ствий заявляю я.
При нашем нынешнем общении я бы так сразу не начал. Но с каждым днем становится все легче, вот так запросто говорить с ней. И мое сегодняшнее состояние не требует долгих вступлений.
— Какая? — в голосе Эйв звучит неподдельное любопытство.
— Мы… — черт, все же запнулся. — В общем, ты знаешь, где живет Мейсон?
— Конечно, — отвечает она.
— Мы могли бы позаниматься здесь. Я просто… один. И мне совершенно нечем заняться.
Нет никакой спешки с выполнением проекта. К тому же у нас все складно получается. Это же просто повод. И Эйв это прекрасно понимает. Я бы мог сказать напрямую, вместо того, что сказал.
— И ты хочешь занять время проектом вместо того, чтобы использовать одиночество на полную катушку?
Мне нравится, КАК она это спросила. Мне нравится, что одиночество больше ее не преследует. Точнее, оно больше ей не враг.
Я улыбаюсь и кратко отвечаю:
— Именно.
Эйв тихонько смеется.
— Хорошо, я приеду.
Она так легко это сказала. Впрочем, мне ли жаловаться.
Отключившись, я начинаю лихорадочно носиться по гостиной и кухне, выискивая то, что нужно бы убрать с глаз. Ну, например, валяющиеся в углу носки или грязную посуду в раковине. Но, к счастью, Мейсон не свинья и ничего жуткого я не нахожу, поэтому спокойно устраиваюсь на диване в ожидании.
И оно не длится долго. Звонок в дверь раздается гораздо раньше, чем я думал. Лицо Эйв виноватое, когда я открываю дверь.
— Я сбила садового гнома.
Прыснув, я жестом руки приглашаю ее в дом.
— Уверен, с ним все в порядке.
Она тоже тихо смеется, проходя мимо меня.
— Да, он в порядке. Я его проверила.
Не могу не улыбаться. Не могу не смотреть, как она быстро осматривается в доме, беззаботно плюхается на диван, а затем вынимает из рюкзака тетради и книгу. Все в ее образе и поведении приводит меня в замешательство. С одной стороны — она все та, в которую я влюбился год назад. Но с другой — уже нет. Но, возможно, эти две девушки объединились. В настоящую, не грустную Эйвери.
Мне больше не странно видеть ее улыбку. К хорошему привыкаешь очень быстро. Но также из моей головы не уходит совершенно другой образ. Я понимаю, что не должен об этом думать. Что это давно должно остаться в прошлом.
Но я не могу справиться с чувством вины. Не могу.
— Так почему ты здесь? — интересуется Эйв.
Я выставляю вперед указательный палец.
— Подожди. Мне нужно проявить гостеприимство. — Указываю на кухню. — Хочешь сок? Воды? Лакричных конфет? Кукурузных хлопьев?
Эйв морщится.
— Терпеть не могу кукурузные хлопья.
Точно. Я это забыл.
— Но от конфет не откажусь.
Щелкнув пальцами, я несусь на кухню. Со скоростью флэша распахиваю висячий шкафчик, высыпаю в прозрачную чашку конфеты и возвращаюсь в гостиную. Эйв уже сидит, поджав ноги, и смотрит на нераскрытую книгу перед собой. Ее невероятной синевы волосы рассыпаны по плечам и спине. Они волнами спадают по джинсовой тонкой куртке, в которую она одета. Против воли я рассматриваю ее, прежде чем сесть. На ней черные шорты и колготки. А также длинные гольфы, натянутые до коленей.
Эйвери перехватывает мой взгляд. Она заметила, что я пялился.
— Вот, держи, — быстро исправляюсь я, поставив конфеты рядом с ней.
— Спасибо. — Она бросает в рот конфету, и теперь я пялюсь, как она жует. А точнее пялюсь на ее губы.
Мысленно себя одергиваю. На друзей так не пялятся!
— Ты ответишь на мой вопрос?
Я не сразу вспоминаю, но все же вспоминаю.
— Эм… мне нужно было уехать из дома.
— Что-то случилось? — обеспокоенно интересуется Эйв.
Кивнув, я поворачиваюсь к ней таким образом: сев боком на диване и подперев рукой, находящейся на подголовнике, голову.
— Мои родители решили развестись.
Глаза Эйв становятся шире. Она убирает конфеты на кофейный столик и садится точно в такую же позу, что и я. Затем она смачно и грязно выплевывает ругательство.
Вот это да. Давно я такого от нее не слышал.
Не могу сдержать смех. Но Эйв продолжает хмуриться, ее губы превращаются в тонкую линию.
— Они тебе объяснили почему?
Ее искреннее волнение на этот счет не оставляет меня равнодушным. Вся та обида и боль, что я до этого момента скрывал, сейчас просится наружу. Сейчас, когда она так смотрит на меня.
— Из их длинного спокойного (ну, ты же знаешь моих родителей) монолога я понял, что маме надоело, что отца нет дома. Он очень часто в отъезде. Ее собственная работа требует больше ресурсов, каких нет с Досон-Крик, и интернет тут ей не помощник. В общем, как-то так.
Она молча ожидает, что я продолжу. И я продолжаю:
— А возможно они просто больше не любят друг друга.
Эйвери продолжает молчать, разглядывая меня, затем свои колени. Когда она говорит, ее голос приобретает грустные нотки. И я тут же жалею, что заставил ее грустить.
— Каждый второй брак распадается. Статистика удручает, к сожалению.
— Да уж.
— Это трудно, — продолжает Эйв. Она говорит тоном знающего и понимающего человека. Человека, который прошел через подобное. — И ты будешь злиться. Постоянно. Но это нормально.
Подобное я уже слышал от родителей. Но слышать то же самое от нее, это не то же самое. Такой вот парадокс.
— Мне было легче, — говорит Эйв, опустив подбородок на тыльную сторону ладоней, лежащих поверх подголовника. — У меня был Ноэль. Мы злились вдвоем, устраивали истерики. Но двое — это не один. Жаль это говорить, Энтони, но ты должен пройти через это в одиночку.
Я с трудом сглатываю. Искренность. Да, искренность — путь к нашему сближению.
— Но я думал… так глупо, но я думал, что слишком взрослый, чтобы так злиться. То есть, я ведь должен уже все понимать, так? Но мне обидно. Черт, Эйв, мне так паршиво.
Она протягивает руку и очень сильно сжимает мою ладонь.
— Даже если бы твои родители решили развесить, когда бы тебе исполнилось сорок, тебе точно так же было бы обидно. И тебя бы точно так же переполнял гнев. Энтони, это нормально.
Вот зачем она мне нужна была здесь. Она и сейчас нужна.
— Спасибо, — тихо произношу я.
Кивнув, Эйв отпускает мою руку.
— Какая-то эпидемия.
— Что ты имеешь в виду? — Я сжимаю и разжимаю пальцы, все еще чувствуя тепло ее руки.
Вздохнув, Эйв отвечает:
— Папа и Хелен вроде как тоже собирались расходиться.
У меня лезут глаза на лоб. Да что такое? Точно эпидемия.
Пока Эйвери рассказывает, я смотрю на ее губы, на горло…Нет, конечно, я слушаю все, что она говорит, потому что мне не все равно. Мне крайне важно то, что происходит в этой семье. Она не договаривает, оставляя детали, о которых она точно в курсе, завуалированными. Я и не собираюсь докапываться так глубоко. Да, они мне очень близки, но семья есть семья. Не всё нужно выносить на обозрение даже друзьям.
— Ночью мы долго говорили с Хелен, — продолжает Эйв. — Думаю, мы наконец-то нашли общий язык. Раньше я не понимала, как она важна для меня. Я не хочу, чтобы Ной тоже проходил через то, что прошли мы с Ноэлем. Да самой мне дважды в это втянутой быть не хочется.
— Вы с Хелен помирились? — интересуюсь я.
Эйв не скрывает улыбку.
— Да.
Помню, как она ее ненавидела. Как говорила гадости, но тогда я ее понимал. Ставил себя на место Эйв или Ноэля и все понимал. Год спустя мы считаем тех нас прежних уродами. Неподходящее слово для этапа взросления, но все же.
— Как ты думаешь, ваш разговор помог ей?
Эйвери отвечает не сразу. Она раздумывает, глядя на свои согнутые колени.
— Надеюсь. Сегодня утром она как обычно готовила завтрак, что-то говорила. Все было как обычно. Придя со школы, я боялась, что ее вещей не будет. Но всё на месте.
Хотелось бы, чтобы и у моих родителей все разрешилось.
— Может, тебе и с моим предками поговорить? — шутливо предлагаю я. — Вижу у тебя неплохо получается спасать браки.
Она смеется.
— Посмотрю свободное время в своем ежедневнике.
На целую минуту, а может и больше, мы погружаемся в тишину. Это комфортная тишина. Не неловкая. Мне нужно многое обдумать, и Эйвери это понимает. Она рассеяно водит пальцем по обивке дивана, в то время как я слежу за этим.
Но больше мне молчать не нравится. Я разрываю этот молчаливый пузырь и указываю на книгу, лежащую между нами.
— Что-то совсем не хочется заниматься.
К счастью, Эйв охотно кивает.
— Хочешь, расскажу кое-что? — предлагает она. — Это тебя точно отвлечет.
— Мне жизненно необходимо то, что отвлечет, — с энтузиазмом отвечаю я и, не меняя позы, устраиваюсь удобнее.
Эйвери продолжает водить пальцем по дивану.
— Помнишь, как ты впервые пришел в «Маки» после своей первой тренировки с ребятами?
Я киваю.
— Конечно, помню.
Такие дни въедаются в память. Мое первое знакомство с бо́льшей частью команды, а также первая дегустация блинчиков «Маки».
— Ингрид, — продолжает Эйв, и я вспыхиваю. Не хочется о ней говорить. — В общем, она тогда сказала кое-что. Про то, что случилось в театре, из-за чего я больше не играла в школьных спектаклях.
Перебирая в памяти тот момент, я отчетливо все вспоминаю. Я и тогда об этом думал, но так не решился напрямую спросить Эйв.
— Это что-то серьезное?
Эйв, улыбаясь, качает головой.
— Это было в девятом классе. Мы ставили «Кэрри». А у меня и до этого были какие-то проблемы на сцене. Потели ладони, учащалось дыхание и все такое. Но в этот раз все как-то вышло из-под контроля, и меня вырвало прямо на сцене.
От удивления у меня расширяются глаза. Ну, в принципе, это не страшно, она ведь не могла контролировать свой желудок. Но в старшей школе каждый день, как испытание. Звучит уныло и банально, но это так. Такие события не проходят бесследно.
— Черт.
— Ага, — поддакивает Эйв. — Было паршиво. Музыка резко заглохла, а я еще несколько секунд стояла и смотрела на… фу, ты понимаешь. Затем раздались смешки, наверняка, кто-то снимал на телефон. Но когда я пришла на следующий день в школу, никто даже не вспомнил об этом. Никто не косился, не смеялся за спиной. Все было по-прежнему. Но я перестала играть в спектаклях, и стала правой рукой мистера Донела.