– Ну, конечно, папочка, ты только о свой работе и печешься, а давай лучше иди и посмотри, как эти гады Димку отделали!
– Да-да, это шпана во всем виновата! – заступилась за своих друзей Карина. – Если бы девочки были грузинками, они бы не посмели себя так вести, а на русских, значит, можно и руки распускать! Где справедливость?!
– И правильно! Потому что приличные девушки вообще не должны ходить в такие места!
– Ну да, приличные девушки должны всегда дома сидеть под замком. Я уже, кажется, от кого-то это слышала! – задиралась Карина.
– Говори, говори, Кариночка пока твои родители не приехали! Будет интересно посмотреть, что ты при них скажешь? Кстати, вы тоже с Марго почувствовали в защите женской чести, не так ли? Ну, похвастайтесь своими подвигами? – А чё такого я сделала, подумаешь, за волосы одного гада потаскала! – призналась Карина.
– Ну, а ты, дочь моя, чем отличилась? – еле-еле сдерживая улыбку, поинтересовался отец. Ситуация была не из приятных, но не трагичной. К тому же, вины его детей в ней не было. А, наоборот, следовало похвалить их за такой смелый поступок, но, конечно, не здесь, а дома.
– Двоих укусила за руку, а долговязого ударила коленкой ниже пояса! Защищаться же как-то надо было! – Марго выжидающе смотрела на отца, что он ей скажет на это? Сама же была очень довольна своей смелостью и решительностью.
Василий Дмитриевич отвернулся от девочек, чтобы скрыть свою неудержимую улыбку. Потом резко опять повернулся к ним лицом и, надев обычную для него серьезную, строгую маску, сказал:
– Ну что, повоевали, пора и на покой. Пойдем, Маргарита, вызволять из плена твоего брата и поедем скорее домой к матери, которая, наверное, вся извелась от переживаний. Тебе, Кариночка, придется немного подождать, твои родители уже едут за тобой.
Те несколько парней, которых всегда можно было увидеть вечерами вместе гуляющими по центру города, на самом деле не были шпаной в прямом понимании этого слова. Это были юноши из простых рабоче-крестьянских семей, чьи родители честно трудились кто на местных фабриках, кто на фруктовых и чайных плантациях. Только не жили они в элитных домах, их не возили в школу с водителями на машинах, и они не могли позволить себе покупать заморские шмотки у местных моряков. Своим вызывающим поведением они выражали свой, как им казалось, справедливый протест против социального расслоения советского общества. И в комсомол они тоже сознательно не вступали, потому что больше не верили в коммунистические лозунги типа «всем по потребностям», которые в реальную жизнь не воплощались.
Парни частенько гостили в отделении милиции, но больше, чем задержать их на 24 часа по «мелкой хулиганке», никто не мог. И перевоспитывать их не было никакой возможности: родители с такими взрослыми детьми уже не справлялись, а справедливому советскому обществу было глубоко безразличны их нравственные проблемы.
Вскоре все в городе забыли об этом неприятном инциденте. Только от танцев в местном молодежном клубе детям местной элиты пришлось отказаться навсегда, что не очень-то их и расстроило. Элитные детки стали устраивать вечеринки с танцульками в загородных домах своих высокопоставленных предков, приглашая туда, на зависть всем остальным в городе, только своих, избранных. Принадлежать к так называемой «золотой советской молодежи» мечтали многие. Но были и такие, как те парни, которые от всего сердца ненавидели ее.
Как-то весной в кабинете товарища Савулиди раздался междугородний звонок. Звонили из Москвы из генерального штаба советских вооруженных сил. Второму секретарю горкома партии сообщали, что к ним в город направляется на отдых и на дополнительное санаторное лечение генерал-майор Герой Советского Союза Сергей Павлович Крамской.
– Мы убедительно просим вас, уважаемый Василий Дмитриевич, взять пребывание генерала Крамского в Батуми под ваш личный, так сказать, партийный контроль, ну чтобы все было по высшему разряду. Вы меня понимаете? – давал указания голос из Москвы.
– Да, да, конечно, не волнуйтесь, я лично проконтролирую пребывание генерал-майора в нашем санатории и любые его пожелания или, не дай Бог, замечания будут тут же исполнены.
– Вот и отлично. Тогда до связи, – и на том конце провода раздались прерывистые сигналы отбоя.
Неторопливо спускаясь с трапа военного самолета, пятидесятилетний генерал Крамской с удовольствием глубоко вдохнул свежий южный воздух, в котором перемешалось так много запахов цветущих деревьев и растений.
– Морем и отдыхом пахнет! Хорошо! – сказал себе генерал и довольно улыбнулся встречающим его внизу людям.
Наделенный мужской харизмой, импозантный генерал-майор Крамской не мог не обаять весь женский персонал санатория.
– Какой интересный мужчина! – переговаривались между собой медсестры. – Говорят, бедняжка – вдовец и живет в Москве один с пожилой домработницей Нюрой!
– А что же домработницу помоложе себе не выбрал? Ха-ха! – сказала Людка, бойкая такая дивчина с Украины: ее родители во время войны приехали в Батуми в эвакуацию да так тут и остались навсегда.
– Язык у тебя без костей, Людмила!. Помолчи лучше и займись делом, – строго наказывала старшая медсестра Этерия Эдуардовна. – А домработница эта у них дома еще и до войны работала, дочь их вырастила, а что же, сейчас ее, пожилую, на помойку выбросить? Так, что ли, по-вашему, по-молодому?
– Так у генерала еще и дочь имеется? – Людку очень интересовала личная жизнь отдыхающего из Москвы.
– Сергею Павловичу немного скучно здесь у нас после Москвы, так вот он со мной во время грязевых процедур и разговорился. Дочь его зовут Верой, она уже замужем и живет отдельно от него. Жена трагически погибла во время войны.
– Да, классный кадр! Мне бы такого в мужья! Жена генерала… Наверное, это так здорово: все тебя уважают, ездишь на персональном автомобиле, одеваешься в лучших московских магазинах!
– Да куда тебе быть женой генерала. Ноги у тебя, Людка, вон, кривые какие! – пошутила над ней старшая медсестра.
– А при чем здесь ноги? У меня душа зато добрая и тут все в полном порядке, – выпятив вперед свою пышную украинскую грудь размера так пятого, защищалась как могла Людка.
Медсестрички опять дружно рассмеялись.
– Все, достаточно, девчонки, пошутили, посплетничали, давайте, идите уже работать, – разогнала молодых по рабочим местам старшая медсестра.
Пристального внимания к себе со стороны молоденьких медсестер, постоянно строящих ему глазки и выдумывающих различные предлоги только для того, чтобы лишний раз зайти к нему в комнату или просто заговорить с ним на пляже, смущало и немного раздражало генерала Крамского, потому что вновь жениться в его планы не входило.
«Конечно, неплохо было бы найти себе спутницу жизни, правда, не такую молоденькую, как эти сестрички. А то живу много лет бобылем, – рассуждал, лежа на массажном столе, о своей личной жизни Крамской. – И Нюра меня тоже совсем на этот счет запилила! Да где же мне найти такую женщину, которая бы хоть немного походила на мою Марианну Петровну?! Да и дочь, наверное, будет против моей женитьбы. Видно суждено мне доживать свой век одному!»
Поблагодарив врача за отлично выполненный массаж, Сергей Павлович направился на санаторный пляж, понежиться на весеннем южном солнце. Он удобно расположился на деревянном лежаке, накрыл себя легким пледом и приготовился полностью отключить свой мозг от всех проблем и забот, как к нему неожиданно подошел второй секретарь батумского горкома партии Василий Дмитриевич Савулиди.
– Не помешаю вам, товарищ Крамской?
– Нет, что вы, Василий Дмитриевич! Садитесь, пожалуйста, со мной рядом на лежак, какая сегодня чудная погода! Тепло, и море такое спокойное и красивое. Сейчас нам зеленого чая принесут. Выпьете его со мной?
– С большим удовольствием, Сергей Павлович, составлю вам компанию. Погода, и правда, сегодня прекрасная. Я, к сожалению, море только из окон моего кабинета и вижу. Все работа да работа.
– А вот и чай! – мило улыбалась генералу медсестра Людмила. Лишний раз обращая внимание на свой пышный бюст, она специально слишком низко наклонилась над столом, ставя перед гостями чашечки чая.
– Спасибо, Людочка! Вы, как всегда, очень любезны! – коротко поблагодарил ее Крамской, не оставляя девушке никакой надежды на продолжение общения.
«Вы очень любезны, Людочка! И все! Сухарь московский, хоть бы раз за эти три недели комплимент какой-нибудь сказал!» – возмутилась про себя Люда, не переставая изображать на своем лице дежурную улыбочку.
– А вы, я смотрю, товарищ Крамской, пользуетесь большим вниманием у нашего женского коллектива, – заметил ему Савулиди.
– Вы находите? А я и не заметил этого! – слукавил генерал.
– Спасибо большое за чашечку зеленого чая, я его еще с детства очень люблю пить.
– Да? А я вот только здесь у вас его и попробовал. В Москве как-то никто его не пьет. У вас на юге, наверное, традиция пить зеленый чай, – предположил генерал.
– Именно так. Только я не здешний, генерал-майор, я родом из турецкого Трапезунда. На моей Родине все пили зеленый чай, он очень полезен для пищеварения и сосудов, – разъяснил ему Василий Дмитриевич.
– Вот как! Значит вы понтийский грек, товарищ Савулиди? Интересно. А как вы сюда, в Батуми, попали? Нет, вы не подумайте, что я вам учиняю допрос с пристрастием, если не хотите, можете не рассказывать, – генералу стало неловко, что он задал Савулиди слишком личный вопрос.
– Что вы, генерал-майор армии. В этом нет никакого секрета. Мне удалось уехать из Трапезунда с русскими войсками. К тому же, я всегда мечтал жить здесь, в Батуми, в России.
– Молодец! Вы правильно сделали, что приехали жить в Советский Союз, в лучшую страну в мире! Наша страна и коммунистическая партия позволили вам сделать великолепную карьеру. Вы стали первым заместителем директора крупного завода и по партийной линии выросли: второй секретарь горкома – это тоже ответственное назначение. Очень похвально, товарищ Савулиди!