— Четыре… Вы готовы опять вступить в этот мир…
— Пять… Вы открываете глаза и чувствуете себя превосходно!
Вася ощутил жесткость коврика под лопатками, запах пыли и пота, почти как в школьном спортзале. Открыв глаза, он увидел, что снова находится в том самом подвальчике, куда пришел несколько часов назад. Вокруг были те же люди. Мир вернулся на привычное место.
Соседи также постепенно приходили в себя. Они протирали глаза, вертели головами, кто-то ощупывал свое тело, будто заново привыкая к нему.
Другие болтали без умолку, шумно делились впечатлениями. Очкастая девица оказалась египетской жрицей богини Хатор, и странно было видеть, как нескладная фигурка в клетчатом платье приобрела вдруг на мгновение царственную осанку и глаза, почти невидимые за толстыми выпуклыми линзами, сверкнули ярко-изумрудным светом.
Мужик в мятом пиджаке оказался крестьянином, жившим где-то в Северной Англии в середине шестнадцатого века (точнее он вспомнить не мог, знал только, что страной в то время правил добрый король Генрих VIII). Он казался разочарованным. Наверное, воображал, что в прошлой жизни был каким-нибудь Цезарем или Наполеоном, а тут такой облом!
Парень в рваных джинсах по имени Саша не мог забыть свое путешествие по узкому извилистому тоннелю.
— Я тут недавно «Побег из Шоушенка» посмотрел, там чувак из тюрьмы через канализацию линяет. Так тут покруче будет! — говорил он.
Василий отмалчивался. Рассказывать о пережитом не хотелось никому, особенно этим людям. Он ревниво хранил воспоминания, словно бесценное сокровище, и ни с кем не хотел делиться им. Так и ушел, не сказав никому ни слова.
В тот вечер он долго бродил по улицам, пытаясь разобраться в новых ощущениях. Чувства бурлили, искали выхода, но Василий пока и сам не мог выразить, что испытывает.
Твердо он знал только одно: теперь он не сможет жить так, как раньше.
Трагическую историю своего появления на свет он знал наизусть, мать никогда не упускала случая рассказать ее еще раз.
Но только теперь, пережив драму рождения, Василий понял причину своей обиды на женщину, что произвела его на свет.
Раньше он не знал, почему мать так чужда ему, почему ее прикосновения заставляют сжиматься и от одного только звука ее голоса к горлу подступает тошнота, но теперь глухая неприязнь превратилась в открытое негодование.
Столько лет он чувствовал себя отверженным, отторгнутым, выброшенным раньше времени из теплого чрева — единственного, пожалуй, места на свете, где человек испытывает благодатный покой! И ради чего? Почему она так поступила с ним? Думая об этом, Василий задыхался и сжимал кулаки в бессильной ярости. Глупая сука! Ну зачем ее понесло в тот день на работу? Чтобы показать московский Кремль десятку черномазых, которые вчера с пальмы слезли? Выслужиться перед начальством? Премию получить? Купить себе новую шмотку?
Но даже это теперь было не так уж важно. Гораздо больше волновало совсем другое… Теперь он понял главное — жизнь бесконечна! Много лет назад он уже жил на земле, и теперь не просто так снова пришел в этот мир. У него есть цель, более того — миссия! Совсем как у Ван Хельсинга, истребителя вампиров, или того персонажа модного писателя Демьяненко, который умел распознавать всякую нечисть, вроде оборотней и ведьм, боролся с ними в одиночку по мере своих сил, а потом тоже стал инквизитором.
Всю следующую неделю Василий думал об этом. Он чувствовал, что сделал только первый шаг на пути к осознанию самого себя, к поиску своего предназначения.
Теперь, когда новое знание обрушилось на него, подобно снежной лавине, требовалось время, чтобы освоиться с ним и понять, что делать дальше.
Каждый раз, выходя на улицу, Вася видел, что вокруг просто кишат ведьмы! Отец Иоганн умел распознавать их безошибочно, и теперь его опыт и умения достались юноше как бесценное наследство. Эти лживые глаза, змеиные изгибы тела, чувственные губы, распущенные волосы — все выдает прислужниц сатаны! Одни не догадываются об этом, другие открыто заявляют о своей причастности к темной стороне, даже дают объявления в газетах о магических услугах, выступают по телевизору, пишут книги…
Теперь эти твари чувствуют себя в полной безопасности, им нечего бояться — церковь давно не та, что прежде, и даже сам Папа Римский пошел на поводу у тупой толпы, прилюдно покаявшись за само существование священной инквизиции. А уж про Россию и говорить нечего… Здесь процессы над ведьмами и вовсе были редкостью, так что, как ни крути, страна всегда отставала от просвещенного Запада.
Василий задыхался от бессильного гнева. Он просто не знал, как жить дальше! Неужели придется получить диплом, устроиться на работу и день за днем составлять какие-нибудь договоры, консультировать бестолковых граждан или ходить в суд, защищая воришек и хулиганов? Если даже пойти служить в органы, все равно придется заниматься все той же банальной уголовщиной.
При одной мысли об этом на душе становилось противно. Как можно тратить свою жизнь на такую ерунду, если совсем рядом творится другое, гораздо более опасное зло?
Ну уж нет, это стало бы предательством по отношению к себе самому — и не только. Василий чувствовал, что отец Иоганн стоит у него за плечами, смотрит с надеждой, направляет и ободряет на нелегком пути — и не мог подвести его.
В конце концов Василий решился. Он будет вершить собственный суд над ведьмами! Ради этого он сделает все, что в его силах, и если его стараниями мир хоть немного очистится, то можно сказать, что жизнь он прожил не зря.
Оставался еще один вопрос: как это сделать, если под ногами постоянно путаются две старые глупые женщины? Своими куриными мозгами они никогда не смогут понять его предназначения! Конечно, рано или поздно им придется отправиться в мир иной, и тогда он будет свободен, но это может произойти еще не скоро, а ждать не было сил.
Василий думал долго, напряженно, прикидывал так и эдак, и наконец у него созрел план…
Жарким днем он приехал на дачу с большим пакетом всякой всячины и положил на стол новенький диплом об окончании вуза. Мама с бабушкой радостно ахали, всплескивая руками, даже прослезились, а он только молчал и улыбался.
Событие решили отметить. На столе появились пирожные, фрукты, шоколадные конфеты и бутылочка приторно-сладкого кагора, к которому в последнее время пристрастилась Софья Аркадьевна.
— Рюмочку, только рюмочку! — любила повторять она. — Для здоровья очень полезно. Замечательно расширяет сосуды.
Часов в десять вечера, когда обе женщины уже собирались ложиться спать, Вася ушел.
Как раз в тот день подросшие отпрыски бывшей советской элиты шумной компанией отмечали день рождения Владика Горчевского — сына прославленного в советские годы режиссера, снявшего не один фильм про героических революционеров, стахановцев и солдат Великой Отечественной, а потому обласканного властью, маститого и благополучного.
В постперестроечные годы положение режиссера несколько пошатнулось, стахановцы как-то вышли из моды, но и тут Вениамин Андреевич сумел проявить недюжинную гибкость, сняв несколько фильмов о буднях бандитской братвы. Кино получилось весьма достоверным, и в интервью режиссер часто говорил, что внимательно изучал материал, что у каждого героя есть реальный прототип…
Злые языки, конечно, болтали, что эти самые «прототипы» и спонсировали фильмы о самих себе, но мало ли что можно сказать! Успешный человек всегда вызывает зависть.
Сам Вениамин Андреевич как будто вовсе не обращал внимания на слухи. «Собака лает, а караван идет!» — любил повторять он. Вскоре он снова почувствовал себя на коне, мадам Горчевская цвела аки майская роза, не давая ни малейшего повода заподозрить свой истинный возраст и коротая время между салонами красоты и светскими тусовками, а Владик благополучно закончил ВГИК и собирался в самое ближайшее время пойти по стопам отца. Он даже начал подбирать актеров для съемок молодежной комедии под оригинальным названием «Клубешник».
День рождения отмечали с размахом. Родители тактично уехали в город, и возле отстроенного на месте старой дачи кокетливого кирпичного коттеджа не протолкнуться было от новых, сверкающих лаком автомобилей. Охране были даны четкие указания — беспрекословно пропускать всех гостей, указанных в длинном списке.
Вася отправился туда на правах товарища детства. Было время, когда они с Владиком вместе играли в песочек под надзором бабушек… Он вручил подарок — красивый серебряный бокал с узором из цветов и листьев — произнес подобающие поздравления… Сам именинник немного удивился: с Василием они почти не общались, слишком уж он был нелюдимый, но ведь не выгонять же соседа! Его приняли, усадили за стол, налили вина и тут же забыли о нем. Тусовка собралась большая, одним гостем больше или меньше — какая разница?
Как все, он выпивал и закусывал, поднимал свой стакан за именинника и даже произнес в его честь витиеватый тост. После полуночи, когда все присутствующие уже были изрядно пьяны, многие разбрелись по парам и устроились где придется — в комнатах, на веранде, а то и прямо в саду на открытом воздухе. Благо, ночь была теплая…
Вася уединился с Люськой Коршиной — дочкой известного когда-то партийного босса, а теперь студенткой института международных отношений и заядлой тусовщицей. Люська была девушка сговорчивая, а потому не спал с ней только ленивый. Когда Вася предложил «перепихнуться по-быстрому», она охотно согласилась. Маленькая комнатка вроде кладовки на первом этаже оказалась свободной, и узкая постель, неведомо кем и для кого здесь приготовленная, приняла их в свои объятия…
Домой Вася вернулся только к полудню — и застал там машины «Скорой» и милиции. Соседка Валентина Петровна утром зашла навестить Софью Аркадьевну, принести ей обещанные семена какой-то там особенной настурции. Дверь в дом оказалась заперта, и это уже было странно: старушка обычно вставала с первыми петухами. Соседка встревожилась, стала стучать, но ей никто не открыл. Обойдя дом, она заглянула в окно и увидела, что Софья Аркадьевна лежит в постели с открытым ртом и посиневшим лицом.