— Естественно, они мне все рассказали. Он даже предлагал им изготовить куклы по вашим фотографиям — куклы вас всех! И продавать их. Он назвал их «астродетками» — это же надо было додуматься! И откуда у людей берутся такие идеи? К счастью, он не успел никому навредить. Только самому себе. Разумеется, он уже не летит с детьми в космос в качестве ответственного родителя. Эта честь переходит к папе, занявшему второе место. То есть к вам, мистер Дигби.
— А?..
— Да, понимаю, нужна минута-другая, чтобы осознать такую новость.
Мне понадобилось гораздо больше минуты-другой. И все равно я ничего не осознал.
— Мистер Дигби! — позвала она.
— Вы хотите сказать, что я могу лететь в космос?
Я оглянулся. Башня Беспредельности высилась в отдалении. Нас с ней ничто не разделяло. Она заполняла собой все небо. И я стоял в ее тени.
— Вы ведь знаете, что тут написано? — Доктор Дракс указывала на огромные китайские иероглифы на боку Башни.
— Нет.
— Это слоган Парка Беспредельности: «Мир — мой аттракцион».
— Но…
— Да, это ваши слова. Вы сказали их тогда по телефону. Потому я и выбрала вас. Потому что вы вместили в одну фразу все, что я пытаюсь донести до людей. И, кстати, мистер Дигби, я всегда знала, что именно вы полетите в космос. Вы напоминаете мне моего отца. В вас, как и в нем, есть что-то особенное. Что-то очень детское.
Я слышал, как в жилом модуле остальные дети разговаривают и смеются. Я чувствовал спиной прохладную тень ракеты. Изменится ли что-нибудь, если я буду с ними вместе? Может ли моя дочь лететь в космос, если я полечу с ней? Мне надо только произнести «спасибо» — и я уже член экипажа.
Я глубоко вздохнул и сказал:
— Доктор Дракс, я понимаю, что вы считаете меня взрослым ответственным человеком, но это не так. Я просто мальчик, ребенок. Я, конечно, великоват для ребенка. И волосат. Но это ничего не меняет. Я ребенок.
И сразу, в ту же секунду, мне стало легче. Будто мне удалось каким-то образом скинуть с себя гравитацию и взлететь. Ну вот. Все позади. Больше никакого притворства. И никакой ответственности. И, честно, мне было совершенно все равно, что скажет мне сейчас доктор Дракс.
Она с улыбкой дотронулась до моей руки.
— Вот как раз об этом я только что говорила. Вы умеете почувствовать себя ребенком. Вы как Эйнштейн: он тоже говорил, что всю жизнь мыслил как ребенок. И только поэтому смог совершить все свои гениальные открытия…
— Нет, вы неправильно меня поняли. Я не чувствую себя ребенком. Я и есть ребенок.
— Прекрасно. Именно то, что нужно. Тому, кто ощущает себя взрослым, нечего делать в нашем проекте. Некоторым людям кажется, что они уже все познали…
— Мне — нет. Я еще даже не закончил среднюю школу. Только начал.
— Вот! И я чувствую то же самое. Вселенная так огромна. Мы успели разглядеть лишь мельчайшие ее фрагменты. Я всегда, всегда отдаю предпочтение тому, кто знает, что он ничего не знает, а не тому, кто думает, что он знает все.
— Но…
— Мистер Дигби, позаботьтесь, пожалуйста, о Хасанчике, хорошо? Ему сейчас трудно. Он, во-первых, разочарован тем, что его папа с ним все-таки не летит. А во-вторых, я ведь подаю иск против мистера Ксанаду и намерена отсудить все, что у него есть, до последнего пенни.
— Правда?
— Разумеется. И я постараюсь, чтобы он сел в тюрьму надолго.
— Понятно. Так о чем еще мы хотели поговорить? — Я решил, что, пожалуй, сейчас не самый лучший момент объяснять ей, что все это время я водил ее за нос, а теперь вдобавок убедил доверить мне, мальчику двенадцати лет с хвостиком, ракету стоимостью в один миллиард долларов.
— Кстати, — сказала она, — может, вы подпишете еще одну бумагу, пока вы здесь? Тут написано, что вы разрешаете мне использовать вашу замечательную фразу «Мир — мой аттракцион» в рекламных и иных целях без каких-либо ограничений. В общем, стандартное разрешение на публикацию. Вот тут, пожалуйста. Спасибо. Мне остается только пожелать вам приятного полета.
по-настоящему
Открывая дверь в жилой модуль, доктор Дракс говорила о том, как это прекрасно, что я все-таки увижу свою дочь — в такой день. Какой «такой», я, честно, не совсем понял. Но когда мы вошли, оказалось, что весь дом завален надувными шарами и подарочными обертками.
— Привет, папочка! — крикнула мне Флорида. — Где мой подарок?
— Какой подарок? — спросил я.
С сияющей улыбкой она обернулась к остальным.
— Это он нарочно меня дразнит! Вы не думайте, он никогда не забывает про мой день рождения.
У Флориды день рождения? Откуда я мог знать? И откуда остальные узнали?
— Доктор Дракс всем сказала. А сама она узнала из анкеты. Смотри, что мне подарил мистер Ксанаду!
Она показала мне куклу, вроде Барби. Только это была не Барби, а Флорида — в синем, как у Синего Рейнджера, скафандре. И правда вылитая Флорида, только очень маленькая, будто ее уменьшил какой-то суперзлобный маг. Даже говорящая — если ее несильно сжать, пищит: «Что такое невесомость? Мы что, будем терять вес?»
— Круто, правда? — рассмеялась Флорида.
Конечно круто, подумал я. Такая крутая «астродетка».
— А вы что ей подарите, мистер Дигби? — спросил Хасан Ксанаду. — Флорида сказала, что однажды вы подарили ей пони.
— Да?..
— А для гостей вы всегда устраиваете всякие игры и показываете фокусы, — добавил Самсон Второй. — Покажете нам тоже какие-нибудь фокусы? Они мне интересны с психологической точки зрения.
— Может быть, позже. Сначала я хочу подарить Флориде подарок. Только, чур, без свидетелей.
И мы с Флоридой пошли на кухню.
— Почему ты мне не сказала, что у тебя день рождения?
— Ты же мой папа! Сам должен знать.
— Послушай, ты прекрасно знаешь, что я тебе НЕ ПАПА, просто делаю вид.
— Эй, ты хочешь сказать, что пришел без подарка?
— Почему без подарка? У меня есть для тебя сюрприз: я собираюсь спасти твою жизнь.
И я все ей рассказал — и про то, какая у нас, оказывается, страшно секретная миссия, и про Шэньцзянь, которая заболела корью.
— Кен Мэттингли, — пробормотала Флорида.
Я не понял.
— Кен Мэттингли должен был лететь на «Аполлоне-13», но в последний момент его отстранили от полета. Тоже из-за кори, как Шэньцзянь. После этого все пошло наперекосяк, экипаж чуть не погиб. А Кен потом из-за этого всю жизнь чувствовал себя виноватым.
— Да, есть сходство. Им угрожала смертельная опасность — и нам тоже. Надо срочно отсюда сматываться. Помнишь, как ты испугалась, когда нам предложили прокатиться на порше? Так вот, порше развивает скорость сто семьдесят миль в час. А ты хоть представляешь, какая может быть скорость у «Беспредельной Возможности»? В общем, впутались мы с тобой в историю.
— Ты папа, вот и спасай меня.
— Я не папа! В том-то все и дело. И фокусы я показывать не умею. И пони я тебе не покупал. И не называл тебя моей маленькой Принцессой.
— Но…
— Звони своему настоящему папе!
— Зачем?
— Затем, что мы влипли. Только он может нас вытащить. Он же папа. Папы для того и нужны.
Я все продумал: Флорида звонит своему папе. Он, конечно, сначала немного пошумит. Но зато с этого момента вся ответственность будет лежать на нем. И мне уже не надо будет притворяться взрослым.
Флорида сказала, что ее папа слишком занят и чтобы я лучше позвонил своему.
Я покачал головой:
— Нет, мой папа тут ничего не сделает. Он же не разъезжает по всему миру. А твой разъезжает. Он через несколько минут уже будет здесь и…
— Лием, это Китай! Как он сюда доберется за несколько минут? Он же не Супермен.
— Ну пусть не Супермен, но он твой папа. Он не захочет, чтобы его маленькая Принцесса унеслась в космос на одноразовой ракете, правильно? Особенно когда узнает, что единственный член экипажа, который что-то понимает в ракетах, передумал лететь. А так называемому ответственному взрослому на самом деле двенадцать лет.
Короче, я всучил ей свой драксфон и велел звонить. Прямо сейчас, пока не поздно.
Она покрутила его в руках и тихо сказала:
— Лием, нет у меня никакого папы.
Тут я вообще перестал понимать, что она говорит. Бессмыслица какая-то.
— Что значит нет?..
— Значит, у меня его нет. Есть только мы с мамой, Орландо и Ибица.
— Подожди, он же у тебя путешествует по всему миру. И поэтому у вас у всех такие имена…
— Мы никогда никуда не ездили. А папа нас бросил сразу после рождения Орландо. Понятия не имею, где он сейчас. Они с мамой страшно разругались, он ушел и больше не вернулся. Но и раньше, когда мы жили вместе, все было не так, как я тебе рассказывала, — в смысле, он меня не фотографировал, не дарил мне пони, ничего такого.
Он просто сидел целыми днями перед телевизором и смотрел передачи про путешествия. Вот. Оттуда и все наши имена.
Это было как-то неожиданно.
— Ладно, — сказал я. — Но если бы у тебя был папа… если бы он был у тебя сейчас, он ни за что бы не отпустил тебя кататься на огромной бочке с горючим. И не позволил бы тебе летать со скоростью несколько тысяч миль в час. И очень, очень сильно тревожился бы, если б узнал, что тебе придется испытывать перегрузку в 40g. Даже если бы ты просто захотела прокатиться на большом аттракционе, он бы и то беспокоился. А тут не аттракцион, в том-то и дело. Тут все по-настоящему.
Флорида таращилась на меня удивленно.
— Но, Лием, если я стану знаменитой, мой папа — где бы он сейчас ни был — он ведь меня увидит, правда? И тогда он вернется и отыщет меня. Ну, или, во всяком случае, он будет обо мне знать, правда же? Будет рассказывать всем: вот, видели, это моя дочь. Он будет мной гордиться. Поэтому я обязательно хочу прославиться. И слетать в космос.
Я не знал, что говорить. Наверное, я молчал слишком долго, потому что в конце концов она спросила:
— Лием, ты не уснул?
— Нет. Просто думаю, — ответил я.
Я думал о том, что я у Флориды единственный папа, других нет. И значит, я, а не кто-то другой, должен сделать для нее то, что делают папы и что ей сейчас очень нужно — что нужно нам обоим.