К примеру, Melinka из Красноярска оказалась очень интересным собеседником с собственным взглядом на жизнь, а некая дама, прячущаяся под странным ником Argimpasa не только умудряется раньше всех отыскивать заветные новинки, но и сама пишет совершенно дивные стихи…
В этот момент Ирина вздрогнула от неожиданности. Рука натолкнулась на какой-то странный предмет — маленький, твердый, округлой формы, с неровными краями.
Странно. Здесь его быть никак не должно!
Сердце в груди испуганно забилось, словно в предчувствии беды. Как будто знало, что сейчас в размеренную череду дней ураганом ворвется нечто такое, что сломает все, что так долго она строила и создавала, и жизнь после этого уже никогда не будет прежней.
Ирина сунула руку подальше и вытащила этот предмет наружу. В первый момент она ощутила глухой удар где-то в области солнечного сплетения. Потом в глазах потемнело, показалось даже, что яркое весеннее солнце за окном погасло на миг… Все тело как будто обмякло, и она плюхнулась на кровать.
Когда вернулась способность соображать более или менее здраво, Ирина сидела на неубранной постели и тупо смотрела на свою находку.
На ладони лежала сережка — серебряная, причудливой формы в виде осьминога с растопыренными щупальцами. Тело его украшали разноцветные камушки, и казалось, морской гад ехидно ухмылялся, словно хотел сказать: «Ну что, съела?»
Ирина посмотрела на него почти с ненавистью. Оказывается, как мало нужно, чтобы выбить ее из равновесия! Просто дешевая побрякушка. Ну, может быть, не совсем дешевая. Серебро все-таки, вон, и проба виднеется, и дизайн с претензией, возможно даже, ручная работа…
Другое дело — как она очутилась здесь, в ее постели?
— Только вместе с хозяйкой, как же еще! — прошелестел над самым ухом тихий, но вполне внятный голос.
Ирина зачем-то оглянулась по сторонам. Разумеется, рядом никого не было, она, как и раньше, была одна в квартире.
Одна со своей бедой.
Она вдруг почувствовала, словно в глубине ее существа со звоном разбилось что-то хрупкое и бесконечно дорогое, разлетелось на тысячи осколков, которые тут же безжалостно впились в тело. Ирина замычала сквозь сжатые зубы, зажмурилась, но это не помогло. Даже хуже стало. У нее как будто открылся третий глаз — всевидящий и беспощадный, и этому новому зрению было доступно все, чего она раньше не замечала.
Только теперь бесконечные отлучки мужа, его переговоры с деловыми партнерами, его невнимание в конце концов, то, что они давно уже спят рядом, как брат с сестрой, а не как муж и жена и бог знает сколько времени уже не занимались «этим» (так она по старой привычке еще из советской молодости про себя называла секс) — все предстало в совершенно новом свете.
Как она могла быть такой идиоткой и искренне верить, что все время, все мысли мужа поглощает только работа? Еще и гордилась, глупая: вот ведь как старается человек для семьи! Ждала по вечерам, радостно кидалась навстречу, когда он наконец возвращался домой, готовила любимые блюда, гладила рубашки, вспыхивала, как девочка, от любой мимолетной ласки или доброго слова…
А он в это время развлекался с другой! И где? В супружеской постели! Когда только успел, ведь она почти всегда дома!
Нет, не всегда. Услужливая память подсказала: всего несколько дней назад, когда Толик уехал с классом на экскурсию по Золотому кольцу, она отправилась навестить маму в Электроугли. Все-таки семьдесят лет человеку, надо было проведать, помочь по дому, продуктов закупить…
Витя отвез до самого подъезда, но заходить не стал — у него в тот день были какие-то срочные дела. Теперь понятно, какие именно!
Тогда Ирина ничего не заподозрила и, как всегда, понимающе кивала, когда Виктор говорил, что вечером непременно заедет за ней или водителя пришлет. Да, да, что поделаешь…
С тещей Виктор никогда особенно не ладил, и Ирине стоило немалых трудов, чтобы постоянное противостояние двух одинаково дорогих для нее людей перешло если не в нежную родственную привязанность, то хотя бы в стадию нейтралитета.
День прошел в хлопотах. Они с мамой закупили продуктов на целую неделю, и немалого труда стоило убедить ее, что вовсе не нужно выбирать самую дешевую колбасу и чай второго сорта. Мама всегда старалась сэкономить и не понимала, зачем покупать парное мясо вместо замороженного, шоколадные конфеты и немецкий замороженный торт к чаю вместо печенья «Юбилейное».
— Перевод денег! — безапелляционно изрекала она, и Ирина снова чувствовала себя маленькой девочкой, преступно потратившей на леденцы сдачу с рубля в булочной.
Виктор позвонил вечером и сказал, что сегодня заехать никак не успевает, а водитель в сервисе, потому что в машине подвеска барахлит, так что лучше ей сегодня остаться у мамы. Голос его звучал так спокойно и безмятежно! «Оставайся, дорогая, ни о чем не волнуйся…» Ирина была даже рада, ведь маме так одиноко, а она нечасто выбирается навестить ее. Полночи они просидели за чаем, а потом Ирина легла спать на скрипучий диванчик и, помнится, еще волновалась, что не успела ничего приготовить и Витя останется голодным. А он, оказывается, в это самое время…
Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает невыносимая тошнота. Она еле успела добежать до ванной.
Когда мучительные спазмы в желудке немного стихли, она кое-как умылась холодной водой и мельком посмотрела на себя в зеркало. Оно безжалостно отразило бледное до синевы лицо, мешки под глазами, морщины… Волосы висят тусклыми прядями, и в них тут и там проглядывает седина. Да уж, хороша, ничего не скажешь!
В общем, печальное зрелище.
Стареющая женщина, такая нелепая в махровом халате с розовыми цветочками, женщина, которая только что похоронила самую большую иллюзию в своей жизни и осталась одна на руинах, растерянная, ошарашенная свалившимся на нее горем. Что делать теперь? Как жить? А главное — зачем?
Глядя в глаза своему отражению, Ирина снова и снова задавала себе эти вопросы — и не находила ответа. Наконец, с трудом переступая на ватных ногах, вернулась в спальню.
Сережка лежала на аккуратно свернутом покрывале. Хотелось немедленно выбросить ее, а еще лучше — раздавить, словно ядовитое насекомое, но вместо этого Ирина снова взяла ее в руки.
Она снова и снова рассматривала эту треклятую безделушку, поворачивала так и эдак, лучи солнца, отражаясь в разноцветных камешках, отбрасывали веселые блики. Почему-то она была совершенно уверена, что нацепить на себя подобное украшение может только юная и легкомысленная профурсетка — длинноногая, с искусственным загаром, вытравленными блондинистыми волосами и наглым взглядом. Хищница. Такие уверены, что весь мир существует только для их удовольствия!
Она как будто воочию увидела соперницу — и даже захлебнулась от боли. Хотелось завыть громко, в голос, покатиться по полу, выкричать в голос свою обиду. За что?! Разве она заслужила, чтобы ее обманул и предал самый близкий, самый родной человек?
Ничего подобного она, разумеется, не сделала. Шмыгая носом и утирая слезы мигом размокшей бумажной салфеткой, Ирина потянулась к телефону и набрала знакомый номер.
После третьего гудка ей ответил профессионально жизнерадостный девичий голосок:
— Компания «Персонал-Трейд», чем могу помочь?
— Светлану Татаринову позовите, пожалуйста!
Светка была ее давней, еще с институтских лет, подругой. Да что там — пожалуй, единственной. Удивительно даже, что за столько лет они умудрились сохранить отношения. Может, все дело в том, что эта дружба осталась единственной ниточкой, связывающей их со студенческой молодостью — такой смешной, наивной, бесшабашной и просто прекрасной? Это потом, позже, придут заботы и ответственность, но были же и прогулки по Москве, и вкус мороженого в вафельном стаканчике, и первые взрослые секреты… Про то, что с Витей у них «все было», первой узнала именно Светка.
Жизнь у подруг сложилась совершенно по-разному, и все же они старались поддерживать связь — звонили друг другу, поздравляли с праздниками, иногда встречались в кафе. Бывало, что Ирина приглашала Свету на семейные торжества. В глубине души она немного жалела подругу — как же, одинокая, без детей, личная жизнь так и не заладилась, бурные романы приносили одни разочарования, и на работе пашет, как проклятая… Это она за Витей как за каменной стеной, а Светке только на себя рассчитывать приходится, вот и трудится от зари до зари. Правда, не зря. За эти годы Света успела сделать неплохую карьеру, не по специальности, конечно, но все же занимает немалый пост в какой-то крупной фирме.
А если уж совсем честно… К сочувствию примешивалась изрядная толика зависти. Глядя на модно одетую, всегда ухоженную и стильную Свету (трудно поверить, что они ровесницы. Больше тридцати той нипочем не дать), Ирина иногда чувствовала, что упустила в жизни что-то важное. Подруга была такой самостоятельной, уверенной в себе, какой Ирине уже не стать никогда. Наверное, правду говорят, что нельзя иметь все сразу…
— Как вас представить? — прощебетала девочка на телефоне.
— Скажите — Ирина… Уварова.
От волнения она назвала свою девичью фамилию, с которой распрощалась много лет назад. В трубке звучала бодрая мелодия, а она беззвучно плакала, не вытирая катящихся по щекам слез, и от души надеялась, что Света окажется на месте. Так нужно было поделиться с кем-то, не оставаться наедине со своим горем!
А механическая музыка все играла и играла. Ирина уже совсем было отчаялась, когда услышала наконец знакомый голос:
— Ирка? Привет! А я-то думаю, кто такой… Что хотела, говори по-быстрому, у меня люди.
Подруга говорила отрывисто, почти резко. Чувствовалось, что она, как всегда, очень занята и недосуг ей копаться в чужих личных проблемах. Ирина совсем растерялась.
— Я… Знаешь… Очень хотела с тобой встретиться. У меня тут…
Ирина почувствовала, что не может говорить. Горло перехватило, еще немного — и она просто разревется. Даже Света мигом поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее. В голосе ее зазвучали совсем другие, озабоченные нотки: