Неподалёку на камне сидела Сумерла и сверлила Ольгу невыносимо умоляющим взглядом: мол, не стой! Сделай то, что нужно! Ты одна это можешь: сейчас всё в твоих руках, а я бессильна помочь.
За спиной снова раздались подозрительные звуки. Она обернулась и прямо-таки завизжала, вцепившись в Ветку:
— Не смей! Прекрати!
Сестрёнка прислонилась щекой к губам истукана. В глазах ни капли рассудка, на губах улыбка идиота. Ветка попросту растворялась в каком-то мощном воздействии. И щадить её не собирались. В правой руке грубый железный нож. Левое запястья подставлено под лезвие. Ещё миг, и человеческая кровь вновь, как тысячи лет назад, окропит кровожаждущего идола.
Отрывать зомби от камня бесполезно: нож опередит. Ольга подхватила с земли камень и ударила сестру по затылку. Ветка повалилась на бок, не издав ни единого звука. Нож так крепко засел в руке заклятого заложного мертвеца, что пришлось её выворачивать, наплевав на возможные увечья.
Земля под ногами так вздрогнула, что Ольгу швырнуло на спину. Но лук уже принялся за работу, пуская в полёт первую блисковицу. С категорическим наказом ни в коем случае не убивать дерущихся приставников. Понятливая стрелка чиркнула по левому плечу деда, оставив на нём дымившуюся дыру и красный ожёг. Правильно — машинально отметила лучница: левая ему для битвы не нужна. Вторая стрелка обожгла шею мечника — этому нужны в бою обе руки.
Богатыри опамятовались. Согнувшись и сцепив свои лапы на затылке друг друга, замерли, уткнувшись лбами. Наконец-то увидели незамутнённым взором глаза супротивника и резко отпрянули. Второй толчок земли отправил их в полёт. А Ольгу подкинуло и швырнуло на истукана. Мощное змеиное тело пронеслось мимо, подцепив лучницу клювом за опояску. И уволакивая прочь за секунду до столкновения.
Могла разбить голову — с облегчением выдохнула Ольга, оказавшись на ходящей ходуном земле. И тогда каменная баба Марго получила бы вожделенные капли крови.
— Цела? — прозвучал над ухом родной мужской голос.
Илья подхватил жену, оторвал от земли, прижал к шумно раздувавшейся и опадавшей груди.
Дед оттаскивал от муторно стонавшего истукана Ветку, вскинув её на здоровое плечо и потирая обожжённое. Земля гудела, скалы вокруг дрожали, как в лихорадке. И медленно осыпались песком, стирая картинку созданного Ма-Са-Та сектора. Деревья растворялись в воздухе. Речушка разлеталась во все стороны мириадами испарявшихся на лету капель. В воздухе висела Гарафена, на голове которой сидел маленький Речной дух и заламывал руки: его лишили дома.
Наконец, осталась одна ровная, как стол земля: ни травинки, ни камушка. Чистый лист бумаги, на котором кто-нибудь начнёт заново создавать свой локальный мирок.
Гата мельком окинула образовавшийся огромный пустырь — только и всего. Ольга ждала более бурного проявления радости: всё-таки приставники уничтожили её более могущественную врагиню. Но Сумерла выглядела кисло. И явно готовилась сообщить что-то очень неприятное. Полковник молча ждал — остальным тоже пришлось поумерить тревожное любопытство. Наконец, Гата будто через силу молвила:
— Отправляйтесь к себе в терем. Там всё и узнаете. А мне быть с вами сейчас невместно. Подвела я вас.
И пропала.
— Полковник, это беда, — выдавила из себя Ольга, гоня прочь назойливо лезущие в голову кошмарные догадки.
— Думаю, да, — мрачно согласился он и приказал: — Двинули.
Они оказались на опушке своего леска и сначала немного постояли, всматриваясь в двойника родного дома. Нарядный, как игрушка, терем-теремок вроде в порядке. Окружавший его заговорённый частокол тоже.
— Как тихо, — прошептала окончательно пришедшая в себя Ветка, обшаривая округлившимися глазами поляну перед частоколом.
И вправду тихо — осознала Ольга, что её так насторожило. В межмирье не водятся обычные животные — только мелкие духи, за долгие столетия перевоплотившиеся в некое подобие живности. В последние несколько дней они буквально заполонили сектор приставников, где чувствовали себя вольготно. Местный Леший их привечал, и вокруг терема постоянно кто-то прохаживался, проскакивал, пробегал, прошмыгивал или шуршал в траве. Духи, ставшие разнообразными — а порой и причудливыми — птахами чирикали и свиристели наперебой. А теперь…
— Вперёд, — сухо приказал дед.
Они подбежали к воротам — те раскрылись навстречу хозяевам так уж медленно, с таким траурным скрипом, что Ольге и вовсе стало худо на сердце. Траурно понурился и сидящий на крыльце Нешто-Нашто. В межмирье он всегда выглядел хоть и замызганным, но вполне реальным человеком. Теперь же дух истончился настолько, что сквозь него отчётливо просматривались ступени высокой лестницы.
— Где? — вдруг как-то разом поник Степан Степаныч.
Нешто горестно скуксился и показал головой: в доме.
— Деда, ты чего? — жалобно пролепетала Ветка.
— Не может быть, — прошептала Ольга, отчаянно замотав головой.
Илья сдавил ей плечи железными ручищами и встряхнул:
— Что случилось?
— Бабуленька, — еле слышно выдохнула Ветка.
Упала на коленки и зарыдала навзрыд.
— Отец? — требовательно окликнул Илья застывшего столбом полковника. — Прекратить! Ну, ладно они, а ты-то? Информации ноль, а вы уже…
— Да, нет, Илюха, — прохрипел дед и уселся на траву, свесив руки меж колен: — Всё верно.
Он уставился исподлобья на крыльцо, куда из терема вышла его супруга. Не в грубой допотопной рубахе, ни в княжеском опашне, а в домашних стареньких джинсах с протёртыми швами. И в мужниной клетчатой рубахе навыпуск с закатанными рукавами.
Навь принимает духа в том наряде, что был на нём с последним ударом сердца — про то всякий знает. Ноги Ольги подрубило — она упала на колени и замерла, не желая верить, а тем более принимать грянувшую беду. Ветка рыдала в ладошки, закрыв ими лицо, и вздрагивая всем телом. Слёз не было — откуда они здесь? А горе настигает везде, куда бы не занесло душу: в Явь, в Навь или в саму Правь.
— Ну, хватит! — сердито набросилась на сражённых родичей Лада Всеславна. — Можно подумать, мне кто-то тысячу лет жизни гарантировал. А я всё профукала.
— Могла бы ещё пожить, — как-то устало процедил сквозь зубы полковник.
Глава 26
Заделье на пенсии
— Могла бы, не могла бы, — разворчалась бабуленька, спускаясь с крыльца. — Ты тоже много, чего мог бы. Генералом стать, — съязвила она, — когда мне захотелось в Москве пожить. Шубу соболью жене купить.
На крыльцо из терема выкатилась вся лохматая троица: Суседко с Запечником и Жихоней. Они подкатились под бок Нешто и замерли неживыми куколками.
— Ты же сама отказалась! — оживая на глазах, возмутился оговорённый супруг.
Ольге показалось, что он с диким усилием, но принял свершившееся. Жена помогла: не плакала, не стояла перед ними с убитым видом, а явила себя такую обычную, родную… и живую.
— Потому что опоздал, — нравоучительным тоном отмела его оправдания бабуленька. — На пять лет и три месяца. Когда я уже перехотела.
— Ба, — всхлипнула Ветка, не в силах сдвинуться с места и кинуться к ней, прижаться.
Чтобы её обняли и гладили по спине, приговаривая: ну, Светик, уймись, не будь мокрой курицей — ты же внучка офицера.
— Включите мозги и не теребите мои нервы, — беспрекословным тоном потребовала Лада Всеславна, остановившись перед мужем: — Я всего лишь переехала жить в загородный дом. Куда вам, в отличие от всего остального человечества, путь не заказан. Можете являться, когда вздумается. Хотя слишком часто мозолить глаза не приглашаю.
Илья поднял с земли жену, поцеловал её в лоб — по нему и не скажешь, будто увидел нечто несусветное. К бабуленьке подошёл так, словно встретил ту в собственном доме. Склонился и поцеловал руку поразительной женщине — истинной подруге воина.
Не руку, а кулак — чуть успокоенная мужем, машинально отметила Ольга. Бабуленька благословила зятя поцелуем в макушку и отстранилась. В её глазах сверкнуло такое торжество победителя, какого во веки веков не достигнуть ни одному завоевателю.
Полковник тут же вскочил на ноги и протянул к ней руку:
— Ну?
— Гляди, — усмехнулась Лада Всеславна, раскрывая ладонь.
Где лежала и моргала красным глазом чёрная угольная вишенка. Опутанная огненными травинками. Огненные листики трепыхались язычками чистого пламени. В тот же миг вокруг бабуленьки закружились в хороводе остальные ледагашки.
— Седьмой, — выдохнула Ольга и подскочила к ней, как ужаленная: — Ба, ты…
— Конечно я, — отмахнулась та. — А кому, кроме меня? Вам бы он в руки не дался.
— Потому что мы не хранители очага? — не закончила кукситься Ветка, зато начала ненавидеть этот седьмой самый важный ключ.
— Потому что живым он в руки не даётся, — сухо ответила за бабуленьку объявившаяся на крыльце Сумерла.
— Ты знала?! — мгновенно взбесилась Ветка.
Илья вовремя цапнул её за руку — иначе дурёха понеслась бы убивать бессмертного духа.
Которому, впрочем, брыкливая девчонка пофиг. Сумерла и не взглянула на неё, напомнив персонально полковнику:
— Вы первые, из тех, кто сюда ходили, и дошли. Нынче же дошла даже твоя супружница. Хотя её путь оказался самым тяжким. Вы все знали, на что замахнулись. И вы пошли своею волей, без понуканий.
Объяснилась и по своему обыкновению исчезла, не попрощавшись.
— И я знала, — веско продолжила бабуленька. — От меня Гата не таилась: всё честно рассказала. И никаких заклятий-проклятий не накладывала, — уставив палец в лицо младшей необузданной внучки, строго предупредила она. — Только мне было решать. И я решила. На этом всё.
— Ты своё дело сделала, — мягко одобрил дед, обнимая свою любушку.
— Ну, так иди и делай своё, — усмехнулась та, шлёпнув бездельника по обхватившей её за талию лапище. — Мне такие соседи, как эта стерва Масатка, не нужны. У меня впереди вечность. Не хочу, чтобы она вечно мне докучала. Да! — спохватилась бабуленька. — Не забудьте документы из подпола забрать. Я туда их швырнула. В коробке с твоим дурацким пистолетом.