Вечерние тени полосами рассекают светлую поверхность стен и потолка. Проблеск неяркого света привлекает мое внимание, и я заглядываю в окно на кухне. Оттуда виден задний двор.
Эйв сидит в кузове, который мы с Ноэлем привезли с фермы Хиттера перед новым годом. Почти по всему периметру двора развешаны лампочки — от качелей до невысокого бука, тянется целая гирлянда. Над кузовом, где сидит Эйв, с ветвей бука свисают крупные лампочки, рассекая своим тусклым светом подпирающуюся темноту.
Я позволяю себе некоторое время оставаться незаметным, тихо выйдя во двор. Эйв сидит в огромном ворохе пледов и покрывал, склонив голову над книгой. Ее ноги скрещены и до коленей натянуты вязаные в цветную полоску гетры. Тонкая куртка неоновыми блесками отражается в свете свисающих лампочек. На ней нет шапки — как и на мне, потому что вечер теплый — а волосы собраны в пучок на макушке.
Внезапно я забываю, что мы друзья. Что мы расстались. На одну-единственную секунду я ощущаю, что вновь пришел к любимой девушке с причудливым цветом волос. Сейчас она обернется, улыбнется, а потом наброситься на меня, чтобы поцеловать.
И после этой же секунды появляется вновь картина того, как Уолт ее целует.
Эйвери оборачивается, видимо услышав шум, или это было мое чересчур громкое дыхание. Сначала она смотрит серьезно, выразительно, а затем улыбается.
— Привет.
Я сбрасываю с себя неуверенность и подхожу к кузову.
— Привет. Ты одна?
— Да, — отвечает она. — Ты, наверное, звонил в дверь. Совсем забыла, что Хелен и Ной у Мел.
— А я сразу вломился, — пожимаю плечами и опускаю взгляд на спущенные колеса кузова. Его ржавые борта с облупленной белой краской ненамного прикрыты старыми цветными покрывалами.
— Впустишь? — Кивком головы я указываю внутрь кузова, где она сидит. — Похоже, там тепло.
Эйвери указывает на меня ручкой.
— Только сними ботинки. Здесь и, правда, тепло.
С огромным удовольствием я выполняю ее просьбу и забираюсь в кузов. Под тяжестью моего веса этот кусок металла издает скрипучий стон. Эйв накрывает меня тем же пледом, что и свои колени. Я чувствую, как исходящее от нее тепло медленно меня окутывает. Становится невероятно уютно.
— Давай без долгих вступлений, — серьезно говорит она, указывая на раскрытую книгу «Заводного апельсина».
Я тянусь к рюкзаку, который оставил на краю, и вынимаю из него изрядно потрепанную тетрадь.
— У меня было время, чтобы сделать кое-какие пометки.
Эйв удивленно вскидывает брови.
— О, это здорово.
Все же я зря сделал заметки именно в этой тетради. Здесь итак много всего. Она служит мне для самых разных целей: номера домашних заданий, запись чьей-нибудь почты, если под рукой нет телефона. Я не из тех педантичных людей, которые повсюду носят с собой блокноты или ежедневники, поэтому пишу вот в эту старую потрепанную тетрадь с Человеком-пауком на обложке.
— Что это? — вдруг интересуется Эйв, глядя, как я лихорадочно ищу то, что записал для проекта.
— Да, я здесь всё пишу, — бормочу я.
— Нет. — Эйв осторожно останавливает меня и перелистывает назад. — Это.
Кажется, это было на уроке физики. Я бездумно рисовал звезды и составлял созвездия, снизу пририсовал маленькую фигурку в скафандре, прикрепленного страховочным фалом к космическому кораблю.
Этот рисунок такой неуклюжий и даже нелепый.
Эйв смотрит на него несколько секунд, прежде чем посмотреть на меня.
— Ты точно будешь работать в НАСА, — заявляет она полушутя-полусерьезно.
В ответ я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Ну, если, как минимум, получу докторскую степень.
Наступает короткое молчание, в течение которого мы оба смотрим на мой рисунок. Затем Эйв поднимает голову к небу. Там, на фоне вечерней синевы рассыпаны звезды. Они похожи на крохотные отверстия в небе. И на мои стразы в спальне.
(для атмосферы включите: Совергон — «Космический кит»)
Не знаю, на какое время мы погружаемся в эту атмосферу. Атмосферу космоса и бесконечности в нем. Когда я смотрю на небо, мне не хочется взрослеть. И где-то внутри себя я признаюсь, что мне страшно. Но это не такой страх, который порождает ужас, как кошмары. Это страх предвкушения. Мы взрослеем, и это неизбежно.
Повернув голову, я смотрю на профиль Эйв. Он совершенно четко вырисовывается в вечерних сумерках перед надвигающейся темнотой и в тусклом свете гирлянд. Мне хочется дотронуться до ее голубой пряди, выбившейся из пучка волос. Чтобы избежать этого соблазна, я поднимаю руку и указываю на небо.
— Видишь Кассиопею? — Я указываю на пять звезд и рисую в воздухе букву «W». — Летом это созвездие будет ярче.
Эйв смотрит на небо, не отрываясь, затем поворачивает голову и смотрит на меня.
— Ты видел, как Уолт поцеловал меня?
Этого вопроса я не ожидал. Но очевидно, что она хочет об этом поговорить. Опустив плечи, я роняю руки между скрещенных ног и киваю.
— Да, видел.
И это не самое лучшее воспоминание.
Она молчит несколько секунд.
— Он, ох, оказывается он что-то ко мне чувствует.
Усталость и потерянность в ее голосе почему-то дают мне надежду. Но вот какую? Мы ведь не перестанем общаться, если она будет встречаться с другим парнем. Даже если это Уолт, представление которого обо мне не самое лучшее. Я не стану ей рассказывать о нашей небольшой стычке возле стадиона.
— А ты? — осторожно интересуюсь я.
Эйв убирает за ухо прядку волос, до которой я так хотел прикоснуться.
— Мы всегда были друзьями. Это слишком неожиданно. — Выдержав паузу, она снова смотрит на меня: — Я все испорчу и потеряю его.
Мое сердце сжимается до изюминки. Ведь в ее карих глазах недосказанность, которую я легко сейчас читаю. Она думает, что все испортила между нами.
— Ты ничего не портила, — тихо говорю я, имея в виду нас.
Мне хочется добавить, что это сделал я, но смысла в этом нет. Возможно, мы это сделали оба.
— Я хочу, чтобы ты улыбалась, — продолжаю я. Откровенность — вот ключ к нашему сближению. — А с ним ты улыбаешься.
Нет, я не добавлю все то, что творится в моей голове. Не говорю о своей дикой ревности, которая граничит с яростью. Об эгоистичном чувстве собственничества. Это не те откровения, которые послужат нашей дружбе. Мне просто нужно все это перебороть и двигаться дальше.
— Это не то самое, — говорит Эйви, не глядя на меня.
Должен ли я чувствовать облегчение? Не важно, что я должен. Но я это чувствую.
Я смотрю на нее, а она на меня. Мы совсем близко. Мое тело инстинктивно тянется к ней еще ближе. И теперь наши лица в нескольких дюймах друг от друга.
Я не должен ее целовать. Не сейчас, когда накануне ее поцеловал другой, и она запуталась. Все станет намного хуже. Я должен быть ей другом и опорой.
Сердце бьется так, что наверняка Эйв его слышит. Она сглатывает и смотрит мне в глаза, затем ее взгляд опускается на мои губы.
Не надо.
Внезапно позади нас раздается оглушительный грохот. На самом деле это и не было грохотом — это просто резко открывшаяся дверь, ударившаяся о стену дома. Но мы с Эйв буквально подскакиваем на месте.
— Эйви! — кричит Ной. — Райан где-то купил мне манго, представляешь? Хочешь? Ой. — Обойдя кузов, он видит, что Эйв не одна.
Глаза Ноя немного сужаются, и сейчас он становится похож на своего старшего брата. Хитрый взгляд. На нем забавная желтая шапка в виде морды пса Джейка из мультфильма «Время приключений» с кисточками, свисающими до плеч.
— А что вы тут делаете? — с той же едва заметной хитрой улыбкой интересуется он.
Эйви вздыхает и показывает ему учебник. Я наклоняюсь через борт и протягиваю кулак. Ной ударяет по нему своими маленькими костяшками.
— Эй, спортсмен, — добавляю я, подмигнув. — Что ты говорил про манго? Манго я люблю.
— Манго любят все, — широко улыбнувшись, заявляет Ной. — Я сейчас принесу.
Он убегает так же быстро, как и прибежал. Эйв лихорадочно листает страницы книги.
— Блин, закрыла страницу.
Ной спас нас от ошибки, верно? Этот поцелуй мог бы стать ошибкой.
Проведя ладонью по лицу, я натягиваю очередную улыбку и вместе с ней поворачиваюсь к ней.
— В НАСА не берут тех, кто не выполнил проект, заданный мистером Донелом. — Тем самым я намекаю, что нам лучше и безопаснее погрузиться в учебу.
Эйв смеется и охотно кивает. Но на протяжении всего вечера между нами витает и искрится невидимая и общая на двоих мысль о том, что бы могло произойти, не вмешайся Ной.
У нас больше нет права на ошибку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Эйвери
Казалось бы, еще вчера землю покрывал снег, а в воздухе стоял мороз. И вдруг неожиданно стало тепло. Не так, что можно снять куртку и разгуливать в одной футболке. Но так, что уже можно надеть кеды, не боясь поскользнуться на застывших корочках снега, покрытых льдом, и разгуливать в толстовке днем, когда по дорогам бегут ручейки талой воды. Небо стало ярко-голубым, как и мои волосы, и таким огромным, словно зимой оно было намного меньше. На голых ветках деревьев проглядывают почки. И больше нет этого невыносимого морозного ветра.
Я шагаю по парку. В моих ушах громко поет любимая Холзи «Colors». Песня, на удивление, остро отражает мое слегка меланхоличное настроение.
Все синее. И мое небо, и мое настроение, и мои волосы[2].
Кстати, об этом. Появилась идея.
Несколько дней назад я чуть не поцеловала Энтони. Или это он чуть не поцеловал меня. А до этого меня поцеловал Уолт. Без «чуть». Моя жизнь снова дала крутой скачок, а я не успела сгруппироваться.
По крайней мере, Энтони ничего об этом не говорит. Он вообще каждый раз, когда мы видимся, старается держаться от меня чуть подальше. Мы болтаем обо всем и видимся намного чаще, чем раньше. Я стала уже к этому привыкать.
А вот Уолт дает понять, что думаю я уже слишком долго. Он старается на меня не давить, но именно это и делает. Молчаливые долгие взгляды, случайные прикосновения. Я молчу не потому, что что-то к нему испытываю. Молчу, потому что все еще пытаюсь это уложить в голове.