— Пропускаю.
— Кошка?
Она с сомнением повертела сигарету. Анашу она не курила. Да и вообще не курила — по жизни. Затянулась. Передала Улыбке. Он отдал Шустрику. Воровато оглядываясь, тот быстренько докурил и помахал в воздухе рукой, символически разгоняя приторно-сладкий дымок.
— П-педагоги, — проворчал Арнольд.
— Ш-ш-ш, — шикнул Шустрик, — мастер говорить будет!
К стойке и вправду выбрел Мик. Был он, как обычно, огромен, грузен и бородат. Привалившись спиной к стойке, Мик с минуту смотрел в зал. Уяснив, что большинство не соизволило обратить на него внимание, он поднял лапу и гаркнул:
— Нарр-род!
Игроки не сразу, но поутихли, в зале послышалось дружное движение: кто поворачивался, кто вставал, кто проходил ближе…
— Рад вас всех видеть!
— У-у-у!
— Хай-хай!
— И мы, Мик!
— На Игру заявилось порядка восьмидесяти человек. Играем, как вы знаете… надеюсь, что знаете… по "Пикнику…" Стругацких. Полигон площадью десять на пятнадцать, игровое время — сутки-двое. Общая игровая задача — обнаружение Золотого Шара. Большинство сталкеров — новички. Лишь у ветеранов есть карты Зоны, но далеко не полные. Команды, заботьтесь о проводнике или будете безвылазно сидеть в Стране мертвых. Пребывание в ней, кстати шесть часов.
— У-у-у, Мик!
— Жестоко, мастер!
— Ничего-ничего, учитесь ценить жизнь — свою и чужую. Напоминаю, что можно вынести из Зоны помимо Шара: черные брызги, зуду, пустышку, ведьмин студень, смерть-лампу… образцы на стойке. Дорога проверяется гаечками, число которых ограничено. Новичкам рекомендую поучиться в школе Стервятника… то бишь меня… за умеренную плату, разумеется. Господа сталкеры, за вами будут охотиться полицейские, если поймают — срок отсидки четыре часа. Не забывайте и про ловушки — жгучий пух, комариная плешь мясорубка… Если кто угодил в ведьмин студень — не обессудьте — за полчаса не доберетесь до врача — милости просим в мертвятник. Время в Зоне тоже ограничено — не надейтесь зависнуть там на весь световой день, через четыре часа загнетесь. Ученые Института — ваш командный мастер Синди, прошу любить и жаловать. И еще раз о Правилах — Правила надо знать.
— Вот это что-то новенькое! — заметил Улыбка. — Покажите мне хоть одного игрока, который бы до конца изучил Правила…
— Или мастера! — поддержала Кошка.
— А вообще — как сыграете, такую и получите Игру! И запомните: на этой Игре мастера — не козлы!
Бросив этот последний лозунг во взревевший народ, Мик повернулся к своему столу. Втиснулся между Кошкой и Арнольдом, подвигался, умащивая мощные телеса, похлопал приветственно соседку по загривку и сказал с удовольствием:
- Привет отряду кошачьих!
— Класс млекопитающих, подкласс хищников… — пробормотал выжатый Арнольд, пытаясь втиснуть назад свою задницу. — Мик, тебя так много, а ты ведь еще и не пил…
Кончилось все тем, что ворчащий Арнольд притащил стул и уселся в торце стола. Образовался теплый круг, в котором немедленно появились новая бутылка, раскрытые банки консервов и даже притащенная неведомо кем трехлитровая банка огурцов.
— За мастера, за мастера, — приговаривал Шустрик, разливая. — За нашего великого — во всех отношениях — мастера!
Зазвенели дружно сдвинутые стаканы. Шустрик выдрал воду из поднятой руки Лоха.
— Пионерская норма!
— Они теперь не пионэры! — заметил шумно хрустевший огурцом Мик. — Они теперь эти… как их… скауты! Ты скаут, ребенок?
— Я трезвенник! — мрачно сказал Лох, наблюдая, как исчезает одержимое его стакана в шустриковской глотке.
— Эт-то правильно! — одобрил Мик. — На Игре надо быть трезвым и злым.
— Тогда ты, Мик, — рассудительно сказал Арнольд, — много не пей. А то будешь с похмелюги трахать нас всяческими способами.
— Я — с достоинством объявил Мик, — ориентации не менял. Вот с Кошкой я бы с великим удовольствием!
Кошка еще скучающе вела глазом, а сидевший напротив Шустрик, откинувшись назад, описал ногой в старой кроссовке дугу в миллиметре от миковской физиономии. Поднялся ветер.
— Базар фильтруй, Мик, — сказал вполне миролюбиво, — а то как бы тебе бороду не обрили!
— Кстати, — сказал рослый парень, остановившийся у стола с бутылочкой пива, — а как у нас отыгрывается изнасилование?
Кошка откинула голову, окидывая его взглядом: волевая челюсть, крепкий лоб…
— Мик, а как у нас отыгрывается отрезание яиц?
Первым ухнул Мик. Потом заржал весь стол. Парень — делать нечего усмехнулся тоже, постоял еще, выжидая приличествующую паузу, и отошел.
Игра, как обычно, началась до Игры. Уже заключались пакты о ненападении, скупщики сулили большие барыши, уже дипломат и интриган Шустрик уходил и говорил с известными и неизвестными людьми; возвращался очень довольный, вклинивался в беседу, выпивал и снова исчезал. Мик только отмахивался от игроков, пытающихся что-то уточнить у него по Правилам:
— К командным мастерам, дети мои, к мастерам!
В голове было пусто, звонко и гулко. Кошка вертела стакан и размышляла, почему такие дозы не валят ее с ног. Обычно ей хватало одной рюмки.
— А помнишь, — говорил Мик, приобняв ее за плечи, — первые Хоббитские? Ельфы…
— Пильфы, — отсутствующе вставил Улыбка.
— …орки, Фродо, — зажмурившись, мечтательно продолжал Мик. Колечко… песня! Эх, где наши годы молодые!
Кошка на самых первых ХИ не была, но коль пришла мастеру охота поностальгировать, слушала с удовольствием.
— То-то я смотрю, ты точно такие игры и делаешь! — язвительно заметил Арнольд, у которого алкоголь наконец добрался до головы и начал портиться характер. — Гибрид "Зарницы" с п-пейнтболом!
— А что? Игры всякие нужны, игры всякие важны… Пусть человек лучше здесь оторвется, чем на твоей башке в подворотне!
— Психотерапеут ты наш! Бла-адетель! — пропел вернувшийся Шустрик.
— Понимаешь, — говорил Улыбка, потирая покрасневшее ухо, — у меня такая работа… в общем, я всегда должен быть в форме.
Кошка кивнула.
— Метрдотель?
Улыбка хмыкнул.
— Ну, где-то рядом… — ей пришлось податься через стол, потому что над левым ухом продолжали дискутировать два гиганта.
— А мне это уже — вот где! Особенно после Игры — так, знаешь, хочется что-то изменить…
Кошка знала. Два года назад после Игры она наконец подала на развод с Романом и, как ни странно, до сих пор об этом почти не жалела.
— Ну вот и… — Улыбка вновь потер ухо. Кошка отвела его пальцы.
— Спиртом протирай.
— Водкой можно?
— Хоть пивом
Пьяная идиотка, подумала Кошка, обнаружив, как уютно устроилась ее рука в улыбкинской теплой, бьющей током ладони. Правда, дальше самокритики дело не пошло…
— Ну и как на это посмотрели на твоей работе?
Он засмеялся:
— Радостно!
Кошка представила, как приходит на работу в ярко-розовых "бермудах" и ядовитой "кислотке" с вырезом до пупа и завистливо вздохнула:
— Везет же некоторым! У нас сурово — юбка до колен, чулки.
Капитан медленно улыбнулся:
— Чулки? Чулки — это здорово…
Кошка встретилась с ним глазами и чтобы отвлечься, прислушалась к общему разговору. Общий разговор меж тем катился по излюбленной колее — а почему же мы все-таки играем?
— В жизни скучно, — говорил Мик, хрустя огурцом. ("Говори за себя" вставка от Арнольда.) — Хочется адреналинчику. А повысить можно по-разному. Геймы компьютерные адреналин повышают? Повышают. Удовлетворение есть? Есть — если выиграешь. Жизненный тонус — ноль. Или вот, к примеру, дали тебе по башке в подворотне…
Улыбка хмыкнул:
— Видно, часто ему в подворотне прилетает!
— Оно и заметно! — поддержала Кошка.
Мик продолжал:
— …Адреналин? Повысился. Удовлетворение? Есть — если ты мазохист. Жизненный тонус? Нулевой. И что мы имеем в итоге?
— А в итоге мы имеем тебя, Мик, и твои "Зарницы"! — сообщил вновь объявившийся Шустрик. — Будь здоров! Хорошо, что тебя по жизни никто как следует не удовлетворяет!
— А ты зачем на Игры ездишь, Арнольдик?
Арнольд подумал, повел могучим плечом.
— Здесь можно побыть совсем другим человеком.
— А есть еще такая болезнь, — услужливо сообщил Шустрик, — раздвоение личности. Шизофрения называется.
Мик поскреб волосатую шею.
— В свое время знакомые мне такой диагноз и ставили. А потом мне в голову пришла такая интересная мысль: а может, мы-то нормальные, а вокруг одни психи?
— Жить, — сказал Шустрик глубокомысленно, — нужно играя и играть живя.
— Ну совсем-то другим не получается… — с сомнением заметила Кошка.
— Да? — сказал Улыбка. — У меня, например, по жизни очень скверный характер. Просто стервозный.
— У тебя? — неподдельно изумилась Кошка. Улыбка был из тех редких капитанов, которые в случае проигрыша не обзывают свою команду козлами и идиотами, не напрягают демонстрацией своей власти и излишней опекой. Кошка поглядела на потолок, подумала и перегнувшись через стол, спросила:
— А веришь, что я по жизни очень закомплексованная и нерешительная девушка?
Улыбка, подавшийся ей навстречу, беззвучно засмеялся — в полумраке блеснули белые ровные зубы:
— Что девушка — верю!
Кошка перехватила взгляд Арнольда на их сцепленные руки и внутренне ощетинилась — пьяный Арнольд начинал язвить все, на чем фокусировался его взгляд. Но Арнольд, на удивление, промолчал. Выступил обнявший Кошку за плечи Мик:
— Ох, народ, за что же я вас так люблю? Ведь я же вижу в всего несколько раз в году!
— За то и любишь, — сказала Кошка.
И вот они лежали мордой в землю — кто молча, кто вполне внятно матерясь — попасть на "сковородку" после хорошего получасового броска безо всяких происшествий по "надежной" улыбкинской карте…
Кошка лежала там, где ее застал возглас Улыбки — спрятав под себя руки, натянув на голову воротник куртки и одним глазом поглядывая на братьев-сталкеров. Шустрик вертелся, действительно как уж на сковородке, непрерывно ругая Мика, так их уевшего, и время от времени зверски шипел на пытавшегося поднять голову Лоха. Арнольд лежал молча и монументально. Улыбку, упавшего первым, не было видно из-за его мерно дышащей груди… Могло быть и хуже — в конце концов, лежишь на сухой земле, на листьях, черт