Пейзажи приобретали для привнесения другого пространства в дом. Ты не всегда можешь уплыть в другие страны, но морской пейзаж напомнит тебе о путешествии, даст возможность комфортно о нем помечтать.
Одновременно существовал жанр морализирующих натюрмортов – vanitas. Рядом с предметами роскоши изображали череп. Последний символизировал смерть, которая сотрет всё. Можем вспомнить и Египет с его повседневными разговорами о смерти, и существующую во многих культурах боязнь «сглазить», которая проявляется в том, что надо тут же поругать себя, если случается что-то хорошее. В эмоциональном плане – положить рядом с радостью череп.
Возможно, когда Рейсдаль писал роскошные некогда мраморные надгробия, теперь разрушенные и заваленные деревьями, он как бы привнес жанр vanitas в пейзаж.
Если окинуть взором все картины Хальса, мы увидим больше эмоций, чем во всей остальной голландской живописи. Люди смеются, общаясь между собой или глядя на нас. Хальс – виртуоз кисти и великий колорист. Знатоки говорят, что у него сто оттенков черного. Но это в молодом и зрелом Хальсе. А что мы видим здесь? Художник закончил картину – руки прописаны, регентши нарумянены. При этом все, кроме, может быть, служанки, отталкивающие. Вспомним, что Хальс брал именно умением создать в групповом портрете впечатление непринужденного общения. Семьи улыбались, однополчане смеялись, перебрасываясь шутками.
Здесь же фигуры абсолютно разъединены. Каждая из благодетельниц (Хальс нуждался в них, он умер в нищете) – хладнокровное животное. Мерзкие неприятные ханжи. Такое ощущение, что художнику на время запретили пить, и без привычного смягчения картины мира ему было неуютно.
Двенадцать детей, слава и угасание в гарлемской богадельне (заметим, в возрасте 84 лет). Со стороны мы всегда называем алкоголизм проблемой.
Хальс. Групповой портрет регентш приюта для престарелых в Гарлеме (1664)
Однако у алкоголиков нет проблем, проблемы есть у тех, кто его окружает. А художнику хорошо: он на время отключает внутреннего критика, расслабляется настолько, что не заканчивает картин, только слышит в голове голос о том, что всем весело и все рады его видеть.
Зевс, обернувшись орлом, украл царевича Ганимеда, чтобы совокупиться, а после сделать виночерпием богов. Художник изображает миф физиологично и реалистично: довольно крупный ребенок с ягодами в руке орет и писается от страха, потому что его подняла над землей хищная птица.
Рембрандт. Похищение Ганимеда
Перед нами владелец дома с прислугой и студией для учеников (обучение у Рембрандта стоило 100 гульденов в год, что было достаточно дорого), в приемных покоях которого висят не только его работы, но и работы художников, которые он продавал. То, что в протестантской Голландии пройдет мода на пафосное исполнение библейских сюжетов, станет одной из причин постигшей художника нищеты. Но сейчас он не знает своего будущего.
Роскошный наряд кажется отделанным тщательнее, чем лицо. Перед нами сын владельца мельницы, не пожелавший получать самое престижное на тот момент образование нотариуса. Он женился на родовитой Саскии и продавал свои картины элите.
Рембрандт. Автопортрет в возрасте 34 лет (1640)
Перед картинами Рембрандта всегда говорят о его судьбе. Сам Рембрандт не был в Италии, но там был его учитель Питер Ластман. Кроме того, в богатой Голландии циркулировали итальянские картины и гравюры, поэтому влияние караваджизма на живописца естественно. Странно, но даже в период ученичества Рембрандт представляется мудрым. Возможно, это аура влияния его поздних, самых известных картин.
Ранние картины художника, такие как «Изгнание торгующих из храма» и «Аллегория музыки», могут показаться немного… нелепыми. В первом случае чрезмерны морщины, во втором слишком непосредственно изображены мужские персонажи. Но зная о том, какими будут зрелые и поздние работы художника, можно предположить, что его индивидуальность пролезает через рамки, которые он осваивает. Такого Христа мы еще не видели. Это не породистый итальянец с накачанным, просушенным и эпилированным торсом. Это разъяренный семит 30+. В «Изгнании» нет благоговения или мистики. Зато есть самостоятельность.
Если Рембрандт не пошел бы дальше, это была бы совсем другая история. Но он один из самых интересных для изучения художников, именно потому что постоянно рос и продолжал развиваться даже тогда, когда это стало невыгодно. Здесь мы еще раз можем воочию наблюдать феномен истории искусств: она отбирает самые отличающиеся произведения. Не хорошие, но среди хороших. Если сравнивать с просеиванием породы – больше шансов имеют крупные фрагменты неправильной формы.
В Амстердаме портреты Рембрандта разлетались, как горячие пирожки. Особенно упрочилась его слава после того, как групповой портрет медиков он изобразил словно увлекательную жанровую сцену. Обычно исполняя такой парадный портрет для гильдии, художники старались напихать рядками как можно больше людей. Этого ожидали заказчики. Новое, более свободное решение стало возможным только во времена Рембрандта и Хальса.
Представьте, что вы учитесь в школе и вас приходят снимать два фотографа. Один строит всех рядами по росту и командует – не моргать. Другой, наоборот, предлагает сесть, как на уроке. Одному смотреть в окно, другому мечтать, третьему списывать. Второе интереснее. Вопрос только в том, готовы ли платить за этот креатив родители.
Рембрандт. Урок анатомии доктора Тульпа
Вскрытие происходит в помещении, а Тульп в шляпе. И попробовал бы художник не выделить его высокого положения в обществе, позволяющего такое поведение. Тульп был не только известным врачом, но и влиятельным гражданином Амстердама. Если вам показалось, что «Тульп» звучит похоже на «тюльпан», то вам не показалось. Доктор принял такое имя в разгар тюльпанной лихорадки и даже разместил изображение этого цветка на фасаде своего дома. А когда мыльный пузырь финансовой пирамиды торговли луковицами лопнул, то чертыхаясь, снял цветок с фасада.
Рембрандт моден, именит. Он женится на дочери бургомистра Леувардена. Так как этот город – вполне себе провинция целой области Нидерландов, Фрисландии, мы можем примерно перевести на современный русский «женится на дочери губернатора Краснодарского края». Вертикальный взлёт для сына мельника.
Рембрандт. Автопортрет с Саскией на коленях («Блудный сын в таверне»)
Он всегда был внимателен к жизни. Мы смотрим на автопортреты Рембрандта едва ли не биясь лбом в пол, а ведь на многих из них, таких как «Блудный сын в таверне», он выпендривается. Помните средневековых рыцарей, которые могли похлопать свою жену ниже пояса при друзьях: «Смотри, какая!» Когда Рембрандт стареет, мы уже не видим в его автопортретах бравурности. То же самое происходило и в заказных портретах. А платить за трезвую фиксацию реальности голландцы не хотели. Им нужны были гордая осанка и фотошопный блеск в глазах.
Богатство пришло в жизнь Рембрандта вместе с Саскией. С ее смертью художника покинул и достаток.
Сначала начались судебные разбирательства с Гертье Диркс, няней его сына, на которой художник, по ее словам, обещал жениться. Гертье будет упрятана в сумасшедший дом и в особняке художника появится новая служанка – Хендрикье Стоффельс.
По завещанию Саскии Рембрандт утрачивал права на ее наследство в случае женитьбы. Роскошный дом был куплен в кредит. Как и многие, Рембрандт потерял большие деньги во время тюльпанной лихорадки (людей иногда охватывает социальное безумие – это была история сродни нашей МММ). С тридцати шести («Ночной дозор») до сорока девяти еще можно было жить. Но в 1656 году Рембрандту пятьдесят, он вынужден признать себя банкротом. Последующие попытки Хендрикье Стоффельс и подросшего Титуса продавать его произведения удачи не принесли. Рынок изменился. Поколение заказчиков молодого Рембрандта, ценившее изображения библейских сюжетов, сменили любители жанровых сцен попроще, поменьше и поближе к современности. Рембрандт оказался «Роллс-Ройсом» в городе, где богатые передвигаются на самокатах или пешком, потому что ну вот такая мода. Никогда раньше он не был бедным.
Однако на его живописи это не отразилось. Рембрандт-художник продолжал эволюционировать.
Современники писали о ярких, сияющих красках. Попробуйте посмотреть на потемневший «Дозор», называемый теперь «ночным», глазами заказчиков. Вы заплатили за парадный портрет (ростовое или погрудное изображение), рассчитывая увидеть красивого себя. Вас изобразили. Где-то в глубине. Ну очень глубоко. А на заметном месте, впитывая свет и внимание зрителя, сидит не платившая женщина с курицей. И таких персонажей несколько. На вашем полотне. Для вашего нового здания. За ваши 1600 флоринов.
Зато Рембрандт-художник доволен. Вместо скучной групповой выставки престижных мундиров – начало войны. В воздухе, так сказать, пахнет будущей битвой.
Про Рембрандта забывают практически на двадцать лет. И случайно, в отчаянных поисках любого достойного живописца, который в срок выполнит картину на исторический сюжет для Амстердамской ратуши, выясняют, что старик-то жив.
Рембрандт. Ночной дозор
Кто такие батавы, которых Юлий Цивилис подговаривает сопротивляться римским захватчикам? Варвары. Кто они для самостоятельных голландцев, не зависимых даже от богатой Испании? Предки. Какими мы хотим видеть наших предков? Неплохо, если это благородные не-стяжатели с внешностью Джорджа Клуни. С мудрыми глазами. И кого изобразил Рембрандт? Опасных зверей. Один без глаза (выбили в бою). Такими и были те предки, которые решили биться с Римом. Сражаться, но не оставаться рабами.