— Я так понял, это ни то мелкие тролли, ни то кто-то из Народа Холмов, — ответил конунг.
— Ладно, парень, — продолжил он обращаясь ко мне, — бери свою жену и идите куда-нибудь, где не так людно. Может, если не сыновьям, так хоть внукам передам власть.
Мы сидели на берегу залива и целовались. Фианна больше не плакала, хотя внезапная перемена в её судьбе была для девушки настоящим потрясением. Ей придётся покинуть свой зелёный остров и уплыть далеко-далеко, и, возможно, она никогда уже не увидит изумрудной травы острова святого Патрика. Она сидела у меня на коленях и бедром ощущала моё желание. Девушка, смущаясь, пыталась предложить себя для исполнения супружеских обязанностей, но я мягко её остановил. Мне не хотелось, чтобы её первый раз был в спешке с потным и грязным мужиком. Нормально помыться было негде. Вот, прибудем домой, отмоемся как следует в баньке, а там можно и поисполнять. Пока же я целовал её неумелые губы и гладил выступающие части тела. Она смущалась и тихонечко сопела.
Мы учились понимать друг-друга. Выучили несколько слов типа "голова", "волосы", "рука", "нога", ну и другие части тела, а том числе и более интересные и познакомились с ними немного поближе.
— А Йиа, акх та шей мор![2] — Прошептала Фианна, распустив завязку моих штанов и шаря в их недрах. Потом достала руку наружу, показала расстояние, разведя ладони, — мор агус круа! [3]
— А ты знаешь, как сказать мужчине приятное, — потрепал я её по рыжим вьющимся локонам.
На второй день мы отправились в дальнейший путь домой, планируя обогнуть остров англов и саксов с западной стороны. С моей супругой отправили служанку, молоденькую девушку по имени Рошин, примерно одних лет с Фианной и монаха средних лет в качестве духовника. Епископ, проспавшись, пришёл к выводу, что не дело отпускать христианскую душу в вертеп язычников без духовного сопровождения. Брат Тук немного знал датский, а, значит, худо-бедно, мог переводить для Фианны, пока та учит язык супруга.
Дойдя до Скаггерака, мы пристали к берегу и честно выгрузили всё, что добыли, на песок. Началась самая увлекательная часть нашего пути — делёжка добычи. У наших вождей всё было оговорено заранее, кому чего и сколько. На мою долю пришлось около ста пятидесяти марок серебром. Безумные деньги. Можно два драккара купить.
Фианна смотрела на эту кучу серебра заинтересованно, но, отнюдь, не жадно.
— Что ты покупай на эта монета? — спросила она меня, когда я упаковал свою долю в кожаный мешок.
— Драккар. И увеличу хирд. И что-нибудь тебе.
— Ньиль, — затрясла она головой, — Я надо ничто. Кромъйе…, - она покраснела, глядя мне ниже ремня.
— Ну, от кое-каких вещей тебе всё-таки не отвертеться, — улыбнулся я смущённой девушке. — у замужней женщины должны быть определённые вещи, чтобы все знали, что она замужняя.
До Висбю добрались без особых приключений. Известие о крайне удачном походе Грюнварда прошло по острову со скоростью лесного пожара. Его самого и его хирдманов осаждали распросами. Жены местных бондов осаждали распросами и советами мою супругу. Хорошо, что она не понимала и половины их советов. Но кумушки всё равно были счастливы, они пообщались не с кем-то там, а с дочерью ирландского конунга. Меня же осаждали претенденты в мой хирд. Первичный отсев проводили Олаф и Сигурд. Хротгар и Хельги проверяли оставшихся более тщательно. С прошедшими сквозь их отбор имел дело уже я. Набралось в результате ещё десятка полтора.
Удалось и драккар прикупить. Он был не новым и, судя по отметинам на бортах, не один раз переходил из рук в руки. Его стали считать кораблём, приносящим несчастья. А, потому, отдавали всего за три десятка марок. Передав требуемую сумму хозяину и получив от него при свидетельстве уважаемых людей подтверждение о передаче собственности, я достал из мешка кувшинчик с вином.
— Нарекаю тебя "Оугайва"[4]! — произнёс я, разбивая кувшинчик о форштевень. Неси же беду моим врагам!
До Русгарда добрались без приключений. Течи, практически, не было, мачта не сломалась и вёсла из рук гребцов не вываливались. Так что, прибыли засветло и увидели жирный чёрный дым, поднимающийся со стороны нашего селения.
— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — промелькнула немоя мысль, — Привёз, называется, жену.
— Хельги, разведка!
— Да, мой хёвдинг! — бьёт себя кулаком в грудь мой хирдман и выпрыгивает за борт на прибрежный песок.
— Остальные, вооружиться и быть готовыми!
Нестройный ответ заставил меня поморщиться. Ничего, я из вас сделаю людей.
Со стороны селения примчался Хельги, доложил,
— Часть рабов всё-таки сбежала к родне. Некоторых выдали за вознаграждение, а другие, наоборот, пришли месть мстить. Четыре племени. Хальгрим их на подходе перестрелял из стреломётов. Они их понаделали по три штуки на человека. А у некоторых и по четыре. С остатками рубились. Нам сожгли две клети. Кнорр в полном порядке. Дым — это убитых эстов сжигают. У нас пятеро легкораненых и один без руки остался. Кисть отрубили.
— Кисть воину не главное. Заживёт, придумаем как использовать. — заметил я и обернувшись спросил брата Тука,
— Святой брат, а чего это ты так вырядился?
На скромном монахе был железный шлем, а в руках он держал здоровую дубину, сделанную из комеля какого-то дерева.
— Я не однократно отражал нападения на нашу мирную обитель, и, клянусь святым Дунстаном, знаю, как обеспечить встречу плохого человека и Господа! — монах истово перекрестился.
— Парни, вытаскиваем драккар. Прилив доходит вон до тех камней. Завтра его смолим, затем, строим корабельный дом. Ну и упражнения. Поздравляю вас, парни, начинается время страданий.
Державшая оборону часть отряда встретила нас радостными криками. А когда узнали, насколько у нас возрасло благосостояние радость перешла в ликование. Новость же про свой драккар привела парней в состояние, близкое к экстазу. Лето было в самом разгаре и до осени можно было успеть сбегать куда-нибудь не слишком далеко.
Рю-хёвдинг, баня готова! — поклонился молодой трэль. Смотри-ка, пообломались.
Беру жену за руку и обращаясь к Рошин говорю,
— Приготовь для госпожи новое платье и сорочку и не забудь всё остальное.
Подпираю изнутри дверь нашей бани. В предбаннике тепло, почти жарко. Развызываю пояс Фианны. Расстёгиваю фибулы и её платье падает к ногам, она остаётся в одной сорочке, которая начинает намокать от пота. Тонкий лён становится почти прозрачным. Девушка смущается и прикрывает проступившие соски.
Даю ей обвыкнуться, раздеваясь до нижней рубахи. Аккуратно складываю свою одежду подбираю её платье и тоже кладу на лавку.
Пытаюсь снять с неё сорочку.
— Нъельзя, — трясёт она головой, — мужчина нъельзя смотреть. Грех!
— Я слышал, — возражаю я, — по вашей вере Бог сотворил людей без одежды. И люди не имели греха, глядя друг на друга.
Замирает, думает, потом говорит,
— Простить свой жена, — и решительно снимает с плеч бретельки. Оказывается рыжие, они рыжие везде.
Поднимаю за подбородок её опущенную голову, заглядываю в глаза, которые опять полны слёз,
— Ты у меня очень красивая.
— Ах-ах-ах-ооох, — берёзовый веничек гуляет по белой спине, попке и ножкам. Пар наполняет небольшое помещение. Уставшее тело пропитывается жаром и самые глубокие напряженные мускулы расслабляются. Накатывает блаженство. Начинаю разминать и поглаживать размягшее тело. Фианна стонет. Потом, тихонько ойкает.
— Вот теперь ты настоящая женщина. Мужняя жена, — объявляю я ей.
— А Йиа, акх та шей мор! — довольно шепчет моя жена.
__________
[1] Суд чести — судебный поединок. Аналог скандинавского хольмганга.
[2] О, Боже, какой он большой!
[3] Большой и твёрдый
[4] "Беда". Как драккар вы назовёте, то врагам он понесёт.
На этом заканчивается история просто Рю.
Начинается история Рю-хёвдинга, с которой можно ознакомиться по адресу https://author.today/work/475236