Соленый морской воздух, который она с таким наслаждением вдыхала утром, теперь казался горьким и отдавал ржавчиной. От этого ощущения вдруг скрутило живот и бросило в жар и пот, хотя было по-апрельски прохладно.
Оттолкнувшись от двери, она заставила себя сделать шаг вперед. Так, передвигаясь, словно робот, Кара добралась до апартаментов Эли, не слыша и не видя ничего вокруг. В номере, слава богу, никого не было. Кара вряд ли нашла бы в себе силы смотреть Эли в лицо. Она любила его и только начала верить, что его сладкие речи и романтические поступки свидетельствуют об ответном чувстве.
Но, как она и опасалась в самом начале, Эли играл с ней. Не получилось с одной из Кинсайдов — обеспечим себе другую! Каре было дурно от чувства вины и унижения. Она согласилась уехать с ним, лечь в постель, предать свою семью, и все ради чего? Чтобы сейчас почувствовать себя круглой дурой! Достав из шкафа дорожную сумку, она начала собирать вещи. Слезы стояли в глазах, но Кара не позволяла им пролиться.
Сделанного не воротишь. Прочувствованного не изменишь. Но впредь Кара никогда не будет такой наивной и легковерной. Сейчас она навсегда уедет из Сибрук-Айленда. Остается лишь надеяться, что семья примет и простит ее. Если она, конечно, наберется храбрости признаться, как быстро превратилась из подружки невесты в любовницу жениха.
Спустившись вниз, Кара направилась в офис проката машин и уже через полчаса мчалась прочь от «Океанского бриза» домой в Чарльстон, оставляя за спиной и курорт, и Эли, которые отныне должны стать для нее лишь горькими воспоминаниями.
Глава 14
Такая невинная вещь, как стук в дверь, при обычных обстоятельствах не должна повергать нормального человека в состояние паники. Но Кара, заслышав звук медного молоточка, вздрогнула так, что пролила на себя свежезаваренный чай. Выругавшись, она потянулась за полотенцем и, вместо того чтобы пойти открывать, принялась устранять последствия аварии, не сделав ни малейшего движения в сторону входной двери. Ей совершенно не хотелось выяснять, кто там по другую сторону. Она вернулась в Чарльстон еще неделю назад, озлобленная и одинокая. Всю дорогу гнала так, словно была не в себе. Она, собственно, и была не в себе и, укрывшись под своим кровом, никому, даже родным, не сообщила, что уже приехала домой. И дело было не только в чувстве вины за то, что, забыв про неприятности в семье, она уехала на целую неделю. Просто, вернувшись домой, она чувствовала себя побитой дворнягой с поджатым хвостом и за жалостью к себе не могла и не хотела никого ни видеть, ни слышать. Она упорно игнорировала звонки Эли и не прослушивала сообщения, которые он оставлял на автоответчике.
Кара понимала, что вести себя подобным образом недостойно, и целыми днями упрекала себя за то, что из-за какого-то мужика опустилась до такого состояния. Она почти уже созрела, чтобы потихоньку начать выкарабкиваться из своей меланхолии, но, если сейчас за дверью окажется Эли, она опять откатится назад и заключит себя под домашний арест еще как минимум на месяц.
В дверь снова постучали, и раздался знакомый женский голос. Похоже, что пришла одна из ее сестер. Оставив чай и полотенце, Кара нехотя поплелась к двери. Перспектива увидеться с родственниками в настоящий момент была не намного лучше встречи с Эли. Кара не представляла, как сможет смотреть в глаза своим родным после всего, что произошло. После того, как с ней поступили. И после того, как она сама поступила с Лаурель. Слишком много грустных секретов приходилось носить Каре в своей душе!
Посмотрев в дверной глазок, она чуть не застонала в голос. Из всех членов семьи Кинсайд, кто мог бы решить навестить ее сейчас, когда она подобна умирающей водоросли в высохшем пруду, проведать Кару пришла Лаурель.
— Кара, — раздался голос сестры за дверью. — Я знаю, что ты там. Пожалуйста, открой. Мы уже тебя потеряли!
Сердце Кары болезненно сжалось, и она подавила бурю эмоций, готовую разыграться в ту же секунду. В кругу семьи она всегда могла рассчитывать на поддержку, понимание и заботу, и самое меньшее, что можно было сейчас сделать для них, — это показать, что с ней все в порядке.
Глубоко вздохнув, она выпрямилась и открыла дверь навстречу яркому солнечному свету и старшей сестре.
— Ну, слава богу, — выдохнула Лаурель, проходя в дом. — А то я уже думала звонить в полицию. Или обратиться к кому-нибудь из твоих всезнающих соседок. Или, на худой конец, к какому-нибудь мужчине покрепче, чтобы выломал дверь. — Она была одета строго, но элегантно, как всегда одевалась на работу: темно-серый костюм с шоколадно-коричневой окантовкой и коричневая сумочка в тон туфлям на каблуках. Даже волнуясь, она выглядела сейчас абсолютно собранной и деловой, чего нельзя было сказать о Каре. С самого возвращения из Сибрук-Айленда она не вылезала из пижамы, изредка переодеваясь в спортивные шорты и майку.
— Среди моих соседей нет крепких мужчин, — пробормотала Кара.
Положив сумочку на тумбочку в прихожей, Лаурель вздохнула и спросила:
— С тобой все в порядке?
С трудом сдерживая рвущийся из груди всхлип, Кара молча кивнула. Тогда сестра продолжила:
— Эли названивает нам всем по очереди. Говорит, что-то там у вас случилось, и ты уехала. Он за тебя волнуется. — Лаурель замолчала, давая возможность сестре отреагировать, но, поскольку та не подавала голоса, спросила: — Может, хочешь об этом поговорить?
— Нет, вот уж чего я совершенно не хочу, — хрипло откликнулась Кара. Сглотнув, она прокашлялась и добавила: — По крайней мере, сейчас.
— Что ж. — Мудрая Лаурель улыбнулась. — Как надумаешь, я всегда готова. А теперь одевайся, мы едем обедать.
— Правда?
— Правда. Ты уже достаточно в заточении просидела. Не знаю, что уж там у вас стряслось, не говори, если пока не готова, но у нас тут есть что тебе рассказать. Появились новости по делу папы.
— Какие новости? — Кара резко выпрямилась и словно стала на несколько сантиметров выше.
— Всякие. — Лаурель усмехнулась. — Если интересно, кончай хандрить, переодевайся и поехали.
— Я не хандрю. Мне просто надо… поработать в тишине и одиночестве. — Кара на самом деле умудрилась кое-что сделать по работе в промежутках между самокопанием и себяжалением.
Но Лаурель недоверчиво изогнула бровь и хмыкнула:
— Я бы еще, может, и купилась на это, если бы у тебя было похоронное бюро, а не фирма по организации праздников.
Кара вздохнула и сказала:
— Ладно. Дай мне минут двадцать. Там на кухне свежий чай заварен. Можешь пока выпить, если хочешь! — прокричала она, поднимаясь наверх приводить себя в порядок.
Решив все-таки никуда не ездить, они устроились за столиком на открытой веранде одной из кофеен недалеко от дома Кары. Лаурель заказала огромный маффин с клюквой, апельсином и орехами, а Кара, которая всю неделю только и делала, что заедала свое горе различными вкусностями, ограничилась большой кружкой латте с корицей и обезжиренным молоком, к которой пока так и не притронулась, так как впервые за последние дни заинтересовалась чем-то еще, кроме еды.
— Давай же, не томи, рассказывай, — нетерпеливо поторопила она старшую сестру.
Лаурель второпях дожевала, вытерла губы салфеткой и, наклонившись через столик, вполголоса спросила:
— Помнишь Каттера Рейнольдса? — Каттер был давним другом семьи, и Кара знала его, сколько себя помнила. — У них с мамой роман! И уже довольно давно!
Кара от удивления раскрыла рот и отшатнулась.
— Бог мой, не верю, быть того не может! — пробормотала она, чувствуя себя совершенно раздавленной этой новостью, будто ее только что переехал асфальтоукладчик. Хотя, как показали события последних недель, все вокруг на самом деле не такое, каким кажется! Мир просто сошел с ума, что же это творится?
— Оказывается, может, — откликнулась Лаурель. — И, учитывая двойную жизнь папы, о которой мы тоже не подозревали, ее трудно винить. Она клянется, что стала встречаться с Каттером, только когда узнала, что у папы есть другая семья. Так вот, сначала мама говорила, что заходила в тот вечер в офис к папе, чтобы вместе поужинать. Теперь же она призналась, что на самом деле хотела сообщить ему, что собирается подавать на развод и выйти замуж за Каттера. Но когда она пришла, папа был уже… ну, ты понимаешь… — И, не сговариваясь, обе сестры одновременно всхлипнули и взялись за руки. — Когда все случилось, мама была с Каттером.
— Значит, у нее есть алиби — Каттер! Лаурель с энтузиазмом кивнула и продолжила:
— Но и это еще не все. Помнишь, мы решили нанять частного детектива изучить деятельность конкурентов папы и всех тех, кому его смерть могла быть выгодна с точки зрения бизнеса? Так вот, он сказал, что в тот вечер на стоянке у офиса камеры зафиксировали «астон-мартин» Джека Синклера. А ведь его мы в первую очередь подозревали, помнишь? Что он хочет присвоить папин бизнес!
Глаза Кары расширились.
— Но ведь у него, кажется, алиби?
— Да, несколько его подчиненных клянутся, что он весь вечер пробыл в офисе. Но есть видеозапись, на которой его машина! Так что его алиби теперь под вопросом, а мама перестает быть главной подозреваемой!
— Невероятно! — Кара выпустила руку сестры и откинулась на стуле. — Стоило мне уехать на пару дней, как у вас тут такие радикальные перемены произошли! Слава богу, что к лучшему.
— Положим, тебя не было дольше, чем пару дней. И потом ты еще неделю дома отшельничала, — возразила Лаурель.
Кара поморщилась от горькой правды этих слов:
— Знаю, прости меня. Просто мне нужно было побыть одной.
Лаурель откусила кусочек маффина, запила эспрессо и сменила тему:
— А теперь, может, ты уже готова рассказать, что с тобой произошло? Потому что я, например, готова выслушать.
Мягкий голос сестры, полный доброты и обеспокоенности, тронул Кару до слез.
— Можно задать тебе вопрос? — спросила она.
— Разумеется, ты можешь спрашивать меня о чем угодно, ты же знаешь, — подбодрила ее сестра.