– Ладно, давай поговорим о чем-нибудь более приятном. Послушай, а почему бы нам в субботу не пойти на танцы?
– Я с удовольствием пошла бы потанцевать. Только с нами увяжется мой старший брат Димка со своим другом-очкариком, – заранее зная, как все произойдет, пожаловалась Марго.
– А какие у нас проблемы? Давай и Димку с собой возьмем, я думаю, он нам не помешает?! – наивно предположила Карина.
Дмитрия отец обожал! Но не показывал этого! Не мог себе этого позволить, потому что вдолбил себе в голову, что своей избыточной любовью только навредит своему сыну. Его сын, продолжатель его рода, должен вырасти настоящим мужчиной. Смелым, выносливым и целеустремленным, как его отец. А не изнеженным хлюпиком вечно с мольбертом в руках.
Василий Савулиди к любому виду искусств относился пренебрежительно. Живопись он не понимал. Книг не читал из-за недостатка свободного времени, а музыка, особенно классическая, наводила на него уныние и тоску, и как-то сразу клонило ко сну. Другое дело военные марши или что-нибудь патриотическое. Он мог их слушать бесконечно и даже пытался, не имея музыкального слуха, подпевать им.
Конечно, отец не мог не заметить явные способности к рисованию у своего сына, но упорно не хотел заострять на этом внимание, а, наоборот, внушал своему Дмитрию, что никаких таких особенных способностей у того нет.
Ну, рисует немного лучше других, ну и что из этого?!
– Ты, сынок, я надеюсь, понимаешь, что художник – это не профессия? – пытался поговорить откровенно с семнадцатилетним юношей отец.
– Нет, отец, не понимаю! Художник – это больше чем профессия. Это призвание! Это Божий дар! – смело противоречил отцу Дмитрий.
– Это тебе твоя мама внушила?
– Нет, мама тут не причем, хотя она всегда лучше тебя понимала меня, папа!
– Ну конечно, вы с матерью натуры утонченные, творческие! А мы от сохи, так сказать, без всяких этаких способностей родились! Пашем с утра до вечера, чтобы всех вас накормить, напоить, обучить и одеть! Только благодарности за это с вашей стороны – полны ноль!
– Да, при чем тут это, отец?! Мы тебе очень благодарны за все, что ты для нас делаешь! Только это не значит, что мы с Марго обязаны выбирать профессии по твоей указке!
– А почему бы, собственно, и нет?! Я ваш отец и я лучше знаю, по какому пути вам идти по жизни. Чтобы ошибок не наделать, не оступиться, а потом не приходить ко мне и не плакать горючими слезами. Мол, папочка родной, помоги, спаси нас!
– Да с чего ты взял, что мы с сестрой обязательно должны оступиться?! Ты, наверное, не за нас больше волнуешься, а за свою карьеру и репутацию второго секретаря партии, не так ли?!
– Не смей с отцом так разговаривать! Не дорос еще! Вот он результат воспитания твоей матери! Тебе сейчас бы хорошего ремня всыпать, да поздно уже! – Савулиди-старший не терпел вольнодумства ни у себя на работе, ни в своей семье. Единственная, кому он все прощал и позволял, это была его жена Сан Санна. И то только потому, что он понимал, что она совсем из другого мира, другого, отличного от него воспитания и образования женщина. Он полюбил ее такой и переделывать под свой лад никогда не пытался. Даже наоборот, все эти годы он сам усиленно старался дотянуться до ее уровня. По образовательной части почти получилось, а вот по манерам – не очень. Но это понтийского грека нисколько не расстраивало, не любил Савулиди всех этих утонченных церемоний в общении с людьми, он говорил всегда жестко и откровенно, и только самую правду-матку.
Ладно, жена, она из другого, старого, мира, но Марго и Дмитрий – это же его дети, его плоть и кровь, значит, они должны быть такими, как он. Они происходят из рабоче-крестьянской семьи и должны иметь простые и нужные Партии и Правительству профессии! А не становиться художником или актрисой! Василий уж никак не мог предположить, что в его детях со временем все больше будут проявляться не только благородные гены его жены, но и перейдут им, так сказать, по наследству и творческие способности Александры и само ее видение мира. Сознавать это для него было невыносимо! Получалось, что и собственные дети становились порядком выше его! Он не раз срывался на свою жену, не в силах скрывать свою злость и разочарование по этому поводу.
– Дмитрий должен поступать в Мореходное училище. Военная дисциплина только пойдет ему на пользу! – как-то утром перед работой начал он приказным тоном разговор с женой.
– А почему таким тоном, Василий! Можно и спокойно сказать, к тому же, я знаю, что ты уже все решил за нашего сына. И не раз тебе говорила, что не разделяю такого решения. – Спокойно, не теряя самообладания, говорила Юдина. – Я не понимаю, зачем ты к нему все время придираешься? У Дмитрия сейчас непростой период в жизни, переходный период, и надо к нему особенно быть внимательным. Ты его слишком напрягаешь своим отцовским авторитетом, он может не выдержать, сорваться, начнет, не дай Бог, курить и пить, как другие его сверстники! Ты этого хочешь? – ее возмущало такое жесткое и формальное отношение Василия к сыну.
– Я ему начну курить и пить! Ремня дам – на всю жизнь запомнит! – в своем обычном стиле отвечал муж.
– Уф… Василий, с тобой так трудно стало разговаривать даже мне, твоей жене, а что можно говорить о наших детях?! Ты постоянно на них давишь своим авторитетом, не надоело это тебе? Ты стал слишком жестким и властным человеком, я не узнаю тебя больше, Василий! Понимаю, что эта твоя работа тебя вынуждает быть таким, но ты же не на партсобрании выступаешь, а дома говоришь со своими самыми близкими людьми. Неужели нельзя поменять тон, а главное – отношение к своим близким?! – и она стала нервно собирать свой портфель с тетрадками, собираясь идти на работу.
– Ну, извини, извини меня, Сашенька! – как обычно, после жестких слов просил прощения муж. – Ты моя жена и должна как никто меня понимать, что я так суров с Дмитрием, потому я очень боюсь, что он может связаться с какой-нибудь плохой кампанией. А если с ним что-либо случится, я этого просто не переживу! Ты знаешь, я очень его люблю! Он – все для меня в жизни! Ну, и Марго, конечно, тоже. Вот и держу их обоих в строгости! А в мореходке Дмитрий будет в безопасности.
– Да я все это понимаю, а причем здесь творчество! Зачем ты хочешь погубить его талант! Посмотри, как из-за тебя он все мрачно рисует: если это море, то обязательно бурное и темно-синего цвета, если лес, то тоже без лучей солнца и изображен весь в темных тонах, а портреты, одни хмурые и напряженные лица. Ты понимаешь, что это все его внутренний мир, полный тревог и страха перед своим отцом. – Александра бросила перед мужем на стол альбом с рисунками сына.
– Ну, не надо преувеличивать! Может, ему просто нравятся темные тона, что в этом такого трагичного? Вот и ваш любимый Иван Айвазовский тоже рисовал море всегда бурное и мрачное. Ничего, считается гением и стал всемирно знаменитым художником. И, давай, не будем больше об этом говорить. Мне пора, а то я опаздываю на совещание.
«Иди, иди, партийный деятель! Не подобает руководству опаздывать на совещание, – смотрела ему вслед Александра. – Только вот увидишь, Василий, плохо закончится эта затея с Мореходным училищем! Димка все равно не станет в нем учиться, сбежит и поступит в художественное училище. Ну, какой из него инженер или моряк?» – Юдина крикнула в окно вдогонку мужу:
– Послушай, они сегодня попросились на танцы в клуб молодежи, разрешаешь им пойти туда?
– Ладно, пусть идут, разрешаю, лишь бы ты меня больше не обвиняла в тирании по отношению к детям, – из машины дал свое «добро» Савулиди.
– Ты, Марго, даже не думай от меня улизнуть, поняла?! – строго предупреждал уже в клубе Василий свою сестру. – Я твой старший брат и должен тебя опекать. Ты же знаешь, отец нас с таким условием и отпустил на танцы.
– Ня-ня-ня, – передразнила брата Марго. – Не волнуйся, буду всегда перед твоими глазами маячить, как наш батумский маяк, – съязвила Марго.
– Вот так-то лучше. И смотри у меня – без выкрутасов! – брат погрозил ей кулаком.
Хорошо и модно одетые, как полагается детям из привилегированных семей местной номенклатуры, Марго с Кариной и Василий со своим другом Дьяченко вошли в молодежный клуб.
– А вот и детки местной элиты явились: Марго и Дмитрий Савулиди собственной персоной, – приветствовала их компашка местной шпаны.
– Ха-ха! – засмеялись они.
– А вы зачем сюда пришли, разве вы танцевать умеете? – не переставали задираться они.
– Да нет, куда им, они только свои сиртаки и умеют танцевать. Сейчас станут в кружок и начнут ногами перебирать, – сострил долговязый парень.
– Ха-ха-ха! – опять засмеялась банда.
– Дима, пожалуйста, не обращай на них внимания, – тянула за рукав своего брата Марго, – а то если что-то произойдет, то отец нам больше никогда не разрешит сюда приходить.
Эти обидные, к тому же, сказанные громким голосом в присутствии всех слова в их адрес Дмитрий проглотил ради своей сестры: ведь она так мечтала прийти сюда на танцы. Но когда хулиганы начали обижать двусмысленными фразами двух бывших одноклассниц Димы, а потом и распускать руки, заставляя тех идти с ними танцевать медленный танец, то он и его друг Петр Дьяченко больше не могли оставаться в стороне и просто за всем этим безобразием пассивно наблюдать. Закончилось, естественно, все дракой и приводом в местное отделение милиции.
– Вот тебе и провели отлично субботний вечер! Даже толком и потанцевать не успели! – жаловалась Карина. Они сидели в отделении милиции и ждали, когда приедут их отцы выручать ребят из «обезьянника».
– Нет никакой жизни в городе из-за этой проклятой шпаны! И что мы им такого плохого сделали, что они на нас так взъелись?? – Марго рассматривала свои порванные чулки.
– А брат мой и Петр поступили совершенно правильно, по-мужски себя повели, защитив честь девушек! – с гордостью сказала она.
– Защитили… Да, защитили, – внезапно появился перед ними Василий Савулиди, – только вот на моей работе за такой поступок моего сына, я думаю, меня не похвалят.