, говорящего тебе: «Я могу дать тебе что-то. Я могу помочь тебе. Я могу сделать тебя более счастливым. Я могу принести блаженство, всё что угодно, небесное блаженство бога тра-ла-ла, божественное». Даже идея «божественной любви» — это дьявольская идея.

Все придуманные системы верований и просветление — даже идея «просветления» — опять-таки исходят от этого дьявола. Как будто просветление способно что-то добавить к твоей природе! Что это за идея? Вечная шутка! Ты говоришь с самим собой, и ты создаёшь это дьявольское воображение, а потому оно беспрестанно с тобой разговаривает и обещает что-то, но никогда не может сдержать обещания.

Оно никогда не даст тебе то сокровище, которым ты являешься. Ты есть То, которое есть сам Бог. Все украшения, все слова, даже обещания, — всё равно из золота. Они не могут коснуться тебя.

Так что не верь себе. Ты не можешь доверять даже себе. В этом красота этого. Всегда присутствует этот образ тебя: «Доверься мне. Я поведу тебя. Доверься мне». Вечно разговаривающий. «Доверься мне. Я могу дать это». Ха! Нет. Ты не можешь доверять даже себе, так как нет даже Я, чтобы доверять, ибо даже идея «Я» исходит из того же… не знаю чего. Нет.

«У! Абсолютно один. Некому доверять. Ни Бога, ни Я. У!» Но это рай — эта Безбоговость, эта беспомощность, это «одно без второго»; это рай. Это даже не знание себя. Полное отсутствие самой идеи «Я», или «Бога», или ещё чего-нибудь, ты — это То, которое есть, что бы это ни значило.

Франческо: Что бы ни значило! Это рай.

Карл: А!

Джеймс: Теперь ты получил цветы. В следующий раз будут свечи и благовония.

Франческо: Это завтра. Сегодня утром я забыл. Нет, цветы были от неё.

Моника: Вопреки мне самой! (смех)

Отбрасывание всего бытия

Карл: Кипятильник, у тебя вопрос?

Луиза: Иногда мне кажется, что сложно находиться в мире с тем, что невозможно познать, с этой пустотой, о которой ты говоришь, и поэтому функционирование этого тела-ума — где угодно, везде, нигде… иногда кажется, что ты не так уж сильно связан с ним или что ты можешь выйти из него.

Карл: Кто может выйти из него?

Луиза: Я не знаю.

Карл: Да, я тоже не знаю! Я никого не вижу в мире. Я не вижу никого, кто мог бы выйти из этого. Что это за идея о том, что ты можешь выйти, — из чего?

Луиза: Ну, я это делаю.

Карл: Значит, ты всё ещё внутри. Ты не вышла. Из-за этого выхода ты по-прежнему находишься внутри.

Луиза: Я знаю, и иногда мне кажется, что это тяжелее.

Карл: Что? Выход? Потому что этот выход удерживает тебя внутри. Ты обманываешь себя.

Луиза: Когда эта женщина вошла сюда, ты сказал: «Заходи сюда, тогда ты сможешь взглянуть наружу».

Карл: Да. Разницы нет.

Луиза: Ну вот. «Снова и снова нечего обретать!» Ну, о чём я спрашиваю? Я не знаю. (смеётся) Я ни о чём не спрашиваю. Просто я тоже, знаешь, могла бы приносить тебе розы и цветы и могла бы целовать твои ноги или, наоборот, забрасывать помидорами.

Карл: Ты не осмелишься. (смех)

Луиза: Завтра принесу помидоры.

Карл: Больше никогда не буду мыть ноги.

Луиза: У меня всё-таки есть вопрос, но я не знаю, как его задать. Иногда мне это кажется сложнее.

Карл: Что?

Луиза: Что? Да, действительно — что? Что сложнее?

Мужчина: «Я должна страдать! Я должна страдать!»

Луиза: Ты не помогаешь. (смеётся) Выручи меня!

Карл: Я вижу контролёра, который, контролируя страдание, находится внутри. Затем, контролируя, выходит и продолжает контролировать. Контролирует, контролирует. Да. Наслаждайся своим контролем.

Луиза: Но теперь это уже старый номер, когда ты мне так говоришь.

Карл: Да, я говорю тебе каждый день: «Наслаждайся своим контролем».

Мужчина: Пока не поверишь в это.

Луиза: Пока не поверю в это!

Карл: Пока контроль не надоест? Нет, ты никогда не насытишься контролем.

Луиза: Почему это?

Карл: Это часть игры.

Луиза: Но почему я?

Карл: «Почему я?» Возьми другое «я». Возьми своего врага.

Луиза: Нет, почему ты мне это говоришь? Разве больше нечего сказать?

Карл: Потому что я вижу контролёра. Любым своим действием ты контролируешь.

Луиза: Есть идеи?

Карл: Чтобы выйти из этого? В тот момент, когда ты хочешь выйти из этого, ты снова хочешь контролировать.

Тебе не уйти от контролирования. Нет выхода из контролирования.

Луиза: О-о-ох. (смех)

Карл: Пока мозг не…

Луиза: Разорвётся.

Карл: Разорвётся.

Луиза: На куски…

Тереза: Поэтому она надела платок.

Луиза: Это бандана!

Карл: Бандит. Теперь она бандит.

Луиза: (со смехом) Бандито!

Карл: Но ты это чувствуешь. Ты просто чувствуешь этот жар.

Луиза: Да, чувствую.

Карл: Это как контролёр здесь (показывает на лоб), третий глаз. И он всегда контролирует. Что бы он ни делал, он контролирует. Это дьявол, который контролирует.

Тереза: Значит, тот, кто не испытывает там боли, не контролирует? У меня там нет боли.

Карл: Она просто больше не может уклоняться от энергии, потому что приходит слишком много энергии. Жизненная энергия пробуждается, и тогда у контролёра начинаются большие проблемы, потому что сопротивление даёт головную боль, мигрень.

Поэтому он больше не срабатывает, этот контроль, потому что наступает «энергетический ад» — энергия жизни, которая показывает тебе твой контроль. Она учит тебя: «О, ты контролируешь; давай посмотрим, что мы можем с этим сделать». Это приносит головную боль. И тогда она хочет контролировать даже головную боль, или энергию, и тогда головная боль делается ещё сильнее. Как самодвижущаяся система, подпитывающая себя. Как будто я знаю, а?

Но, собственно говоря, это не так плохо. Потому что только благодаря адскому пламени, боли, «мигрени» (игра слов) «я» перемалывается самой жизненной силой.

Тотальная осознанность уничтожает идею «контролирования», потому что наступает момент, когда ты видишь, что в контролировании не было никакого контроля, поэтому даже контроль не может ничего контролировать. Так что сказать? Милость всю дорогу.

Тереза: Но, Карл, когда я слышу про эту мигрень… у меня нет мигреней.

Карл: О, теперь ты хочешь заполучить мигрень?

Тереза: Да. (смех) Похоже на то, что это другая стадия, ступень повыше, знаешь, когда у тебя есть мигрени, выход большого количества энергии.

Карл: Я никогда не говорю, что это более высокая ступень; я говорю только о функционировании. Я говорю тебе только об энергии, о том, как она функционирует. Я не говорю, что это преимущество; я никогда такого не говорил. Я просто объясняю, как это работает. В этом нет преимущества.

Тереза: Это не правило, потому что у многих людей нет мигреней, но у них всё равно есть жизненная энергия. Жизненная энергия всё равно в движении, и не у всех есть мигрени.

Карл: Нет? Но они могут начаться.

Тереза: Я звучу так, словно говорю: «О, я хочу мигрень».

Берта: О, ужасно — мигрень.

Карл: Да, а то! Если исследовать это, то существует целая библиотека в Ватикане, комнаты, заполненные историями о святых, с восходящим внутренним огнём, и всегда с внутренним огнём появляется телесный огонь, а затем огонь сердца и мигрени, всевозможные боли в теле и всё, что можно себе представить. Всё это приходит с ним. Это хорошо известно. Я не говорю, что это преимущество. Я просто говорю, что так оно происходит. Я не говорю, что это непременное условие.

Тереза: Значит, я теряю время…

Карл: Ты теряешь всё! Ты — счастливый неудачник! (смех)

Тереза: (со смехом) На своём предсмертном одре…

Карл: Теперь она снова жалуется. «О, я бедняжка. У меня нет мигреней!» Это идеальный пример индивидуалистичной личности.

Тереза: Теперь у меня мигрень. Перестань. (смех)

Моника: Она счастлива!

Карл: Это есть в Библии. Если ты попросишь, тебе будет дано.

Берта: Ага, а если ты никогда об этом не слышал, это не случится, поэтому я больше не хочу об этом слышать. (смех)

Карл: Если это случится, то это случится; если нет — нет. Это просто означает, что ни в чём нет ни недостатка, ни преимущества. Но если это случается таким вот образом, то это часть развлечения, нравится оно тебе или нет. Но, опять-таки, ни для кого не будет преимущества, потому что нет никого, кто посредством чего-то мог бы получить преимущество. Даже посредством этой мигрени. Я знаю, многие думают: «О, я теперь попал в эту энергетическую штуку, с кундалини и мигренями, и теперь я созрел и готов».

Моника: По крайней мере, что-то происходит.

София: Но иногда это никуда не ведёт.

Карл: Это никогда никуда не приведёт. Не «иногда». Никогда ничего нет. Это никогда ни к чему не ведёт.

София: Но иногда случается эта «расщеплённая секунда», иногда — нет.

Карл: Расщеплённая секунда никогда не случается. Я не говорю о чём-то преходящем. Расщеплённая секунда есть здесь и сейчас. Если бы её не было здесь и сейчас, её бы не было никогда. Поэтому происходить нечему. Никогда не случится то, что не может случиться. Лучше не жди, потому что это никогда не наступит.

Это хорошая новость. Это никогда не наступит. С мигренью или без неё — это не наступит.

Если бы на самом деле это могло помочь некоему бытию стать Тем, которое есть Я, оно сразу же остановилось бы, ведь был Будда, был Иисус, был Рамана, было много великих мудрецов. Если бы это действительно могло помочь — переживания той или иной трансформации, переход от отождествлённого сознания к космическому сознанию, вся эта возникающая и возвращающаяся обратно энергия — если бы это действительно могло помочь, то всё бы просто остановилось. Оно не смогло бы продолжаться. Для единого Я это было бы концом. Путём некой трансформации или трансмутации во что-то ещё всё бытие просто бы исчезло.

Если бы ты могла контролировать То, которое есть само бытие, в качестве Того, которое есть Я, каким-либо переживанием жара или с помощью какой-то трансформации, то что бы это была за свобода? Так что всё это часть шоу, но оно ничего не меняет. Тереза будет существовать вечно, Тереза, по-прежнему ожидающая мигрень. (смех)

Тереза: Теперь это новая-новая мигрень.

Карл: Когда есть тот, кто переживает этот опыт, расщеплённую секунду, бла-бла-бла, он начинает: «О, что же я делал до этой расщеплённой секунды?». И тогда это превращается в религию или технику йоги. «Благодаря тому что со мной, выполняющим это и это, было это и это переживание жара в теле, то всё это должно быть связано с моими прежними переживаниями». Даже это переживание несобытия он принимает за персональное переживание. И тогда всё, что было до того, воспринимается как «благодаря этому я достиг этого».

Но То существует, никогда не являясь следствием какого-то предшествующего шага. Оно уже присутствовало во всех шагах, так что здесь нет ничего нового. Я всегда указываю на То. Никогда «благодаря» деланию или неделанию, вопреки жару, вопреки мигрени, вопреки всем ощущениям и событиям, рассказам и историям, ты есть, что ты есть, никогда «благодаря» им.

Так что забудь. Это может случиться, может не случиться — кого это волнует? Это ни преимущество, ни недостаток. Это лишь ещё одно ощущение в том, что ты есть. Ещё одно ощущение в теле.

Когда есть видение, что для того, что ты есть, никогда не было такой вещи, как преимущества в чём-либо, недостаток тоже исчезает, и тогда ты есть то, что ты есть, вопреки всему, никогда благодаря какому-либо жару тела или чему-то, что нужно отбросить. Отбрасывать нечего. Это часть шоу. Можешь наслаждаться им — это тебе не поможет.

Ты не можешь не реализовать себя

Берта: Чрезвычайно безнадёжно.

Карл: (со смехом) Разве же это не прикольно? Вообрази себе, если бы была надежда! Надежда — это ад. Всегда тут как тут этот дьявол, который хочет подцепить что-то и сказать: «Смотри, может быть, это поможет. Если ты будешь делать это, я обещаю тебе рай».

Берта: Из-за этого я тоже здесь сижу, не только потому, что ты отнимаешь надежду, но потому, что ты обладаешь способностью говорить о Том. Если в течение долгого времени я этого не слышу, — когда я встретила тебя, к тому моменту я не слушала никого около трёх лет, — то возникает ощущение, что я всё забыла. Я не могу получить это из книг или с кассет. Хоть ты и безнадёжность, надежда всё равно есть.

Тереза: Надеющаяся безнадёжность.

Карл: Надеющаяся безнадёжность! Всё равно остаётся надеющаяся безнадёжность.

Моника: Должно ведь быть что-то. Что-то, где-то должно что-то получать от этого, потому что, действительно, нет никакой логической причины для сидения здесь. (смех)

Карл: Ага, я — бегущая строка рекламы. «Посмотрите на меня. Я — самый разочаровавшийся человек на земле, потому что я сижу здесь и говорю с чем-то — с тенями, а они ничего не могут понять, и всё это не важно, не значит ничего, ничему не требуется помощь и т. д. Я абсолютно разочарован».

Моника: Да, это про нас. Я имею в виду, про меня. (смех)

Карл: Но говорю тебе, эта беспомощность, тотальная бесполезность — рай. Потому что это — свобода. Абсолютная свобода. Нечего извлекать из обстоятельств. Поэтому то, что я говорю или не говорю, абсолютно бесполезно. Это же абсолютная свобода — вопреки тому, что я говорю или не говорю, я есть то, что я есть.

Моника: Но это, можно сказать, сравнимо с неожиданием, неполучением…

Карл: Нет, это не «неожидание, неполучение». Я не говорю о «неожидании».

Моника: О'кей, ожидание, но неполучение.

Карл: Ожидания возможны, но кого это волнует?

Моника: В этом есть некая заслуга или что-то вроде того.

Карл: Возможно, нет.

Моника: Без разницы. Но я не понимаю.

Карл: Она думает: «Если этот немец может это сделать, то я тоже могу это сделать». Однако не существует того, кто сделал это. Говорю тебе снова и снова: я никогда ничего не достигал, поскольку я никогда ничего не покидал. Я не могу заново достигнуть то, чем я являюсь. Поэтому я ничего не достигал. Так что от меня, конечно, ничего не получить.

Франческо: Правда.

Карл: Ты ничего не можешь получить от пустоты.

Моника: Пустоты?

Карл: Возможно, То есть то, что есть ты, но ты не можешь достичь То. Потому что видя, что из пустоты ничего не появляется, что ты никогда не покидала пустоту и что ты есть То, ты понимаешь, что пустота не может быть дана. Ты и есть эта пустота. Это парадокс. Я указываю на него. Ты можешь увидеть, что из пустоты ничего не появляется и ничего не возвращается в пустоту.

Ты — сама эта пустота, которой нечего достигать, нечего получать посредством чего-либо. Поскольку ты никогда не покидала пустоту, ты не можешь получить её обратно. Этот указатель на то, что ты не можешь ничего получить от Того, которое есть я, являющийся пустотой, указывает на То, которое есть ты. Так что нагота разговаривает с наготой. Ты думаешь, что это заслуга.

Моника: Это указатель.

Карл: Иногда это называют «божественной свадьбой». Когда ты видишь, что возлюбленный — это пустота, и любящий — тоже пустота, то оба они исчезают в этой пустоте. Но это снова концепция.

Я всегда указываю на это «выхода нет». Никогда ничего не появлялось из того, что ты есть, и, поскольку ты никогда не покидала это, чем бы оно ни было, то к нему нет обратного пути. «Нет обратного пути» — возможно, это и есть обратный путь. Кто знает? Простое понимание, что ты никогда не уходила. Ты есть То, которое в любом случае является домом. Ты никогда не уходила из дома. Дома никого нет. Никого никогда не было дома, поскольку ты есть То, которое есть дом. Всё это — указатель. Возможно, в какой-то момент указание на То, которым ты абсолютно являешься, покажет на тебя.

Моника: И тогда я стану бесцельной.

Карл: Тогда ты будешь бесцельной целью. Ты не бесцельна; ты — бесцельная цель.

Моника: Но это было бессмысленно?

Карл: Раньше?

Моника: Раньше. (оба смеются)

Карл: У тебя есть указатель. Есть гвоздь и молоток, забивающий его. «Забивать нечего! Я забиваю, но забивать нечего. Даже молотка нет».

Томас: Мне интересно, как кто-то может принять эту расщеплённую секунду на свой счёт. Звучит бессмысленно.

Карл: Смысл есть.

Томас: Смысл есть?

Карл: Да, потому что это бессмысленно. Всё возможно. Поскольку никто никогда не мог пережить расщеплённую секунду.

Томас: Я это и имею в виду.

Карл: Личность всегда превратит это в переживание.

Томас: Но личность не может принять на свой счёт то, что он или она не переживала.

Карл: Говорю тебе, она всегда всё принимает на свой счёт, даже если на свой счёт принимать нечего. Что здесь есть? Всё есть… Здесь нет ничего личного, но ты всё равно принимаешь это на свой счёт. Поэтому даже расщеплённую секунду — это переживание или не переживание — ты примешь на свой счёт наверняка. Как ты можешь не принять её на свой счёт?

Томас: Ну, наверняка это не наверняка.

Карл: Не наверняка? Возможно. Возможно, нет.

Томас: Значит, это не наверняка.

Карл: Но это наверняка. (смех)

Томас: Значит, даже расщеплённая секунда — это не выход?

Карл: Нет.

Томас: Ну, я жду её, что бы ты ни говорил.

Карл: Да, ты пребываешь в ожидании Годо, но Годо никогда не придёт. Ты не можешь не ждать. Но ты можешь видеть, что Годо никогда не придёт, поэтому ты ждёшь, но без ожидания. Это медитация.

Когда ты медитируешь ради получения результата — знания того, чем ты являешься, — то это действие с намерением, которое делает его личным. Это как идея преимущества. «Я делаю что-то и хочу что-то получить из этого, даже знание самого себя».

Но когда ты видишь, что То, которое является тем, что есть ты, не может быть познано ни в чём, и продолжаешь медитировать без ожидания, то это действие без деятеля. Это действие без намерения. Нет того, кто действует. Действие есть, но нет действующего или недействующего. Для того, что ты есть, оно не может ничего дать. Оно разворачивается само по себе.

Бесконечная реализация того, что ты есть, в качестве Я-переживания, никогда не прекратится, ибо ты не можешь не переживать то, что ты есть. Поэтому даже непереживание является переживанием. Поскольку ты не можешь выйти из Того, которым ты являешься, ты не можешь выйти из Я-переживания. Путём Я-переживания ты реализуешь себя. И ты не можешь не реализовывать себя.

Любой аспект жизни, любой момент часть Я-реализации и Я-переживания. Этому никогда не будет конца. В этом есть все виды переживаний — жа́ра, любых ощущений, которые может испытывать тело, — всё, что находится во временной рамке этого сна о переживаниях, может случится. Но в той же степени, в какой они могут случится, они нереальны.

В конечном счёте нет «конечного счёта»

Мужчина из Латинской Америки: У меня вопрос. Своего рода личный. Ты счастлив по жизни? У тебя есть страдания? Изменилась ли твоя жизнь после того, как ты пришёл к реализации своего истинного Я?

Карл: Я сижу здесь. Всё меняется постоянно. В этом теле изменения происходят каждую секунду, но не из-за расщеплённой секунды. В Том нет причины и следствия.

Мужчина: Мой вопрос…

Карл: Стал ли я счастливее после этого?

Мужчина: Просто счастлив ли ты?

Карл: Нет. Я понятия не имею о счастье.

Мужчина: У тебя есть представление о страдании? Ты плачешь?

Карл: Плачу? Я часто плачу. Если идёт грустный фильм, я плачу. Как я могу не плакать, когда идёт выжимающее слезу кино? (смех) Серьёзно. Оно сделано мной. Его называют «выжимающим слезу», так что я должен плакать.

Когда есть видение, сострадания невозможно избежать. Ты есть то. Всё, что ты видишь, является тобой. Не существует разницы между переживающим, переживанием и переживаемым. Любая грусть — это ты. Любое счастье — это ты. Всем, что ты можешь придумать, ты являешься. Как ты можешь не сострадать тому, что ты есть?

Мужчина: Давай возьмём большую шкалу — целую планету, человечество.

Карл: Человечество? Ох. Сначала тебе нужно найти человечество, и потом мы сможем о нём поговорить.

Мужчина: В любом случае, есть то, что есть. О'кей? Каждую неделю, каждый день люди причиняют всё больше боли друг другу.

Карл: С самого появления человечества существуют война, и боль, и страдание. Ты прав.

Мужчина: Но сейчас этого становится всё больше и больше.

Карл: Нет. Вспомни Средневековье, поверь, там было достаточно боли и страдания. Возможно, количество людей увеличивается, поэтому ты думаешь, что увеличилось количество боли и страдания.

Так в чём твой вопрос? Что нам делать с человечеством или что? Не трахайся больше, и тогда боли больше не будет, потому что не будет людей.

Моника: Брахмачарья!

Карл: Нет, если ты спросишь меня, что делать с человечеством, со всеми людьми, я скажу всем: «Не трахайтесь больше», тогда людей больше не будет, и страдания тоже не будет. Действуй самым радикальным путём.

Другой мужчина: Тогда у тебя будет другого рода страдание!

Карл: Ты пострадаешь какое-то время из-за отсутствия секса, до тех пор пока не умрёшь, но ведь ты остановишь популяцию. Прекрати совокупляться, и тогда не будет популяции. (смех)

Мужчина из Латинской Америки: Значит, ты говоришь, что страдание и боль будут всегда.

Карл: Нет, никогда не было никакого страдания и боли. С этим проблем нет. Ты не можешь остановить что-то, чего никогда не было.

Мужчина: Но ты видишь, как плачет эта женщина. Она будет плакать завтра и послезавтра.

Карл: Да, она всегда будет плакать; это её природа. (смех)

Мужчина: В чём конечная цель?

Карл: В том, что цели нет. Это конечная цель: цели нет. В конечном счёте нет «конечного счёта».

Мужчина: Но факт остаётся фактом…

Карл: Какой факт?

Мужчина: Факт…

Карл: Да, «фак-инг» по-прежнему здесь.

Мужчина: Мы несчастливы.

Карл: Нет? Ты никогда не найдёшь того, кто счастлив. Ты прав. Потому что нет никого, кто может быть счастлив. Тебе никого не найти. Сначала найди кого-то, и тогда мы поговорим о счастье и несчастье.

Мужчина: Это зависит от определения счастья…

Карл: Одним определением ты создаёшь идею о ком-то, вот и всё. Если ты прекратишь давать определения, кто останется? Тебе нужно дать определение «человечеству», чтобы человечество было.

Мужчина: Будда, Кришна, Рама, Рамана Махарши — они говорили, что существовало очень немного, очень немного людей, которые стали просветлёнными.

Карл: Нет. Все они, кого ты только что назвал, говорили, что никогда не было никого, кто был бы просветлён. Будда в «Алмазной Сутре» сделал это предельно ясно. Он сказал, что никогда не было Будды, ходящего по земле, и никогда не будет. Так что никогда не будет никакого просветлённого. Он сказал, что проповедовал сорок лет и не сказал никому ни слова. Это Будда.

И это то, что говорил Рамана. То, что является Раманой, есть Я, и это Я извечно реализовано. То, что ты можешь назвать «Раманой», никогда не реализует Я, поскольку Я извечно реализовано.

Так что на земле никогда не было реализованной личности, как и вообще не было никакой личности, которая могла бы быть реализована. То, что является личностью, всегда есть То, которое есть Я, и оно извечно реализовано и не нуждается больше ни в какой реализации, которой уже обладает. Горшок никогда не реализует То, которое является горшком. Так что там про просветление? Сначала найди того, кто непросветлён, потом мы снова поговорим о просветлении.

Мужчина: Мы все непросветлённые.

Карл: А кто здесь вообще есть? Я не разговариваю с привидениями! Я никого здесь не вижу, ведь привидения никогда не могут быть просветлёнными или непросветлёнными. Я вижу Я, здесь и сейчас, как То, которое есть. Здесь нет никого, ни одного, кто просветлён или непросветлён. И я не разговариваю с тенями. Я не разговариваю с призраками, которые приходят и уходят. Я говорю с Тем, которым я являюсь.

Мужчина: Но…

Карл: Но? Да, «но» ведёт к «но».

Мужчина: Ты говорил, что существует эта броня, через которую мы не можем пройти на пути к реализации.

Карл: Нет, нет, я этого не говорил. Вопреки броне, ты есть то, что есть Я. Не благодаря какой-то броне, которая спадает. Ты не слушал тогда. Я никогда не говорил, что реализация придёт благодаря чему-то. Я всегда говорил, что реализация — это твоя природа. И к этой реализации ты ничего не можешь добавить. Так что, с бронёй или без неё, ты есть то, что ты есть. В каких бы обстоятельствах ты ни находился, обстоятельства существуют благодаря тебе, но ты не существуешь благодаря обстоятельствам. Так что, вопреки обстоятельствам брони или не брони, ты есть то, что ты есть. Броня — это часть реализации, и в ней нет ничего правильного или неправильного.

Мужчина: Значит, ты бы назвал какого-нибудь маньяка или массового убийцу…

Карл: Да, ты — это он. Ты это он! Из-за того, что ты думаешь, что живёшь, ты создаёшь шесть миллиардов других, и, делая их живыми, ты убиваешь себя. Ты — массовый убийца, когда говоришь, что существует шесть миллиардов людей. Ты — величайший массовый убийца, которого я знаю. Просто из-за того, что ты думаешь, что живёшь, ты убиваешь шесть миллиардов.

Мужчина: Я так не думаю.

Карл: Ты создаёшь их! Создавая их, ты их убиваешь.

Мужчина: И как «рассоздать» их?

Карл: Тебе не нужно рассоздавать их; просто перестань создавать. Будь тем, что ты есть, и никого не останется.

Мужчина: А как быть тем, что ты есть?

Карл: Как? Здесь нет «как».

Мужчина: Ты говоришь, что есть пустота пустоты и всё такое, но ты не говоришь, делай это или делай то. Почему?

Карл: Нет. Потому что ты не можешь стать более пустым, чем ты уже есть. Всё, что ты делаешь, — избегание этого. Любая техника или медитация, всё, что ты делаешь путём Я-исследования, направлено на избегание пустоты. И, видя тщетность всякой техники, видя, что ничто не может прийти с помощью техники, с помощью медитации, ничто не может добавить что-то к тому, что ты есть, ты не находишь себя ни в одних обстоятельствах. Ненахождение себя ни в одних обстоятельствах, ни путём поиска, ни путём исканий, может остановить это. В этой полной остановке ты увидишь, что никогда ничего не терял, и, поскольку ты никогда ничего не терял, тебе нечего возвращать.

Мужчина: То есть существует некое действие, которое называется «видением»…

Карл: Да, и ты видишь, может быть, путём действия, что получать нечего. Снова и снова я говорю тебе, что получать нечего.

Мужчина: Нечего изменять?

Карл: Сначала покажи мне что-то, что вообще есть. Весь научный мир, с самого начала научных опытов, — это желание доказать, что существует материя. До сих пор доказательств нет. Они не могут даже сказать, существует ли вообще что-то. Они могут только сказать: «О, есть квантовая физика. Есть волна и частица, но мы не знаем, что это такое. Оно всегда изменяется». И теперь все люди науки становятся буддистами, потому что не могут найти то, что является Богом. И они ищут в мистике, они все превратились в мистиков.

Тереза: И теперь они ищут техники, чтобы найти то, что они уже нашли.

Карл: Они ничего не нашли посредством чего-то. Ни один электронный микроскоп ничего не обнаружил, потому что всё всегда можно расщепить снова, мельче, мельче, мельче. Бесконечное «мельче».

Женщина: Бесконечные параллельные вселенные.

Карл: Что угодно, но ты не можешь найти ни одной. Так много параллельных вселенных, и ни одной не найти.

Мужчина из Латинской Америки: Так, Карл, ты сказал мне прекратить творить убийства?

Карл: Да. Прекрати творить убийства, воображая себе, что ты живёшь. Прекрати считать реальным то, что воображаешь себе. Ты воображаешь, что живёшь, и это концепция. Когда ты перестанешь принимать воображаемое за реальность, в этот момент, когда у тебя нет абсолютно никакой идеи, существуешь ты или нет, больше нет других. В тот самый момент, когда ты принимаешь воображаемого себя за реальность, ты создаёшь шесть миллиардов других, поэтому путём твоего прекращения, полной остановки, пребыванием Тем, которое существует до всякого воображения, больше нет тебя и других. Но в тот момент, когда появляешься ты, появляется шесть миллиардов других. Так ты создаёшь шесть миллиардов других. Так что ты — массовый убийца, здесь и сейчас.

Мужчина: Как и ты.

Карл: Нет, я — нет. Ты! Особенно ты. (смех) Нет общей взаимосвязи. Смотри только на то, что ты есть. Других всё равно нет. Я прошу тебя: смотри на то, что ты есть, а не на то, чем является кто-то ещё. Только ты имеешь значение. Других всё равно нет. Так будь абсолютно эгоистичным в этом. Моллюском[96]. (смех)

Попытайся поймать этого моллюска, которым ты являешься. Стань рыбаком, который пытается поймать моллюска, которым ты являешься. И поскольку ты не можешь поймать этого моллюска, которым являешься, ты становишься рыбаком, который не может выудить моллюска, которым является рыбак!

Мужчина: Вор не может поймать самого себя.

Карл: Да, но это то, чем ты пытаешься быть. Сначала ты вор, а затем ты становишься полицейским и говоришь: «Я знаю, вор должен исчезнуть». Ум сначала становится вором, ворующим твоё внимание, а потом, благодаря твоему нежеланию направлять внимание, он говорит: «О'кей, теперь я буду „не-умом“». «Я позабочусь о том, чтобы ума больше не было, — говорит ум, — так что тебя больше не побеспокоят, я больше не буду воровать твоё внимание».

Так, побывав вором, ворующим внимание, он затем становится полицейским, который говорит тебе: «Теперь я позабочусь о том, чтобы больше не было мыслей, которые тебя беспокоят». Так появляется «не-ум». Что делать?

Мужчина: Ничего.

Карл: Ничего — это довольно много, поверь. Даже ничего — это слишком много. (молчание)

Тереза: Так, Карл, насчёт квантовой физики: у них есть так называемые ответы.

Карл: Нет, у них нет ответов — это ответ.

Тереза: Но тогда они уходят в буддизм, чтобы понять, что они увидели или не увидели.

Карл: В первую очередь они погружаются в научные дела, в систему верований в научное доказательство, а потом уходят в противоположном направлении, к другой крайности другой системы верований в то, что есть — что? Так они приходят от чего-то к ничто. То есть это уже буддизм или ещё какая-нибудь религия.

Сначала ты идёшь в мир, наружу, ты хочешь найти материю или то, что имеет значение снаружи, счастье. Но ты не находишь материю, ты не можешь найти её, поэтому идёшь внутрь, идёшь к внутренней стороне, но там ты тоже её не находишь. И, не найдя ни снаружи, ни внутри то, что ты есть, ты полностью останавливаешься — точка. Не обнаружив бытие вовне, ты отбрасываешь идею «вовне», потом ты отправляешься внутрь, но, не найдя бытие внутри, ты делаешь полную остановку.

Сначала наружу, потом внутрь, но никоим образом ты не находишь себя. Ни внешним, ни внутренним. Нет ни внешнего, ни внутреннего Я. Нет даже внутреннего Я, поскольку для того, что ты есть, никогда никого не было ни снаружи, ни внутри. Так, путём абсолютного ненахождения того, чем ты являешься и чем не являешься, при любых обстоятельствах, ты успокаиваешься в этом «ненахождении». И, благодаря незнанию, ты знаешь, что ты не являешься чем-то, что ты можешь знать.

Это сам Абсолют. Это свобода от знающего, который знает или не знает. Потому что ты покоишься в абсолютном незнании того, что ты есть, в Том, которое есть, этом абсолютном знании, которое не может быть познано никаким относительным знанием или незнанием. И вопреки знанию или незнанию, ты есть тот Абсолют, которым ты являешься, который является самим знанием, но не благодаря знанию или незнанию. Ясно?

Георг: Молоток.

Карл: Бум, бум, бум. Ударная машина. Эта песня — хит. (смех) Ах, это не так тяжело. Это легко. Невыносимая лёгкость бытия.

Американец: Не бытия. Невыносимая лёгкость небытия.

Карл: Нет, бытия.

Американец: О'кей. Бытия и небытия.

Карл: Нет «небытия».

Американец: Нет бытия.

Карл: Но если нет «небытия», то есть бытие.

Американец: Есть небытие и есть не небытие?

Карл: Есть бытие. Даже когда нет никого, всё равно есть бытие. Ты не можешь выбраться из бытия. Попробуй-ка. (смех) Вот ещё один, который хочет приземлиться в стране «никогда».

Американец: (со смехом) Стране никогда-никогда.

Карл: В стране «небытия».

Американец: О'кей, значит, практиковать бытие?

Карл: Что хочешь. Ты можешь практиковать бытие? Практичное существо. Ты можешь заставить бытие практиковать? «Теперь я хочу научиться тому, как быть». Ты бы попросил этого? Бытие — это твоя природа. Она абсолютно естественна. Ты есть. Тебе не нужно практиковать То. Но тогда ты медитируешь на него. «Как мне быть Тем, которое есть я?»

А, о'кей. Большое спасибо.

Группа: Спасибо!

Тереза: Опять выжили!

Карл: Выжили снова. (поёт) «Это не в последний раз, это не в последний раз…»

(все смеются)

www.e-puzzle.ru