Бесплатная медицина постепенно стала превращаться в платную, а Васю надо было лечить, покупать фрукты и витамины, возить к морю летом…
И все же старенький доктор оказался прав. К пятнадцати годам Василий сильно вытянулся, раздался в плечах, голос у него стал ломаться, над верхней губой появились темные усики. Бесконечные хвори постепенно сошли на нет, щеки налились здоровым смугловатым румянцем, под рубашкой забугрились мускулы… Мальчик даже записался в секцию восточных единоборств и три раза в неделю пропадал вечерами на тренировках.
Неля только ахала, даже ходила к тренеру и требовала прекратить издеваться над больным ребенком, но сын твердо сказал «нет». Впервые в жизни он посмел спорить с ней! В тот же вечер сын принес справку из поликлиники, где черным по белому было написано «практически здоров», ни слова не говоря, положил на стол перед матерью и вышел из комнаты.
Казалось, что впервые за долгие годы можно немного передохнуть, да что там — радоваться надо, однако Неля наблюдала за переменами со страхом и недоверием.
Всю жизнь она выхаживала, вытягивала сына с того света, а теперь, когда ее заботы вдруг стали не нужны, не знала, что делать дальше.
Будто не замечая, что сын перестал быть крошечным болезненным существом, нуждающимся в ежесекундной опеке, Нелли продолжала варить протертые супчики и кашки, стряпала котлетки на пару, овощные легкие салатики — в общем, исключительно диетическую и полезную пищу. Она не забывала пощупать лобик по утрам, проследить, чтобы сын надел курточку и не забыл застегнуть верхнюю пуговицу, а стоило ему чихнуть или кашлянуть, моментально укладывала в постель и вызывала врача.
Вася никогда не спорил. Он был очень воспитанным мальчиком: покорно глотал безвкусную еду, мыл руки по десять раз на дню, принимал витамины, укутывал горло противным колючим шарфом, говорил «спасибо» и «пожалуйста», во всем слушался маму…
И ненавидел ее до дрожи.
Каждый раз, когда мать подходила к нему, он сжимался, словно в ожидании удара, а если прикасалась — весь передергивался от отвращения.
Ну почему, почему эта женщина считает его своей собственностью и вечно лезет со своими советами, помощью, ненужной лаской, слюнявыми поцелуями и бесконечными причитаниями по любому поводу? Он знал наизусть все ее жесты, слова, вечно поджатые губы, вечные жалобы вроде «Жизнь несправедлива», «Твой отец нас бросил на произвол судьбы» и коронное «Я тебе всю себя отдала, без остатка!».
Хотелось крикнуть: «Не отдавала бы! Не надо!»
Не отставала и бабушка. К старости ей стало тяжело ходить, она передвигалась, опираясь на палку. Грузная седая старуха очень любила подолгу рассказывать о своих болезнях, находя в этом своеобразное удовольствие, и вспоминать прошлое, когда при муже-генерале жила, как королева. До сих пор она никак не могла свыкнуться с тем, что это время прошло. Софья Аркадьевна как-то упустила из виду, что рядом больше не было ни домработницы, ни шофера, ни сиделки, а потому вся тяжесть забот легла на дочь.
— Неля! Уже восемь часов, а ты опять забыла про мои капли! Принеси, пожалуйста. Неужели так трудно запомнить, что мне надо принимать их утром и вечером? Вот когда жив был твой отец…
Вся квартира пропахла лекарствами, диетической едой, как будто нарочно приготовленной так, чтобы есть было невкусно, и затхлым запахом старости. Бабушка очень боялась сквозняков, и окна почти никогда не открывали. Иногда казалось, что в доме просто нечем дышать.
Жить под опекой двух женщин — вечно усталых, озабоченных, недовольных всем на свете, было куда как тяжело. Вася старательно отмалчивался и хотел поскорее уйти к себе в комнату. Но и там он не чувствовал себя спокойно. Непременно войдет мама с какой-нибудь очередной таблеткой, теплым молоком или бесполезным разговором или бабушка попросит принести ей капли, пуховый платок, чаю или еще чего-нибудь… Обычно этим занималась мать, но когда ее не было дома, капризы упрямой старухи приходилось выносить Васе.
Выхода из этой опостылевшей жизни не было видно, и Вася терпел, стиснув зубы. А что еще оставалось? Иногда вечерами, лежа в постели он мечтал, как когда-нибудь станет взрослым и сможет уйти отсюда, чтобы никогда не видеть обеих женщин, а главное — сумеет совершить что-то важное, имеющее значение не только для него самого, но и для всех людей, станет знаменитым и могущественным…
Но мечты оставались мечтами. Наступал новый день, и все возвращалось на круги своя. Надо было вставать, идти в школу, сидеть на уроках, потом возвращаться домой… Посмотрев как-то фильм «День сурка», Вася подумал, что его жизнь очень похожа на судьбу незадачливого героя, с той лишь разницей, что у него-то этот самый день начался еще с рождения и другой жизни он не знал вовсе.
Немного оживлялся Вася только в те дни, когда ходил на тренировки. В спортзале среди ребят, отрабатывающих удары и броски, было куда больше воздуха, простора и пахло совсем иначе — кожей от матов, здоровым потом и немного пылью. Даже это нравилось Васе. Пусть не сразу все получалось и все тело болело, особенно вначале, зато здесь, среди сверстников, он наконец-то чувствовал себя свободным от унизительного бабского контроля и удушающей заботы. Он упорно, почти фанатично тренировался, отрабатывая каждое движение по многу раз, и вскоре кое-что стало получаться… Даже тренер хвалил. Вася расцветал от гордости и чувствовал себя почти счастливым.
Но дело было не только в этом. В тот год у него появилась собственная, тщательно оберегаемая от посторонних глаз тайна.
В секции занимался Андрей Смоляков — спортсмен, отличник, гордость школы… Парень был красив, как бог. Каждый раз, когда Вася видел его, смотрел в дерзкие голубые глаза, он чувствовал, как сладко замирает в груди сердце. Когда отрабатывали удары и броски в парах, было страшно причинить Андрею боль. Прикосновения к его телу, его запах вызывали и вовсе странное волнение и трепет… Тренер еще ругался:
— Ты бей как следует! Что ты гладишь его, как девчонку? Эх, учи вас…
Что бы он понимал!
В душевой Вася украдкой разглядывал безупречные линии тела Смолякова и просто млел от счастья и смутных мечтаний. Очень страшно было, что кто-нибудь заметит его взгляд, и Вася радовался, что маленькая тесная помывочная всегда была заполнена клубами пара.
Постепенно они подружились. Андрей был парень не злой, не заносчивый и как будто даже не замечал своего физического совершенства. Ребята вместе ходили домой после занятий, благо жили почти по соседству, говорили о музыке (обоим нравились группы «Пикник» и «Сектор газа»), о новых фильмах, ну и о спорте, конечно…
Все закончилось в один день. Вася возвращался домой из школы. Стояла середина осени, когда неба не видно от серых туч и промозглый ветер навевает самые мрачные мысли, вгоняя людей в простуды и осеннюю депрессию, но у Васи настроение было хорошее. Подумаешь, погода! Вася думал о том, что сегодня опять тренировка и Андрей будет там, как всегда…
— Эй, Васек, привет!
Он обернулся и увидел приятеля, машущего с противоположной стороны улицы. Да не одного, а с Ленкой Зубаревой, что училась с Васей в одном классе, считалась самой красивой девочкой и вечно строила глазки парням. Молодой учитель истории Николай Петрович, которого за глаза все звали просто Коленькой, почему-то всегда краснел, вызывая ее к доске…
А теперь она была рядом с Андреем. Они шли по улице, обнявшись, и то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Вася застыл в полном замешательстве, но Андрей ничуть не смутился.
— Привет, Васек! А я сегодня забить решил на тренировку. Мы тут с Ленкой в кино собрались… Хочешь с нами? Леночка может подружке какой-нибудь позвонить…
Вася не ответил. Он развернулся на месте и почти побежал прочь, лишь бы не видеть их. Горло перехватило от обиды, в глазах стояли злые невыплаканные слезы. Какая грязь, какая гадость! Он посмел променять их дружбу на какую-то девку!
Предатель.
С того дня Андрей перестал для него существовать — и спорт тоже. На радость маме Вася бросил тренировки. Теперь все вечера он проводил дома за книгами. Матери говорил, что готовится к поступлению в институт, но на самом деле просто читал все, что попадалось под руку, благо библиотека в доме была богатая.
Снова потянулись унылые дни, похожие один на другой. Вася окончил школу, по настоянию мамы поступил на юридический, ходил на занятия… Однокурсников он так же сторонился, а девицы не вызывали ничего, кроме раздражения.
Он чувствовал себя как пассажир, отставший от поезда на глухом полустанке. Должен ведь когда-то появиться другой состав, чтобы унести его из этой глуши? Правда, иногда казалось, что поезд уже никогда не придет…
В такие дни Васю охватывало отчаяние. Совершенно непонятно было, зачем просыпаться по утрам, идти в институт, слушать дурацкие лекции, а потом возвращаться домой и снова видеть те же опостылевшие стены, выслушивать нравоучения матери и бабкины бесконечные капризы.
Немного легче было летом. Дача в Тыльяново — старом обжитом месте, овеянном легендами, где когда-то ходили по дорожкам известные писатели, актеры, ученые, и военные, давала хотя бы временное спасение. Вася уходил в лес, ложился на траву и долго-долго смотрел на высоченные сосны, словно подпирающие небо, на медленно плывущие облака… В такие минуты казалось, что он — всего лишь малая частица огромной Вселенной, что он нужен ей и рано или поздно непременно найдет свое, только ему уготованное место.
Только такие минуты давали силы жить дальше, тянуть постылую лямку и ждать, ждать ответа…
И ответ пришел — совершенно неожиданно.
Летом две тысячи второго года от сумасшедшей жары вокруг Москвы горели торфяные болота, над городом стояло удушливое марево. В воздухе пахло дымом, от него слезились глаза и першило в горле, люди кашляли и задыхались, у многих обострялись хронические заболевания, и «Скорая» не успевала выезжать на вызовы.
Софья Аркадьевна стала совсем плоха. Она постоянно жаловалась на сердце и с трудом вставала с постели. Прихварывала и Неля — от запаха гари у нее начались астматические приступы. Конечно, переносить жару за городом, на природе, было бы гораздо легче, но в тот год Вася уже оканчивал институт, впереди была защита диплома, о том, чтобы ехать вместе с женщинами, и речи быть не могло.