— Я часть этого стада, которое не поняло тебя и сделало то, что делают, когда не понимают.
Перестав складывать учебники, я поворачиваю голову и пристально смотрю на нее. В отличии от меня Кара нисколько не изменилась. Она все так же красива со своей темной гладкой кожей, мелкими колечками на голове и дерзкой улыбкой. От меня прежней, которую она знала, лишь яркие волосы, скрывающиеся под капюшоном огромной черной толстовки.
Не знаю, что я ждала от нее услышать, увидев здесь. Но явно не это.
Мне снова не приходится отвечать. Если честно, я и не знаю, что. Но, похоже, Кара подразумевала, что я не произнесу ни слова.
— Я не могу отличиться от них, потому что уже отличаюсь, — продолжает она. — Темнокожая мормонка, — усмехнувшись, Кара бросает беглый взгляд в сторону. — Мы держимся за что угодно, чтобы не стать изгоями.
Когда она замолкает, я снова отворачиваюсь. Несмотря на свои слова, не похоже, что Кара оправдывается. И это мне тоже нравится. Ей это ни к чему и не в ее характере вообще. Так же, как и извинения, которые она слава богу не произносит. Мне не совсем понятны ее мотивы на данный момент, но… что-то ее подтолкнуло подойти ко мне спустя столько времени и сказать все это.
За ее спиной появляются знакомые силуэты у дверей спортзала. Они говорят между собой и смеются. Я не смотрю, опустив глаза в пол, потому что именно так я делаю последние несколько месяцев. Но Кара оборачивается. Когда я снова чувствую на себе ее взгляд, я поднимаю глаза. На ее лице смесь различных эмоций, в основном составляющих одну единственную: злость.
Кара поддается чуть вперед, наклоняясь ко мне, и произносит, четко проговаривая каждую букву одного единственного слова:
— Возвращайся.
Мои легкие пустеют. Она уходит, не обернувшись. Я же продолжаю стоять перед распахнутым шкафчиком и пытаюсь перевести дыхание.
Почему мне так трудно дышать?
Делая над собой огромное усилие, я хватаюсь за дверцу и захлопываю шкафчик. Ниже натягивая капюшон толстовки, я спешу к выходу, когда раздается звонок.
— Не хочешь со мной поделиться?
Удивленно посмотрев на доктора Бордмана, я подпираю подбородок ладонью, тем самым упираясь локтем в колено. Так сидеть не совсем удобно, но я уже не знаю, куда деть свои руки.
— Я ведь уже всё сказала, — лениво тяну я.
Доктор Бордман кладет на колени свой планшет и на несколько секунд замолкает. В это время я отмечаю, что он наконец-то надел одинаковые носки. Я никогда ему не говорила об этом. Когда он садился в свое кресло напротив меня, как сидит сейчас, и клал одну ногу на другую, я несколько раз замечала под его задранными штанинами разные носки. Не то чтобы он надевал один красный, а второй зеленый, вовсе нет. Это были всегда темные, но с разными ромбиками или кубиками носки. Они всегда были разными.
Но не в этот раз. Интересно, какие у него произошли перемены?
Доктор Бордман тихо прочищает горло и снова устремляет на меня свой профессиональный взгляд.
— Итак?
— Итак, — повторяю я.
Он наигранно грозит мне пальцем, затем прячет улыбку.
— Ты напугала их, ты знаешь это.
Знаю. Я снова это сделала.
— Мне стыдно, — признаюсь, сев прямо. — Я извинилась. Много раз.
Доктор Бордман кивает.
— Хорошо. Расскажи мне, где ты была и что делала. Все, что захочешь и сможешь рассказать.
Мне всегда нужно время прежде чем начать говорить. И сейчас это время уходит на воспоминания половины дня, которую я провела, прогуливая школу.
Я не знаю, как сказать своему психотерапевту, что одно-единственное слово Кары заставило меня выбежать из школы и идти, куда глаза глядят. Он подумает, что я сумасшедшая. То есть…черт, он уже так думает, учитывая то, что я сижу напротив него. Но прибавлять еще и это к своим странностям я не хочу.
Будто прочитав мои мысли, доктор Бордман добавляет:
— Ты не сумасшедшая, Эйв.
Что за…
— Я гуляла.
И это правда.
Я бреду по знакомым улицам, пока не оказываюсь на том же самом стадионе начальной школы. Но там людно, так как уроки только начались. Обойдя стадион, я оказываюсь за школой на небольшом склоне, откуда видны далекие фермы. Я сажусь прямо на холодную землю и достаю телефон. В моих ушах играет Холзи Eyes Closed, и каждой клеточкой тела я ощущаю странную невесомость. Во мне борются несколько чувств, которые на этот раз я не игнорирую. Мне нужно решить и определиться, кто я в конце концов? Какой я была и какой стала? Кто из них лучше? Какая версия меня настоящая?
Чем больше я думаю, тем больше запутываюсь и прихожу к выводу, что ни одна из этих версий не является мной.
Кара сказала «возвращайся», но я не могу. Я не стану той Эйвери. Но и этой больше быть не хочу.
— Эйвери? — Голос доктора Бордмана выдергивает меня из недавних воспоминаний.
— Я гуляла и слушала музыку, — отвечаю я. — Мне жаль, что пришлось уйти с уроков. Честно. Больше такого не повторится.
— Ты говоришь заученные фразы.
Он снова прав. Меня даже это начинает раздражать.
— Послушайте, док. У меня все хорошо. Я действительно делаю, как вы советуете.
Доктор Бордман внимательно смотрит на меня.
— Ты делаешь это только для того, чтобы от тебя отстали. Я хочу, чтобы ты хотела сама.
Я вздыхаю, откидываясь в кресле.
— Именно об этом я и думала сегодня.
Похоже, мне удалось его убедить. Взгляд дока становится слишком заинтересованным.
— Серьезно?
— Да. Я хочу привести себя в порядок. Прежней мне не стать, но я хотя бы смогу контролировать мысли, которые сделали меня такой. — Я указываю на саму себя.
— Ты хочешь измениться?
— А это возможно?
Он кивает, затем заносит информацию в свой планшет.
— Это огромный шаг, Эйвери, — произносит он, тепло взглянув на меня.
Знаю-знаю. Я бы сказала огромный.
— Думаю, нужно будет уменьшить дозу твоих таблеток.
Так быстро? Он серьезно?
Прочитав удивление на моем лице, доктор Бордман потирает подбородок.
— Постепенно, шаг за шагом. Не спеши, не впускай в свою голову все сразу. После случившегося ты не сможешь проснуться однажды и вдруг понять, что хочешь все вернуть на свои места. Так не бывает. Я рад, что ты понимаешь, что все это изменило тебя. Но несмотря на причины, эти перемены могут оказать самое лучшее влияние. Нужно всего лишь подождать. Ты понимаешь?
Кивнув, я по привычке вытягиваю рукава толстовки, полностью скрывая кисти рук. Доктор Бордман обращает на это внимание каждый раз. Но он никто об этом не говорит.
— Думаю, на сегодня все, — с улыбкой произносит он, откладывая планшет. — Теперь я должен поговорить с твоей мамой.
Попрощавшись с ним, я выхожу в приемную. Мама соскакивает с дивана и за секунду оказывается возле меня. Сегодня я изрядно потрепала им нервы. Заметив, что меня нет на уроках, Хелен позвонила маме, которая сказала, что отвезла меня в школу. Они обе перепугались, но хорошо, что хоть у обеих хватило выдержки не позвонить папе. Я позвонила маме, когда заметила на телефоне работающий авиарежим и отключила его. Я должна была сделать это раньше, но я даже не подумала. И мне действительно за это стыдно.
Мама проводит ладонью по моей щеке и приветствует доктора Бордмана. Он много спрашивал меня о ней и наших отношениях, поэтому согласился, при отсутствии папы, проводить сеансы с мамой. Это даже лучше. Хелен не нужно ходить на эти приемы, особенно одной.
Пока сижу в приемной, вспоминаю, что у Ноя сегодня тренировка. Посмотрев на телефон, а затем на дверь кабинета дока, прикидываю время. Я успею на тренировку брата, а затем приведу его домой как обычно. Надеюсь, Хелен мне это позволит.
Раздираемая противоречивыми чувствами, я пишу ей сообщение.
Я: Успею на тренировку Ноя, затем приведу его домой. Не против?
У нее занятия, но она всегда отвечает. На этот раз ее сообщение задерживается. И я даже догадываюсь почему. Наверняка, она сидит с открытым ртом, читая мою эсэмэску. Я не писала ей тысячу лет.
Наконец-то, ответ приходит.
Хелен: Конечно! Он будет рад.
Затем через пару секунд приходит еще одна эсэмэс.
Хелен: Останься на ужин.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Энтони
И все же Ной похож на своего старшего брата. Никогда этого не замечал, не только потому, что мало обращал внимания на этого мальчугана, но и потому, что это казалось маловероятным. Ной спокойный и улыбчивый, а Ноэль — сгусток необузданной энергии. Но глядя сейчас на серьезное и сосредоточенное лицо Ноя, сомнений у меня не остается. Губы крепко сжаты, взгляд карих глаз сосредоточен только на шайбе.
Сегодня я снова пришел на тренировку слишком рано, но сделал это намеренно, так как в прошлый раз обещал Ною посмотреть его тренировку. Арена вмещает только тысячу человек, и сейчас она заполнена лишь немногими родителями. На этот раз я сижу возле самого бортика и с интересом наблюдаю за детьми. Неужели я тоже был таким неловким? Забавно. С моего лица не сходит глупая улыбка. Ной уже заметил меня, поэтому небрежно мне махнув, снова сосредоточился на игре. Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, я поворачиваю голову. Справа от меня в соседней секции, и так же в первом ярду сидит Эйвери. Она не отворачивается, поэтому мы смотрим друг на друга в течении нескольких долгих секунд.
Сегодняшнее утро было одним из самых неловких моментов моей жизни. И я даже не могу сказать почему. Эйв, ее мама, Ингрид — всё это было странно для меня. В машине Ингрид молчала, по всему видимому ощущая, исходящую от меня отстраненность. Затем в школе я откровенно ее избегал. Она ни в чем не виновата, и я вел себя глупо, но я просто не мог сегодня находиться рядом с ней.
Эйв ушла с уроков. Так я решил, потому что видел ее в школе. С ней была Кара, и похоже все этому удивились, но она вела себя как обычно и никто не задавал ей вопросов. Я пытался, но она меня избегала. Такой была первая половина дня. Все друг друга избегали, не желая говорить.