– Ну как, Василий Дмитриевич, ты доволен высокой государственной наградой?! – похлопывая его по спине, поинтересовался директор завода во время перерыва этой торжественной церемонии.
– Да, не то слово! Я, честно говоря, даже не ожидал такой высокой оценки моего скромного труда, к тому же, в годы войны долг каждого советского человека – сделать все возможное и невозможное для фронта и победы!
– Правильно говоришь, товарищ Савулиди, именно так! Но на этом сюрпризы для тебя не заканчиваются. Из Тбилиси пришел приказ о повышении тебя по службе: ты назначаешься моим первым заместителем! Эх, Василий, глядишь совсем скоро и мое кресло займешь, если так дело и дальше пойдет?!
– Вот это сюрприз! Я искренне рад и, в связи с этим моим новым служебным повышением, буду из-за всех сил стараться оправдать оказанное мне партией и правительством высокое доверие. – Главный инженер не скрывал своей радости, вытянувшись, как струна, перед своим директором завода. – Что же касается занять ваше место, то куда мне! У вас огромный опыт работы и высшее образование, а у меня всего-то инженерное училище! К тому же, я вам честно могу сказать, что мне и этой должности более чем достаточно. Ведь чем выше поднимаешься, тем больше ответственности и тем больнее будет потом падать! – пошутил Василий.
– Зачем падать, не нужно никуда падать! А орден и повышение надо бы отметить, Василий Дмитриевич, не находишь?
– Да без проблем и с большим удовольствием. Приглашаю вас и вашу семью сегодня к нам домой на ужин. Александра будет очень рада с вами познакомиться!
– Это другое дело: с благодарностью принимаю твое приглашение. Значит до вечера.
– До вечера!
«Какой ответственной, порядочный и очень серьезный этот понтийский грек Савулиди! Он на самом деле заслужил эту высокую правительственную награду! К тому же, он и очень надежный человек, при необходимости нестрашно на него оставить весь завод на некоторое время», – рассуждал директор завода, смотря, как Савулиди спускался по шикарной лестнице драматического театра.
«Можно быть совершенно уверенным, что производство не остановится и качество продукции не изменится. Жаль только, что должность первого заместителя для его карьеры это потолок. И дело тут вовсе не в образовании, а в его национальности. Не дадут грузины такой пост занять понтийскому греку, меня, менгрела, и то еле-еле терпели все эти годы, намекая непрозрачно, что все важные посты в городе должны доставаться или аджарцам или чистокровным грузинам. Вот после этого и рассуждай о равноправности всех наций в нашей стране. Фикция, да и только.
Ладно, Василию уже и так повезло, он сделал неплохую карьеру. Я уверен, что он и сам все это прекрасно понимает», – его размышления о карьере Савулиди прервал уже третий театральный звонок, и все остальные участники торжественной церемонии, которым еще предстояло получить высокие государственные награды, заспешили занять свои места в зале.
Сам же Василий был очень доволен своей судьбой, даже не подозревая о той негласной дискриминации, которая на самом деле имела место быть. Да, если бы и узнал, не очень-то и расстроился простой греческий парень Вазилис из Трапезунда. Он даже не смел и мечтать, что сможет однажды достигнуть своим трудом и упорством всего того, что сейчас достиг, и был более чем доволен своим нынешним положением. А, к тому же, через год после окончания войны его партийная карьера тоже пошла вверх: он стал вторым секретарем горкома партии. Окрыленный идеями коммунизма и справедливости советского общества, Савулиди жил и работал легко.
Но некоторые события, начавшие происходить в стране в последние годы войны и сразу же после нее, пожалуй, впервые заставили Савулиди не то, чтобы усомниться в правильности курса коммунистической партии и в ее нравственных ценностях, но все же дали некую пищу для размышлений. Внезапное массовое переселение национальных меньшинств, таких как турков-месхетинцев, курдов, понтийских греков, поволжских немцев и евреев из зон их постоянного проживания в Казахстан и в Сибирь, и обвинение многих из них в коллаборационизме зародили в его душе глубокую тревогу и беспокойство, не давая, порой, целыми ночами сомкнуть глаз. «Почему наша партия так негативно настроена по отношению к этим нациям? Что плохого они сделали советской власти? – задавал сам себе этот непростой вопрос Василий, но так и не находил на него ответа. – Они также храбро вместе со всеми сражались против фашистов! Нас, понтийских греков, турки всю жизнь ненавидели и поэтому беспощадно уничтожали, но ведь в нашей стране, в Советском Союзе, все люди братья и все нации равны! И потом я решительно отказываюсь верить в то, что все эти десятки и даже сотни тысяч людей – предатели Родины! О боже! А если и меня как понтийского грека сошлют с семьей в Сибирь?! – вдруг осенило его. – И все, что так нелегко нам с женой далось, также отнимут, как они уже сделали это с другими понтийскими греками?! Тогда Александра первая меня обвинит в том, что я слишком доверял этой власти и что она и ее мать были правы, когда уговаривали меня уезжать, пока не поздно, из страны Советов!»
– Василий, пожалуйста, не ворочайся так сильно, ты мешаешь мне спать! – попросила его жена, – мне обязательно надо выспаться, завтра в гимназии у меня пять уроков. Или у тебя какие-нибудь неприятности на работе, и ты опять от меня что-то скрываешь?
– Да нет, не волнуйся, спи… Конечно, на заводе всегда много всяких проблем, но ничего такого страшного, штатные ситуации. Сейчас спущусь в кухню, накапаю себе валерьяночки и сразу же засну.
Тогда он еще ничего не узнал, ему об этом расскажут немного позже, что попытка НКГБ сослать его в Казахстан была все ж предпринята, и семью его уже внесли в черный список. Но директор завода и первый секретарь батумского горкома партии отстояли его. Спасла еще русская национальность его жены, его безупречная биография и репутация как члена партии. Вообще, Василию по жизни везло, он умудрялся каким-то странным образом избегать самых драматических событий в своей жизни, недаром говорят, кто родился «в рубашке», у того удачи не отнять.
Целыми семьями высылали из Аджарии (и в целом из Грузии) понтийских греков в Казахстан, среди которых были его хорошие знакомые и даже дальние родственники. Еще в самом начале этого неприятного процесса ко второму секретарю горкома партии Василию Савулиди обратились за помощью представители местной греческой диаспоры.
Василий оказался в очень затруднительном положении: с одной стороны, он тоже очень боялся за себя и за свою семью и даже морально был готов, что вот-вот придут и прикажут им собирать все самое необходимое для срочного отъезда из Батума, а с другой стороны, как-то это непорядочно – не попытаться помочь своим соплеменникам. Не зная, как ему лучше поступить, он пошел за советом к первому секретарю горкома и спросил, как ему в этой сложной ситуации повести себя, чтобы не выглядеть в глазах таких же, как он, понтийских греков предателем и слюнтяем.
Савулиди очень удивился, когда его товарищи по партии тотчас же четко и доходчиво объяснили ему, что еле-еле его самого от этой участи уберегли. Оказывается, и он сам все это время ходил по краю пропасти.
– Ты должен быть благодарен нашей партии, Василий Дмитриевич, что, учитывая твои заслуги перед Родиной, особенно в военное время, тебя и твою семью пока никто не трогает, – первый секретарь горкома решил сразу расставить все точки над «и»: у Савулиди не должно оставаться никаких иллюзий по поводу сложности и серьезности происходящих в стране событий.
– Ты, я думаю, товарищ Савулиди, понимаешь, что лучше тебе не вмешиваться в дела партии и ни за кого не заступаться. Если ТАМ так решили, значит это правильно! И потом, ведь их не на расстрел ведут. Ну, поживут какое-то время в других регионах страны, ничего страшного. Мы, коммунисты, должны отдавать себе отчет, что все это делается в целях безопасности нашей с тобой Родины!
На протяжении многих лет Василий упрекал себя за то, что не предпринял тогда ни единой попытки, опасаясь оказаться самому в подобном положении, для того, чтобы помочь своим соплеменникам.
При последней их встрече, он прочел в их глазах глубокое разочарование в нем.
«Если бы на моем месте оказался мой отец или дядя Янис, то, без сомнений, они бы поступили по совести. А я смалодушничал! Мне так стыдно за себя! – второй секретарь батумского горкома партии знал, что сегодня с центрального вокзала отправляли в Казахстан первую группу понтийских греков. – Если у меня не было бы семьи, то тогда я бы грыз землю за них, даже с риском потерять все и оказаться там, где и они. Но я не один, у меня есть мои близкие, и я не мог рисковать. Я не смог принести их в жертву, – продолжал оправдывать сам себя Савулиди. – Сашенька и наши дети – самое дорогое для меня в жизни. Простите меня, мои дорогие понтийцы! Мне очень жаль, что так все вышло. Наверное, судьба у нас, греков, такая – быть гонимыми отовсюду».
Его самобичевание прервала секретарь, любезно напомнив ему по внутренней связи, что необходимо послать сегодня кого-нибудь из горкома на железнодорожный вокзал проследить и проконтролировать отправление поезда в Казахстан.
– Я сегодня очень занят, поэтому пошлите моего заместителя, – отдал распоряжение Савулиди.
Сколько трагических событий выпало на долю советского народа со времен гражданской и отечественной войн! С наступлением мирного времени, казалось, все должны быть счастливы и можно смело всем вместе строить светлое коммунистическое будущее. Но, увы, с войной испытания для советских людей не закончились: многим из них пришлось пройти через ужас репрессий, ссылок и вынужденного переселения малых народов. Весь этот кошмар закончился лишь в начале пятидесятых годов со смертью Иосифа Сталина и приходом ко власти Никиты Хрущева.
Начался новый период в истории советской страны под названием Оттепель.
Красивая и обворожительная гречанка Марго Савулиди заканчивала среднюю школу для девочек, в которой преподавала иностранные языки ее мать, Александра Александровна Юдина. Учителям хорошо было известно, что Марго – дочь местной партийной элиты. Поэтому они не очень объективно оценивали ее знания, явно завышая оценки. Кто